- Все упирается в торговлю. Ходсон и его коллеги рассуждают практично. Англия - соперник. Коммунисты - ответственные и платежеспособные покупатели. Английские манипуляции ведут к затягиванию военных действий и сокращению торговли с континентом. Коммунисты готовы покупать и дальше. Соответственно, нужно дать красным возможность как можно быстрее разобраться с блокадой и вернуть былые торговые обороты. Главное, чтобы Шетцинг и Сталин не затягивали и решили английскую проблему как можно скорее. На этом еще можно будет даже заработать, потому что крушение Англии так или иначе взломает ее колониальные рынки, защищенные протекционизмом.
- Звучит действительно весьма… практично.
- Да - еще более мрачно усмехнулся вице-президент. - Ходсон умен, дальновиден, просто хитер, наконец. Но он и его команда ограничены в дальновидности, как и все изоляционисты. Они живут днем сегодняшним, не видя будущего. Америка бежит впереди своих проблем, но стоит нам споткнуться хоть на мгновение, и проблемы догонят нас. Изоляционисты обещают процветание, и действительно могут его обеспечить. Но процветание окажется сугубо временным, пока евразийские коммунисты нуждаются в наших товарах и технологиях. Эта нужда со временем неизбежно начнет иссякать, сойдет к минимуму, если красные сумеют сформировать объединенный европейский рынок и пришьют к нему Китай. А это вполне возможно, последние пять лет японцы в Поднебесной только отступают.
Он умолк, смежив веки. Краешек солнца мигнул и исчез за горизонтом, вечерняя прохлада струилась в приоткрытое окно. Элеонора протянула руку к тумбочке, щелкнула переключателем ночного светильника, неяркий свет вспыхнул под голубым абажуром. Одинокая букашка, непонятно откуда взявшаяся в декабре, жужжа крылышками, забилась у светильника, отбрасывая на стены причудливые тени.
- И что же будет, если им это удастся? - вопросил вице-президент в пространство. - Тем более, если они повергнут и поделят Британию и хотя бы часть английских колоний? Тогда коммунисты станут понемногу закрывать рынки и переходить к собственному протекционизму. А затем начнут экспансию в нашу традиционную сферу интересов. И Америка станет на порог нового конфликта, по сравнению с которым Мировая война - всего лишь разведка боем. Да, это заботы далекого грядущего, возможно даже следующего поколения… Но решать их необходимо сегодня.
Вице-президент умолк, печально качая головой. Элеонора выждала пару минут и спросила:
- Таким образом, действия первого субъекта предопределены?
- Да. Волей изоляционистов Соединенные Штаты продолжат соблюдать нейтралитет, соответственно выступят на стороне большевизма. И тогда придет черед второго субъекта.
- Кто же это?
- Сталин.
- Неужели? - Элеонора либо действительно удивилась, либо талантливо разыграла удивление, предоставляя мужу возможность выговориться. Рузвельт никогда не мог понять этого до конца. Да и не стремился, будучи благодарным жене за возможность еще раз упорядочить все мысли и расчеты в спокойном, нетребовательном разговоре, или, скорее даже, умело направляемом монологе.
- Да, вторым субъектом будет именно Дядюшка Джозеф, любимец изоляционистов и промышленников, по крайней мере, половины из них. Если мне не удастся переломить ситуацию… а скорее всего мне не удастся…, то европейские дела замрут, балансируя, как тысяча злобных демонов на конце одной иглы. Черчилль обозначил свои намерения, прозрачно, но предельно ясно - Англия не признает поражения и пойдет до конца. Шетцинг так же поведет Германию к безоговорочной победе… или поражению. Поэтому, при нашем нейтралитете, финал будет зависеть от Сталина и его команды. Если СССР выйдет из игры, немцы могут сколько угодно стучать зубами о британский берег, победы им не видать. Если же русские поддержат союзника…
- Продолжение войны? - подсказала Элеонора.
- Нет. Совершенно новый конфликт. На новой доске и с обнуленными ставками. В Союзе наверняка есть сторонники и войны, и мира, поэтому конечное решении будет принимать один человек. Тот, кто на вершине.
- Сталин, - повторила жена, но на этот раз уже не вопросительно, а с утверждением.
- Именно. Соль в том, что действия Гарольда Ходсона и партии изоляционистов предсказать легко. А вот решение Сталина предугадать невозможно. Слишком много неучтенных факторов, слишком мало информации о том, что на самом деле происходит в руководстве Германии и Союза. Впору кидать монетку, она будет столь же правдива, как орды наших 'специалистов по международной политике'.
Последние слова Рузвельт торжественно проскандировал в нарочито пародийной манере, подражая голосу радиодиктора. Задумчиво погладил переносицу породистого носа и продолжил, неожиданно сменив тему разговора:
- Война, это такая интересная вещь… Она похожа на праздник, начинают, думая о сладостях и подарках, но мало кто вспоминает о грязной посуде, разбросанной оберточной бумаге и похмелье. В Европе прошел большой праздник, но он не закончен, пока англичане сидят за своим противотанковым рвом, строя красным страшные и оскорбительные физиономии. Потому что Европа - это много заводов и портов. А много заводов и моря - это корабли, большие корабли, транспортные, которые заберут у англичан морскую торговлю, и военные, которые не дадут Ройял Нэви разобраться с новой проблемой… Не сейчас, не через год и не через пять, но так будет. Поэтому британцы сделают все, чтобы предотвратить подобное будущее и это неизбежно, как ход времени. А как поступят коммунисты - скоро узнаем.
- И… что ты будешь делать?..
- Пока ничего, во всяком случае, внешне. У меня связаны руки. Президент защитит свой торговый нейтралитет, хотя бы на первых порах. А без открытой и отчаянной просьбы о помощи со стороны Черчилля нет смысла даже начинать борьбу. Мои репутация и вес слишком дорого стоят и слишком тяжело достались, чтобы разменивать их в бесплодных мероприятиях. Я все же постараюсь переубедить Гарольда. Надеюсь, что сумею победить его политическую близорукость… Еще я попробую осторожно разъяснить некоторые истины британскому Бульдогу по неофициальным каналам. Он играет свою игру умело и четко, но впал в непростительный грех самоуверенности. Вижу и прорицаю, что на новом пути его ждет немало увлекательных сюрпризов.
Рузвельт подкатил коляску вплотную к кровати. По-видимому, время лекций заканчивалось, но неожиданно вице-президент ухватил новую мысль.
- После того как Британия проиграла европейскую кампанию, у них остался единственный рациональный путь - договориться с нами. Американская поддержка в обмен на их богатства, доступ к колониальным рынкам и многое иное.
- Насколько я знаю англичан, в их понимании это означает отдать все. Отказаться от империи, которая веками правила миром…, Пожалуй, здесь бессилен любой прагматизм.
- Увы, дорогая, ты убийственно права, - тепло улыбнулся Франклин. - В итоге островитяне все-таки придут к нам с мольбой о помощи. И это будет отвратительно поздно, возможно необратимо поздно. Что ж, подождем слова дядюшки Джозефа. Полагаю, его решение будет быстрым.
Вице-президент явно устал, взгляд потускнел, паузы в речи стали чаще и длиннее. Пальцы безвольно легли на подлокотники.
- Пора спать, - мягко заметила она.
- Да, наверное, ты права. Завтра трудный день. Впрочем, как обычно. А мы сегодня хорошо побеседовали, - с обычной хитрецой сказал он, - тебе снова удалось вызвать меня на разговор. Мой ангел здравого смысла! Дипломатия на пороге сна, вот как бы я это назвал.
- Да, милый, конечно. Но 'Философия в будуаре' мне нравится больше.
- Кто? - не понял он, - А, вспомнил… Тот сумасшедший француз, Де Сад, который сидел в тюрьме и писал разные гадости, перемежая их рассуждениями о скотской сущности человека. Возможно, ты права.
Он привычно перебрался с каталки на постель. Элеонора терпеливо ожидала на своей половине, не делая ни малейших попыток помочь - он это ненавидел, как свидетельство собственной слабости.
- Вот и все, - сказал Рузвельт, наконец, со вздохом облегчения, накрывшись одеялом. - Теперь можно с чистой совестью сказать, что день закончен. Как тосклива была бы наша жизнь без дружеских объятий Морфея!
Тихо щелкнул выключатель светильника, спальня погрузилась во мрак.
- Возможно, ты права… - неожиданно вымолвил он. - Если бы потомки знали, как и где принимались великие решения, навсегда изменившие их жизнь… Но для них мы останемся титанами, напряженно мыслившими в гулких кабинетах и глубоких бункерах, за томами отчетов и кипами карт. В окружении подобных нам гигантов мысли. Наверное, так оно и к лучшему… Доброй ночи.
- И тебе доброй ночи.
Прошло минут пять, может быть десять, когда в темноте вновь раздался его голос. Вице-президент произнес слова, которые жена меньше всего ожидала от него услышать.
- Я боюсь… Пожалуй, впервые по-настоящему боюсь. Мировая война четверть века назад показала наглядно, что когда в жестком клинче сходится сразу несколько непреклонных игроков, то в финале рушатся любые довоенные планы. Никто не получает всего, на что рассчитывал. Вопрос лишь в том, кто потеряет меньше. Если Старый Свет полыхнет новой войной… я боюсь, что в конечном итоге ее проиграют все участники, даже мы.
- Сильные люди, - после недолгого молчания отозвалась Элеонора. - В точности по Киплингу.
- Что?
- Ты забыл. Редьярд Киплинг, 'Баллада о Востоке и Западе', - ответила жена и процитировала:
- О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?