- Пойду, прогуляюсь, - сообщил Мартин, осторожно спускаясь.
Мгновение покачался на носках, приноравливаясь к качке. Сосед внизу, бледный как мел, с лицом христианского мученика, что-то пробормотал и махнул рукой.
В коридоре было шатко и малолюдно. Каюта авиаторов располагалась ниже ватерлинии, далеко от первого класса, лишь изредка матросы и еще какие-то морские люди попадались навстречу. Мартин совершенно не разбирался в форме и знаках различия моряков, поэтому всех скопом зачислил в 'матросы'. Путь наверх занял почти четверть часа, Микки уже достаточно хорошо ориентировался, чтобы не блуждать по кораблю часами, но не настолько, чтобы безошибочно и с первого раза попадать куда требуется.
На палубу он выбрался достаточно быстро, но отбил палец на ноге о какую-то зловредную железяку. В темноте уже светился светлячок одинокой сигареты, мигал и попадал, чтобы снова возгореться неяркой звездочкой. Единственной на угрюмом фоне сплошь затянутого пеленой неба. Мартин встал с наветренной стороны, спасаясь от порывов ветра несущих брызги волн и дождя. Долго щелкал зажигалкой, но ветер подхватывал и срывал язычок пламени.
- Не получится.
- Что? - не понял Мартин.
- Я говорю, на таком ветру не получится, - терпеливо повторил незнакомец, громче, перекрикивая шум ветра. - Я уже пробовал.
Он взял у Микки сигарету и прикурил от своей.
- Благодарю, - сказал Мартин, принимая дар и стараясь рассмотреть собеседника при свете двух табачных угольков. Получалось плохо.
- Северный сосед? Канада? - неожиданно с добродушным юмором спросил попутчик. Он сделал два шага ближе, и теперь они могли говорить, почти не повышая голос. Летчик подождал, пока пронесется очередной порыв шквала, и ответил:
- Нет, я из Австралии.
Теперь они стояли друг против друга, почти соприкасаясь полями шляп, но черты лица собеседника Мартин по-прежнему не мог рассмотреть. Только улыбку и добродушный блеск глаз.
- Мое имя Шейн. Питер Шейн, - сообщил нежданный собеседник. - Арканзас, коммивояжер.
- Микки Мартин, Австралия. Летчик.
- 'Арсенал Демократии'? Возвращаетесь к месту службы? - немедленно догадался американец. То ли заметил, то ли почувствовал неудовольствие собеседника и немедленно поправился:
- Простите, не мое дело. Просто привычка - быстро оценивать и быстро думать. В моем деле без этого нельзя. Увы, к сожалению, я иногда еще и слишком быстро говорю.
Мартин улыбнулся и добродушно ответил:
- Все в порядке. Я действительно из 'Корпуса'. Не думаю, что это секрет, разве что вы из коммунистической разведки.
- Нет, что вы. Мой бизнес куда проще и совершенно безобиден!
- Чем торгуете, если это не секрет? Оптика, механика?
Шейн взмахнул руками.
- О, нет, что вы! Мелкая галантерея. Иголки, нитки, пуговицы, прочие швейные принадлежности. И конечно, швейные машинки, по специальным заказам, оптовые поставки, но можно договориться и об отдельных экземплярах.
Мартин неподдельно удивился.
- Пуговицы? Иголки? И ради этого стоит пересекать океан? Да еще с риском…
Он невольно оглянулся на беснующийся океан. Где-то за пеленой ветра и дождя должны были быть остальные корабли конвоя и эскорт, но в такую погоду их приходилось скорее угадывать, чем видеть.
- Что здесь сказать… - отозвался Шейн, закончив табачные манипуляции, - Раньше однозначно стоило! Вы, наверное, на официальном содержании. Поэтому давно не покупали в английских магазинах разную хозяйственную мелочь, не так ли?
Мартин слегка потупился. Что верно, то верно, 'Злой Клэр' мог спускать с подчиненных по три шкуры на дню, но в отношении снабжения 'Арсенал' сбоев не давал даже в худшие дни лета сорок второго.
- Видите! - воодушевился американец, - когда разговор заходит о войне, все в первую очередь думают о снарядах и забывают, что людям надо одеваться и чинить одежду. Об этом я и беспокоюсь. С некоторой выгодой для себя.
- И хорошая выгода? - поинтересовался Мартин.
- Теперь уже не знаю. Британская таможня никогда не была особенно приветлива к тем, кто привозит товары из-за границы. Дескать, пусть покупают отечественное. Теперь же… В каждом приезжем они видят немецкого или на худой конец русского шпиона и террориста. Еще, говорят, финансовая политика - никакого вывоза капитала из страны. И вот результат! Раньше я приезжал с отдельными образцами и стопкой контрактов, все было цивилизованно и удобно. Я раскладывал товар лицом, записывал пожелания, оформлял сделки на будущие поставки и шел дальше. Теперь как нищий коробейник тащу с собой три чемодана. Что-то конфискуют на таможне, большую часть придется раздавать в виде …э-э-э… благодарности за разные услуги и так далее. Скоро мне придется торговать вразнос, буду ходить с лотком на шее, как мои дальние ирландские предки.
- Ну-ну, наверное, не все так скверно, - осторожно заметил Мартин. Разговор начинал его утомлять. Американец был забавен и обаятелен, но сигарета дотлевала, сырость просачивалась сквозь тонкое пальто, не рассчитанное на такие испытания.
- В общем, да, - согласился Шейн. - Бывало и хуже. Но все равно теперь работа трудна и малоприбыльна. И становится труднее от раза к разу. Я почти забыл, как выглядит дом. Две-три недели у вас, на острове, потом обратно, а там я днюю и ночую в конторе. И снова к вам, в Англию.
Мартину стало совсем неинтересно, вежливо сославшись на неотложные дела, он свернул беседу и поспешил прочь с промозглого и продуваемого мостика. Повернувшись спиной к американцу, летчик не видел, как тот глубоко затянулся дымом. Яркая вспышка сигары отчетливо высветила лицо Шейна, его холодный, оценивающий взгляд, которым коммивояжер проводил австралийца.
Продавец шитья и иголок отвернулся в сторону океана, оставшись наедине с собой и стихией.
* * *
- Не слишком ли это… экзотично? - вопросила Элизабет, критически оглядывая манекен, облаченный в пятнистый комбинезон защитного цвета с желтыми и коричневыми пятнами.
- О, нет, - ответствовал премьер, проводя ладонью по материи. Обычно на такую одежду шла грубая, самая прочная ткань, но этот образец сшили из более 'цивильной' материи, причем на человека небольшого роста и скромной комплекции, на самой грани армейской системы размеров.
- Поверьте, это пойдет только на пользу боевому духу и моральному состоянию нации, - продолжил Черчилль. Ему ужасно хотелось курить, но, по естественным образом установившемуся молчаливому уговору, сэр Уинстон воздерживался от сигар в присутствии Ее Величества. Учитывая, что им приходилось проводить все больше времени в обществе друг друга, обет становился утомительным, но политик крепился.
- Не будет ли это слишком эпатажно? - все еще сомневалась Элизабет, обходя манекен по кругу.
- В таких вопросах нельзя быть чрезмерно выразительным или эпатажным. Массовое бессознательное, как назвал бы его господин Фрейд, воспринимает лишь самые яркие и однозначные символы. И чем тяжелее времена, тем сильнее нужно бить по психике многомиллионной толпы. Королева, вождь нации, которая облачается в военную форму - это крайне выразительно и вдохновляюще. Особенно…
Черчилль на мгновение запнулся, почти незаметно для стороннего взгляда, но все же решил закончить откровенную мысль.
- Особенно для мужчин. В нашей природе стремиться быть первыми и защищать тех, кто остается в тылу, за нашими спинами. Когда юная девушка облачается в доспехи, стыдно отстать от нее хотя бы в малости.
- Что ж… Я доверюсь в этом вопросе вашему… - Элизабет так же позволила себе чуть заметную паузу, которую можно было истолковать многими способами. - Опыту и познаниям в вопросах пропаганды и мобилизации воинского духа. А теперь…
Она подошла к широкому столу, заваленному документами, и премьер отметил, что королева чуть сбилась с шага, на считанные миллиметры склонила голову. Язык тела отчетливо показывал сдерживаемые постоянным напряжением воли неуверенность и страх. Но Элизабет быстро справилась с секундной слабостью.
- Теперь просветите меня, - она решительно обернулась к собеседнику. - Чего вы ожидаете дальше?
- Дальше… - премьер чуть сморщился, оправдывая оскорбительное прозвище, данное ему оппозицией в пику 'Бульдогу' - 'Мопс'. - Дальше все будет в высшей степени любопытно.
Он последний раз взглянул на манекен, словно набираясь от него вдохновения, и окончательно переключился на новую тему.
- Попытка немцев взять короткий разбег и перепрыгнуть на наш берег до осенних штормов провалилась, теперь это очевидно даже самым скудоумным гуннам. Никакое чудо, даже сам Господь не помогут коммунистам организовать что-нибудь мало-мальски пристойное до весны.
Премьер без малейшей рисовки перекрестился, пробормотав 'да простится мне поминание имени Его применительно к красным безбожникам'. И продолжил:
- Однако мира не будет, и Сталин предельно четко дал это понять. Таким образом…
Премьер прошелся по полированному паркету, заложив ладонь за лацкан пиджака, совсем как Наполеон.
- Таким образом мы вступаем в следующую фазу конфликта, и это меня безмерно радует.
- Объяснитесь.
- Наши противники действуют, с одной стороны искусно и расчетливо, с другой стороны очень предсказуемо. Сначала они хотели использовать инерцию континентальных успехов и сымпровизировать высадку. Итог был предсказуем. Теперь, судя по организации этого… 'Воздушного Фронта', попробуют рецепты господина Дуэ и намерены вести тотальную воздушную войну. Но и в этом они не преуспеют.
- Я бы очень хотела и в этом вопросе довериться вашему опыту, господин премьер… Но, признаться, теперь это гораздо сложнее.