* * *
То, что Михаил Александрович Романов вернулся с войны другим человеком, в столичном высшем свете осознали достаточно быстро. Вместо излишне самокритичного, страшащегося любых "общественных нагрузок", доверчивого и шалопаистого добряка, в чем-то удивительно похожего на собственного отца в его юные годы, перед родней и свитскими предстал вполне цельный, возмужавший и уверенный в себе человек, имеющий собственное мнение даже по таким вопросам, которые раньше всегда старался обходить в разговорах стороной.
Мало того, Михаил теперь ни перед кем не "сдавал", не тушевался, и мнение свое готов был отстаивать в любых спорах и с любыми авторитетами. Причем спокойно и рассудительно, без мешающих логике горячных эмоций. Только эти обычные реакции неглупого человека, не раз и не два смотревшего смерти в глаза, для некоторых его прежних знакомых оказалось явным откровением. Однако, привыкать к необходимости воспринимать младшего брата Императора всерьез, приходилось теперь всем. И его многочисленной родне в первую очередь, начиная с матери и дядюшек.
Почувствовав резкие перемены в характере и ментальности теперь уже бывшего Государя Цесаревича, в одной из приватных бесед со своим братом Сергеем, Великий князь Алексей Александрович высказался так:
- Сережа, похоже, что вырос и второй наш мальчик. И что-то мне подсказывает, непоседа Мишкин теперь составит с Ники действительно сильный дуэт. Пожалуй, Володе не стоило так перегибать палку.
- Это был не перегиб, Алексей. А глупость, граничащая с… Я не знаю даже, как это назвать!.. Боюсь, что та история ЕЮ теперь не забудется очень долго. Ты понял, конечно, о ком я говорю? - ответствовал экс-генерал-губернатор Первопрестольной.
- Понял. Дело было, действительно прескверное. Это Элла тебе рассказала?
- Алексей, у меня имеется собственная голова с глазами и ушами на плечах, чтобы видеть, слышать, думать и делать выводы. В отличие от некоторых.
В конце концов, кто ему виноват, что поддался на уговоры своей вечно недовольной жизнью супруги и взбалмашного Николаши с его "галками"?
Что же до нашего Мишкина, мне лично его позиция во многом импонирует. Пусть начинает ворошить это сонное царство. Наши господа генералы до сих пор в Генштабе живут Шипкой и Плевной. Как будто война с Японией не поставила почти по всем направлениям военного дела новых ориентиров. И то, что он предлагает начать реформы сразу с гвардии, меня совершенно не смущает. Как и Щербачева, кстати.
Я откровенно доволен Мишкиным: хорошая драка ему явно пошла на пользу. И правильная компания. Я не знаю, как ты, но я намерен непременно лично познакомиться с этим его новым другом - Василием Балком. По слухам, достойным доверия, офицер этот не просто весьма храбр, но и вообще, человек не ординарный…
- Ну, конечно! Настолько замечательный и одаренный, что с готовностью и рвением кинулся служить в опричниках у Зубатова. Даже хуже, чем в жандармы! И ради этого уйти с флота!? С МОЕГО победоносного флота, ради этой возни в человечьем la merde? А уж какой особнячек ему Мишенька отвалил от братовых щедрот! Кто другой бы постеснялся такое принять, вообще-то. Глаза бы мои таких молодых, да ранних, не видели, братец. Это сам Мишкин про таланты дружочка своего тебе понарассказывал? А может не его надо послушать, а тех, кто знает про них двоих…
- Что за вздор! Ты же не веришь во всю ту подметную дрянь, которую, например, про меня или про Эллу на каждом углу московские жиды и разные прочие староверы мошнатые полощут? Бога ради не возводи напраслины на молодого офицера, Алексей. А тем паче - еще и на Михаила. Будем считать, что я ничего не слышал.
Не ревнуй и не перегибай, пожалуйста, - подытожил явно неприятный ему момент разговора Сергей Александрович, - Ты же знаешь, что это новое место службы ему предложил Николай, а Мишкин поддержал…
Пойми: это у нас с тобой все было с самого рождения. А ты попробуй, себя на место молодого честолюбивого парня поставь, которому надо делать карьеру. Был ли у него выбор? А про подарки и прочее… что тут такого? Разве, скажешь, не заслужено?
Понятно, что голова пока кружится от успехов. Вполне очевидных всем, кстати. Опять же, намечается партия - красавица, умница. Гнездышко надо семейное вить. И тут как раз презент от Ники и Мишкина подоспел. Как и положено - царский. Вовремя, как яичко ко Христову дню, - рассмеялся Сергей Александрович, - Вот ты, мой дорогой, лично жизнь кому-нибудь из них двоих спас?
- Но, Серж…
- Не надо никаких "но". Слава Богу, что тебя не угораздило замараться в той дряни, что едва не учинили Владимир с Николашей. А он в это время спасал Мишкина. И не один раз. Он сделал это ТРИЖДЫ! Трижды, Алеша. Причем - в бою. Просто задумайся об этом на досуге.
* * *
Первым человеком, которого доктора допустили в палату к Кате, была Великая княгиня Елисавета Федоровна. Благодаря девушку за сохранение жизни своего мужа, она разговорилась с его спасительницей. Расставались они с Екатериной без пяти минут подругами. Супруга Сергея Александровича была просто очарована серьезностью и умом девушки, отметив про себя: "Удивительно, но как правильно наш милый маленький принц ее описал. Все так: честна, не жеманна, начитана, красива. И восхитительно мила!"
На следующий день, когда они с Сергеем Александровичем приехали к Катюше уже вдвоем, у центрального подъезда углового, женского корпуса Обуховской больницы великокняжескую чету ожидал сюрприз: навестить выздоравливающую приехал не кто-нибудь, а лично брат Государя Императора, Михаил Александрович.
Прискакал, вернее сказать. Поскольку по возвращении с Японской войны, Михаил предпочитал передвигаться даже по столице не в экипаже, а верхом! Причем обычно, с эскортом из двух-трех его друзей-адъютантов, кавалерийских офицеров, с которыми он сошелся достаточно близко во время войны. В этот раз вместе с ним были ротмистры фон Эксе и Маннергейм, а также поручик Плешков. Их благородные, холеные кони, заботливо укрытые рукой больничных служащих теплыми байковыми попонами от холодного весеннего ветерка, нервно косясь друг на друга и прядая ушами, перефыркивались у коновязи.
Но на Регенте и его офицерах перечень посетителей, похоже, не исчерпывался. Неподалеку от крыльца ожидали своих хозяев два весьма презентабельных парноконных экипажа, принадлежащих явно не людям среднего достатка.
- Ну, вот, дорогая, а ты говорила, что мы едем слишком рано, - улыбнулся Великий князь, - Как видишь, тут уже почти десяток визитеров набрался. И как минимум один воздыхатель.
- Сережа, а это точно карета принца Чакробона?
- Чья же еще? Пойдем скорей, иначе господа-гости могут нашу Катеньку утомить. И тогда господа эскулапы рассердятся и нас с тобой к ней не пустят. Как опоздавших.
В приемном покое с великокняжеской четой почтительно поздоровались адъютанты Михаила, которые до этого о чем-то между собой оживленно толковали в полголоса. После чего старшая сестра отделения, по лицу которой можно было прочесть, что после явления в больничных коридорах Обуховки брата Императора, удивить ее может разве что прибытие Папы Римского на ковре-самолете, отвела, оставивших свою верхнюю одежду в вестибюле, Сергея и Эллу в палату к "выздоравливающей девице Десницкой".
Катюша выглядела уже довольно сносно, на щеках у нее даже играл легкий румянец. Хотя и было не ясно, что больше способствовало его появлению, - крепкий организм молодой девушки, способный давольно быстро перебороть последствия даже серьезных ранений, или же ее смущение от внимания и участия столь высокопоставленных особ.
В тот момент, когда в палату вошли новые посетители, Катюша довольно оживленно беседовала с сидящей рядом с ней молодой, изящной дамой, по-видимому, подругой Десницкой. С другой стороны кровати, на стуле сидел принц Чакробон, с благоговением держа в своих руках правую руку Екатерины. Один из больничных столиков украшал огромный букет алых роз, и было без лишних рассуждений понятно, кто именно с ним сюда прибыл. А у окна о чем-то своем полушепотом переговаривались трое: незнакомые Сергею и Элле молодые мужчины, - один в форменном студенческом мундире, второй в форме капитана ИССП, и возвышавшийся над обоими своими собеседниками чуть ли не на голову, Государь Регент, Великий князь Михаил Александрович.
Едва увидев вошедших, капитан опричников с коротким поклоном в адрес Эллы и Сергея поставил возле изголовья выздоравливающей еще один стул, жестом пригласив Великую княгиню присесть и присоединиться к разговору с Екатериной.
"Умно, ловко и галантно, - отметил про себя Великий князь, покосившись на свою недееспособную пока руку, покоящуюся на перевязи, - Видимо, это и есть тот самый Василий Александрович Балк. Вот уж, как говориться, где бы было встретиться…"
Глава 8
Мотылек в улье стальных пчел
Март 1905-го года, Рязань - Варшава, хоф-экспресс кайзера Вильгельма II "Пройсен"
- И все-таки, Михель, военная медицина - штука весьма практичная, - задумчиво протянул Вильгельм, кое-как натянув рейтузы и с трудом застегивая клапан одной рукой, - мои обожаемые господа лейб-медики, ради одной-единственной инъекции в зад, заставляют обязательно переодеться в исподнее и возлечь на ложе. Да еще после всего полученного удовольствия минут двадцать встать не дают. С Вами же, мой дорогой, не в пример проще! Подойти к столу, спустить штаны, повернуться…
Бац! И все готово!.. Кстати, это просто моя задница попривыкла, или Вы к ней так приноровились, но я уже пятый раз совершенно не чувствую первый момент укола!
- Все дело в иглах, Ваше величество.
- Вот как? И что же в них у Вас такого удивительного?