- Я наполовину шотландец, впрочем, вам это наверняка известно. Мы с покойным братом Патриком были сводными братьями - один отец, разные матери. И хотя Галлоуэи издавна были всей душой преданы священному делу освобождения Ирландии, шотландская земля так же близка моему сердцу.
- Я полагаю, вы уже составили представление о том, кто послал меня, - Шейн счел, что пора приступить к делу, но опять же, не сразу, в лоб, а аккуратным обходом.
- Я составил представление о том, кого вы хотели бы представлять в моих глазах, - ответил Ангус, и от его безмятежного, очень добродушного тона Питера бросило в холод. Больно уж не вязались внешний облик и прекрасно поставленная речь ирландца с антуражем подвала.
- Но пока это лишь слова, - завершил мысль Галлоуэй. - Им требуется достойное подтверждение.
- Я потратил немало времени, чтобы связаться с вами и думал, что рекомендации достаточно весомы, - заметил Шейн как можно более нейтрально.
- В наши дни рекомендации стоят весьма недорого, - с некоторой долей философии откликнулся Ангус. - Увы, я материалист в том смысле, который вкладывают в это понятие марксисты. Я верю только тому, в чем удостоверился сам. Рекомендации позволили вам войти сюда, но чтобы выйти, понадобится нечто большее.
- Тогда, с вашего позволения, я бы перешел к делу, только вот… - Шейн поморщился. - Вещи, о которых пойдет речь, слишком… конфиденциальны. Прошу простить, но здесь слишком много ушей.
- Да, вероятно, - задумчиво протянул Ангус и неожиданно, без паузы и перехода приказал:
- Скажите 'феномен'.
- Что? - не понял Шейн.
- Я попросил вас сказать слово 'феномен', - терпеливо повторил Галлоуэй. Он не сделал ни единого движения, даже не подмигнул, только поджал бледные губы. Но на плечи Шейну сразу легли мощные крепкие ладони громил за спиной, человек с пистолетом тоже придвинулся ближе.
- Феномен, - послушно выговорил Питер, отчаянно гадая, что бы это могло значить.
- Вознаграждение, - дал новое задание ирландец. Шейн повторил и сразу же получил новое указание.
- Этническая принадлежность.
- Тезаурус… Философский… Вызывающий…
Шейн повторил все указанное, стараясь выговаривать слова как можно тщательнее и, когда Галлоуэй сделал паузу, американец с плохо скрытым раздражением осведомился:
- Достаточно?
- Более чем, - спокойно промолвил Ангус. - Видите ли, друг мой… Означенные слова относятся к одним из самых сложных в английском языке, как в написании, так и в произношении. Как вы наверняка помните, я посвятил немалую часть своей жизни изучению языков во всем их многообразии. И сейчас меня интересовало не что вы говорите, а как вы это произносите.
Тяжелая хватка людей за спиной усилилась, Шейна буквально прижали к бочонку. Теперь он при всем желании не мог бы встать.
- Не пойму, к чему это, - Питер скорчил недовольную физиономию, стараясь побороть леденящий страх. - Но если опасаетесь, я могу написать то, что нужно, вы прочтете хоть сейчас, без посторонних глаз.
Шейн осторожно, без резких движений полез в карман и достал блокнот с карандашом. Все остальное, включая перочинный нож, у него забрали при обыске.
- Спасибо, не стоит, - мягко, с ноткой легкой печали в голосе отказался Ангус. - Это уже лишнее и ненужное.
- Объясните, - Шейн не раз оказывался на краю гибели, но такого в его практике еще не было. Подвал, похожий на склеп, доброжелательный, очень вежливый собеседник, который, похоже, уже приговорил Питера к смерти непонятно за что… Напутствие отца и рекомендация не связываться с европами вспомнились вновь, особенно остро.
- Видите ли, любой иностранный язык накладывается поверх базового, впитанного с младенчества. Это выражается и в конструировании фраз, и в манипуляциях голосового аппарата. Сколько бы не старался ученик, полного замещения не произойдет никогда. Ваш американский…
На последнем слове Ангус Галлоуэй усмехнулся.
- То есть американизированный вариант английского - очень хорош. Но я лингвист и ясно вижу, что этот язык для вас не родной. И мы ведь оба знаем, каким наречием вы пользовались по меньшей мере первые пять или шесть лет своей жизни, не так ли?
- Я родился не в Штатах, - сквозь зубы проговорил Шейн. - Могу рассказать вам историю своей жизни, если пожелаете.
- Не пожелаю, - вздохнул Ангус, и в этих словах Шейн прочитал свой приговор.
- Вы пожалеете об этом, - Питер враз охрип. - Те, кто послал меня, будут недовольны. А вы потеряете ценную возможность.
- Друг мой, это наивно, - снисходительно сказал Ангус, поднимаясь с бочонка и стряхивая со штанин невидимые пылинки. - Если вы не лазутчик, то ваше имя будет вписано в соответствующий мартиролог 'Dulce et decorum est', а руководители пришлют нового эмиссара, который вызовет больше доверия. Утешьтесь тем, что вы умрете за отчизну. Если же нет, вы не первый и не последний, кто пришел по мою душу.
Стрельнула одна из свечей, выпустил струйку черного дымка. На мгновение все взглянули в направлении подсвечника, и Шейн начал действовать.
На одно лишь мгновение враги ослабили внимание, и оказались в невыгодной конфигурации - поднявшийся на ноги Ангус встал по правую руку от пистолетчика, чуть ближе, чем следовало. Питер резким движением воткнул карандаш в ладонь одного из громил за спиной и одновременно швырнул блокнот в подсвечник. Вышло не очень удачно, одна свеча все-таки осталась гореть, но чернильные тени прыгнули из углов, еще больше скрадывая очертания, отвлекая внимание.
Получивший карандашом в руку, невольно вскрикнул от боли, его напарник машинально взглянул на раненого и ослабил хватку. Шейн молча, как змея в броске, ринулся вперед, на пистолетчика, обрушился на него всем телом, сбив с ног. Заодно опрокинул и растерявшегося лингвиста.
Стрелок оказался очень хорош, он уже успел вытащить пистолет, но оказавшийся сверху Шейн вцепился в кусок металла, как утопающий за спасательный шест, не давая нажать на спуск, стараясь вырвать оружие. Американец прекрасно понимал, что выигранные две-три секунды сейчас закончатся, а выстоять в рукопашной против нескольких противников шансов нет. Время замедлилось, раненый громила что-то вопил, потрясая окровавленной ладонью, звуки растягивались в протяжное завывание.
Питер с яростным рычанием ударил головой в лицо незадачливого стрелка, кровь из рассеченного зубами лба мгновенно залила глаза, но вражья хватка на пистолете ослабла. Шейн вырвал ствол и выстрелил стрелку в живот, вслепую. В замкнутом пространстве выстрел грохнул, как гаубичный залп. Морщась от боли в ушах, Шейн перекатился через спину, выцеливая тех, кто стоял за его бочонком. Они были уже совсем рядом, замахиваясь дубинами, но замешкались, мешая друг другу в полутьме, и Шейн оказался быстрее. Каждому досталось по две пули, для верности, в грудь, чтобы наверняка не промахнуться
Американец привалился к стене, тяжело дыша, сжимая пистолет и часто моргая, чтобы кровь из раны на лбу не залила глаза. Теперь он узнал модель - браунинг, 1922. Необычно, как правило ирландцы пользовались британскими армейскими револьверами Уэбли. Но так даже лучше. Пять выстрелов сделано, значит еще три осталось. Владелец оружия хрипел и сучил ногами, выкатив глаза и хлопая челюстью, как игрушка-щелкунчик. На пиджаке, вокруг широкого обожженного отверстия от выстрела в упор, расплывалось темное пятно.
Шейн перевел дух, чувствуя, как давление бьет в глаза и мозг, словно молотками стучит. Сердце гнало кровь по жилам с силой железнодорожного дизеля, еще не понимая, что все закончилось. Питер нашарил кепку раненого, приложил ее к голове страдальца, чтобы не забрызгаться кровью и приглушить шум. А затем добил раненого шестой пулей. Не из жалости - теперь, когда американец выжил, нахлынул запоздалый ужас. Ужас и понимание, что смерть прошла на расстоянии человеческого волоса. А за страхом пришла яркая вспышка ненависти и желания убивать в ответ.
Все так же, не вставая, Шейн направил пистолет на Галлоуэя, который поднялся на колени и простер вперед руки, будто закрываясь от пуль.
- Здесь есть электрический свет, - сказал Ангус, медленно опуская ладони. После криков и выстрелов, в погребе, воняющем кровью, пороховой гарью и страхом, его рассудительные слова прозвучали ужасающе спокойно.
- Сейчас свеча начнет гаснуть, тогда вы меня, скорее всего, застрелите, - предсказал Галлоуэй, и Шейн поневоле восхитился хладнокровием ирландца. Зрачки Ангуса расширились, превратившись в бездонные колодцы, на лице выступила испарина, но Галлоуэй держался с невероятной выдержкой.
- Это было бы преждевременно, - сообщил Ангус.
- Ты хотел убить меня, - прохрипел Шейн, почти выбрав свободный ход спускового крючка на браунинге. Больше всего Питер хотел прикончить человека, который минуту назад с легкостью приговорил его к смерти.
- А ты мог убить меня сразу, - отозвался Ангус, легко прочитавший все желания противника по его лицу. - Но не выстрелил, значит, это не было твоим заданием. И значит, нам есть, о чем поговорить.
Шейн невольно посмотрел в сторону высокой лестницы, уходящей под самый потолок, к двери.
- Никто не услышит. И никто не войдет, - опередил его Ангус. - Пока я не выйду. Кроме того, есть запасной выход.
- Скотина… Теперь уже хочешь говорить… - проговорил Шейн, все еще с яростью в голосе, но уже чуть спокойнее. Ангус понял, что самый опасный момент прошел, но его жизнь все еще висит на очень тонкой нити.