Глава 17
И раз… и два… Три!!
Шанов опустил гирю на пол и несколько раз глубоко вдохнул. В открытое настежь окно вливался холодный воздух, старался добраться до обнаженного человеческого торса, но отступал под напором внутреннего жара спортсмена. Шанов любил гири. В последнее десятилетие этот снаряд несколько сдал позиции под напором немецкой моды на 'атлетизм', который делал упор на работу со штангой. Но полковник не соблазнялся западными веяниями и хранил верность проверенной временем классике.
Как обычно, хорошая разминка разогнала кровь по телу, прогрела мышцы. Но все-таки что-то пошло не так… Не было привычной легкости мыслей, готовности прямо сейчас совершить что-то значимое и полезное. Тренировка казалась какой-то неполноценной, усеченной, а в сердце будто угнездилось крошечное зерно некой потаенной тоски.
Шанов прошел несколько раз по комнате, глубоко дыша, словно промывая легкие свежим воздухом, махнул руками, потряс пальцами, готовясь к новому подходу. Щемящее чувство тревоги и тоски не отпускало, скорее наоборот, потихоньку росло. Спортсмен стиснул зубы и шагнул к гире, твердо намереваясь выгнать нежданную душевную хворь хорошей изматывающей серией толчков с груди. И едва не сел на пол прямо там, где стоял.
Перед глазами прошел огненный зигзаг, яркий, словно в темной комнате внезапно включили мощную лампу. Слабость накатила мгновенно, как волна от взорванной плотины - обложила тело ватой, забила уши, стиснула голову мягким и в то же время прочнейшим обручем. Руки затряслись мелкой, противной дрожью, которая сразу же перекинулась на ноги. Шанов сделал пару неверных шагов и присел на аккуратно застеленную кровать, изо всех сил давя поступающую панику и ужас. Комнату перед глазами повело, и офицер не сразу сообразил, что это всего лишь головокружение. Шанов с трудом сменил сидячее положение на лежачее, но яркий зигзаг перед глазами никуда не делся, мерцая, как зловещее северное сияние. Тоска превратилась во всеохватное чувство полной, беспросветной безнадеги.
Шанов был на войне, получал ранения, но никогда не испытывал ничего подобного. Тогда раны лишь придавали яростного желания жить. Сейчас же хотелось без промедления наложить на себя руки, просто перестать существовать.
- О, черт… - только и смог, что шепотом выругаться сваленный внезапным недугом офицер. - Опять?..
* * *
Путешествие 'Куин Элизабет' подходило к концу, пароход швартовался поздним вечером в Глазго. Раньше, в старые добрые мирные времена, это было бы праздничное, радостное событие, собравшее множество народа, газетчиков и фотографов. Теперь все оказалось иначе. Курс рассчитывался таким образом, чтобы последние часы пути пришлись на темное время суток, для уменьшения риска. Хотя противолодочная оборона отбила у немецких субмарин охоту подстерегать транспорты у самого берега, отдельные сумасшедшие подводники иногда испытывали удачу. Временами успешно.
Последние сутки лайнер шел на полной скорости, чередуя стремительные броски по прямой с противолодочными зигзагами. Он то отклонялся на несколько градусов от курса, то возвращался обратно, мешая возможному наведению. В сопровождении эскорта эсминцев и авиации, соблюдающая светомаскировку 'Королева' больше походила на громаду линейного корабля или тяжелый войсковой транспорт, нежели на круизное судно высшего класса.
Радостное оживление, охватившее было пассажиров во время приближении к Острову, сменилось тревогой. Люди боялись оставаться в каютах, они старались собраться на открытых местах, в крайнем случае, на верхних палубах. Там, небольшими группами по пять-семь человек, пассажиры бесцельно ходили, разговаривали ни о чем, то и дело неосознанно оглядываясь в поисках чего-то, чего они и сами не ведали. Успокаивала только близость спасательных средств. Шлюпки и пробковые жилеты стали предметом самого пристального внимания и точками, у которых стихийно собирались целые компании. В конце концов, капитан приказал разгонять околошлюпочные сборища, но это мало помогло.
Даже Микки Мартину, при всей его жизнерадостности, было не по себе. Он крепился до последнего, зачеркивая дни в календаре лишь к вечеру, испытывая снисходительную жалость к тем слабым духом, кто делал это к полудню. Но в день прибытия поймал себя на том, что физически не может больше находиться в каюте. Мартин уже был готов часами бездумно смотреть по сторонам, вслушиваясь в успокаивающее урчание двигателей, высматривая белесые бурунчики торпед на темной мрачной воде.
Город был затенен, пирс практически пуст, лишь несколько небольших групп встречающих и редкие правительственные автомобили для особых персон под не менее редкими фонарями. Ни одного лишнего человека, только таможенники, портовая охрана и полиция. Мартин сошел на берег одним из первых. Досмотр багажа проводился в огромном ангаре, разделенном длинными стойками на ряд параллельных проходов. С собой у добровольца была лишь скромная дорожная поклажа, кроме того документы 'Арсенала' способствовали ускоренному прохождению бюрократических процедур, так что летчик не задержался на контроле.
Шейн прошел мимо пилота незамеченным, склонив голову, скрывая лицо под полями шляпы. Наемники Ченнолта были по-своему забавны, и в другое время Питер, возможно, перекинулся бы с Мартином парой слов. Бесполезных знакомств не бывает, к тому же Шейн-старший рассказывал, что в Мировую войну служил вместе с каким-то австралийцем, вдруг нашлись бы общие знакомые? Но сегодня Питера ждали важные и неотложные дела. Очень важные и очень неотложные. Да и не стоило привлекать к себе внимание.
Пройдя досмотр, Шейн направился к воротам, на первый взгляд неспешным, но ритмичным и решительным шагом. Тяжелый чемодан оттягивал руку. Американец озирался по сторонам, привычно надев маску простака и изумленного гостя туманного Острова, одновременно отмечая цепким профессиональным взглядом мельчайшие подробности окружающего мира. Шейна удивила необычно многочисленная охрана порта. Хорошо скрытая от беглого обывательского взгляда, она выдавала себя темными фигурами среди теней сооружений и техники. И замешавшимися в толпе прибывших неприметными людьми, чья объемистая бесформенная одежда скрывала оружие.
Порт охранялся и охранялся отменно. Несмотря на то, что Шейн не вез с собой ничего противозаконного, разве что маленький перочинный нож, покинув территорию порта, он вздохнул с облегчением. Попутчиков у 'коммивояжера' не оказалось, большая часть прибывших на 'Куин' или осталась на территории порта, или дожидалась специального транспорта. Гражданских на борту почти не было.
Последний раз Шейн посещал Британию более двух лет назад и теперь был неприятно удивлен. Он и раньше не слишком любил эту страну. Воспитанный как стопроцентный американец из глубинки, он не понимал и не принимал аккуратную английскую архитектуру, маленькие, будто кукольные городки с непременными кладбищами павших в Великой Войне и высокопарными надписями на могилах. Но больше всего раздражала чопорность англичан, высокомерие, склонность смотреть на все свысока. Последний работяга из доков взирал на окружающий мир так, будто за плечами у него, по меньшей мере, пятисотлетняя аристократическая родословная. Разумом Шейн понимал, что это защитная реакция небольшого народа, окруженного многочисленными и сильными врагами. Но раздражения это не снимало.
Ныне же, к общему неприятию, прибавились еще и чисто бытовые неудобства. При нужде Шейн мог спать в грязи на охапке листьев, проходить в день по три десятка миль и есть отбросы. Все это ему делать доводилось, притом гораздо чаще, чем хотелось. И все же Питер по возможности предпочитал хотя бы умеренный, но комфорт. Теперь его ждали хлопоты по поиску транспорта, чтобы пересечь город из конца в конец. Стоя посреди темного пустынного проспекта, в кружении затененных домов с редкими полосками света, пробивающимися через щели плотных занавесок, Шейн почувствовал нечто вроде ностальгии. Насколько просто эти вопросы решались раньше, до войны, настолько было сложно сейчас.
Хорошо, что мне не надо искать дорогу, утешил он себя, озираясь в поисках машины. Машина 'Моррис' и в самом деле обнаружилась неподалеку, в глубокой тени под огромным тополем, невесть как пережившем новые противопожарные предписания. После того, как в сорок втором году была проведена реквизиция частного автотранспорта, пышным цветом расцвел новый вид предпринимательства - закончив дневные дела, шоферы старались подработать вечерними перевозками. Спрос был достаточно велик, а полиция смотрела на такой извоз сквозь пальцы. Но в сорок третьем цены на топливо в метрополии взлетели до небес, комендантский час ликвидировал все ночное движение, а безобидная подработка превратилась в почти что подрывную антибританскую деятельность. 'Государственные извозчики' исчезали как класс, так что сегодня Шейну весьма повезло.
Везение обошлось ему в сумму совершенно нереальную еще пару лет назад, да и теперь запредельно высокую, даже с учетом обесценивания британской валюты. Но альтернативой был пеший переход через весь город, поэтому пришлось согласиться.
- Наценка за риск? - спросил Шейн, умещаясь на тесном сидении, пристраивая рядом объемистый чемодан. Автомобиль явно знавал лучшие времена, острая пружина немедленно впилась в бок через плотную ткань пальто.
- Ага… - односложно ответил водитель, не оборачиваясь, со скрежетом включая передачу. Автомобиль тронулся, рыча мотором, как тигр в прыжке.
- Могу заплатить обменом. Есть иголки, пуговицы, разные швейные принадлежности, - деловито сказал Шейн, подумав, что никогда не нужно упускать возможности лишний раз поработать на свою легенду.