Тевернер не стал упоминать, что сильно поистратился за двухлетние межзвездные шатания, которые кончились, как только он услышал легенды о Мнемозине, планете поэтов. Он чувствовал себя неловко, как ухажер, над которым подшучивает его предполагаемый тесть.
- Интересно. Полагаю, вы станете продолжать это дело, получив материал?
- Думаю, что да, - ответил Тевернер.
Гренобль кивнул.
- Ну, теперь я должен вас оставить. Сегодня я обедаю в Доме Федерации с новым Главнокомандующим генералом Мартинесом. Вы останетесь здесь, пока не найдете себе нового дома. Я сказал своему секретарю, чтобы вам приготовили комнату.
Тевернер пытался протестовать, но Гренобль уже исчез в дверях, подняв руку ладонью наружу. В наступившем спокойствии Тевернер решил, что ему в любом случае следует лечь. Он доковылял до кушетки и лег, вспомнив старую истину, что для усталого отдых лучше пищи, воды, любви и свободы. Лисса села рядом и укрыла его одеялом до подбородка. Тевернер смотрел в красивое полногубое лицо. Теперь она уже не казалась маленькой девочкой.
- Ох, Мак! - прошептала она. - Вы все-таки почти сделали это.
- Что сделал?
- Дали убить себя, и мне так трудно было вытащить вас из этого дела.
- Вы знали о военном положении и обо всем прочем заранее? - спросил Тевернер.
- Да. Отец сказал мне.
- Поэтому вы и приглашали меня в поездку на юг.
- Да, но я догадывалась о ваших моральных устоях по отношению ко мне, поэтому придумала… другой способ.
- Довольно радикальный, не правда ли?
Серые глаза Лиссы наполнились тревогой.
- Я не имела представления, Мак… Но во всяком случае, вы живы. Разве вы оставили бы спокойно свой дом по приказу инженеров?
- Конечно, нет. - Вспышка злобы разрушила его сонливое состояние. - Но они не убили бы меня.
- Вы думаете? Однако они убили Джири Вейводу.
- Как?
- Он отказался оставить свою студию. Вы знаете, он работал над фреской два года. Я не знаю точно, что произошло, но слышала, что он угрожал им старинным пистолетом… И он умер. Все это так ужасно!
Глаза Лиссы затуманились.
Тевернер приподнялся на локте.
- Но армия не может так поступать на собственной территории! За это они пойдут под трибунал!
- Отец сказал, что здесь - нет. Проект имеет десять главных пунктов.
- Десять! Но ведь это…
- Я знаю. Максимум, - самодовольно сказала Лисса, демонстрируя новые знания. - Отец говорит, что, если у проекта десять главных пунктов, любой, кто задерживает его хотя бы на минуту, может быть расстрелян.
Она наклонилась и прижалась лицом к его щеке. Тевернер почувствовал тяжесть ее грудей, но внезапно в нем возникло раздражение от женской способности оплакивать бедствие, лить слезы над мертвыми и в то же время сохранять все заботы самки.
- Ваш отец говорил, что это за проект?
Лисса покачала головой.
- Президент ничего еще не прислал в дипломатической сумке, а отец так занят официальными делами, что просто не может наводить справки. Может быть, генерал Мартинес что-нибудь скажет на обеде.
Тевернер вздохнул и снова лег. Официальные дела.
Обеды. Лисса унаследовала не так уж мало выражений своего отца. Гренобль развлекался, называя тахионный коммуникатор дипломатической сумкой, одеваясь по-местному, оставляя волосы седыми и называя Тевернера "молодым человеком", хотя они принадлежали к одному поколению. Лисса играла в те же игры.
- Так приходит война, Лисса, - устало сказал он. - Разве вы или ваш отец не пытались узнать, почему? Неужели Мнемозина доживет до ударов или плача?
- Постарайтесь уснуть, - мягко сказала Лисса. - Вы зря возбуждаетесь.
- О, Господи! - беспомощно выдохнул Тевернер, когда комната тяжело накренилась.
Довольно скоро, как ему показалось, он проснулся от необычного ощущения в ногах. Он открыл глаза и подумал, не сон ли это. Он лежал на кровати. Вместо запачканной кровью куртки и брюк на нем была зеленая пижама. Та часть спальни, которую он видел, была освещена утренним солнцем, и он чувствовал себя отдохнувшим.
Только ноги были какие-то странные, неподвижные, потому что на них давило что-то теплое.
Приподнявшись, он обнаружил, что мышцы, так болевшие накануне, стянулись, как сырая шкура на солнце. Он упал на спину и попытался снова подняться, но уже более осторожно. Сначала он поднял голову.
- Хэлло, - сказал детский голос.
- Хэлло. - Тевернер снова опустил голову на подушку. - Ты, наверное, Бетия.
Лисса редко упоминала о ней, но Тевернер знал, что ее кузина Бетия живет у Говарда Гренобля, потому что ее родители погибли от несчастного случая.
- Откуда ты знаешь? - разочарованно спросила Бетия.
- Слезь с моих ног, и я скажу тебе.
Он ждал, пока она сползет в сторону и стоически переносил боль в избитых ногах.
- Ну?
- Мне сказала Лисса. Я все про тебя знаю. Ты кузина Лиссы, ты живешь здесь и тебе три года.
- Три с половиной, - торжествующе сказала Бетия. - Не очень-то много ты знаешь!
- Значит, три с половиной? Как же это Лисса так ошиблась?
- Лисса делает кучу ошибок. Я боюсь за нее.
Манера говорить и смысл ее слов поразили Тевернера.
Даже тембр голоса отличался от того, какой можно было ждать от трехлетнего ребенка; отличие слабое, но безошибочное, как эхо в театре отличается от эха в соборе. Тевернер решил посмотреть на Бетию и постарался сесть, с ворчанием пуская в ход мышцы.
- Ты чувствуешь боль.
- Чувствую, - согласился Тевернер, с любопытством разглядывая ребенка. Худенькая, но крепкая, с перламутровой кожей. Большие серые, как у Лиссы, глаза смотрели на него с круглого личика, которое уже намекало на будущее совершенство. Волосы цвета полированного дуба падали на вырез зеленой туники.
- Дай мне почувствовать эту боль.
Бетия скользнула на край кровати и положила маленькие пальчики на его левую руку. Глаза ее расширились как у совы.
- С болью это не выйдет, - улыбнулся Тевернер. - Я могу ее чувствовать, а ты нет.
- Так говорит Лисса, но она ошибается. Тебе больно здесь, здесь и здесь… - легкие пальцы Бетии двигались по его телу под простыней по направлению к избитому паху.
- Эй! - схватил он ее за руку. - Хорошие девочки не ведут себя так с незнакомыми мужчинами!
Часть его мозга отметила любопытный факт, что, хотя его синяки были скрыты под пижамой, каждое прикосновение пальцев приходилось на главный болевой центр.
- Ну, тогда сам и выпутывайся! - сердито сказала Бетия и сползла с постели.
- Вернись, Бетия.
Она повернулась лицом к нему, но смотрела в другой конец комнаты. Глядя на крошечную частицу человечества, хрупкий, но упрямый кораблик, которого не поколеблют просторы космического океана, хотя он только что вышел в плавание, Тевернер чувствовал редкое для него желание иметь собственного ребенка, "Уже поздно, - подумал он, - тем более теперь, когда ясно, что идут сиккены". Он с надеждой состроил лучшую свою улыбку.
- Лисса не говорила мне, что у тебя такой характер.
- Лисса всегда все делает не так, - Бетия фыркнула так громко, насколько позволял ее игрушечный носик.
- А ей понравится, если она услышит твои слова?
- Она не услышит.
- Я имею ввиду, что ты не должна бы так говорить.
- Даже если это правда?
- Ты не знаешь, правда это или нет. - Тевернер чувствовал, что увязает все глубже. - Лисса женщина, а ты еще ребенок.
Бетия раскрыла рот и обвиняюще взглянула на Тевернера.
- Ты такой же, как и все! - взвизгнула она и исчезла, оставив Тевернера со смятыми несоразмерно случаю чувствами.
"Я спугнул ее", - печально подумал он, вставая с постели.
Осмотр комнаты показал ему, что его одежда висит в шкафу, выстиранная и высушенная. Другая дверь вела в обширную душевую. Он включил горячий душ, снял пижаму и благодарно встал под горячий конус. Он стал намыливаться и только тогда заметил, что его левая рука, особенно пострадавшая накануне, больше не болит. Черные кровоподтеки еще остались, но боль ушла; то же произошло с безобразной черной опухолью с левой стороны груди, куда пришелся удар ружейного приклада. Напряженные рубцы все еще покрывали его тело.
- Здорово, будь я проклят! - сказал он вслух.
- Да. И будешь, - прозвенел ликующий голос Бетии у дверей. Ее круглое лицо сияло, когда она заглядывала в душевую, готовая убежать.
- Не уходи, - сказал Тевернер, решив не делать на этот раз неверного шага. - Это ты сделала? - Он вышел из-под душа, с удовольствием сгибая свою левую руку.
- Конечно, я.
- Это замечательно. Ты целительница, Бетия.
Она благодарно взглянула на него и вошла в душевую.
- Как ты это делаешь?
- Как? - растерянно спросила Бетия. - Никак. Просто делается. Вот так.
Она с важным видом подошла к нему. Он встал на колени и позволил ее рукам пройтись по всему его мокрому телу; он даже не смутился, когда кончики ее пальцев бегло коснулись его половых органов. Когда он снова встал, все следы боли исчезли из его тела, а мозг был полон чувством общения, которого он никогда не испытывал. Бетия улыбнулась, и он вдруг почти испугался ее. Он быстро вытерся, вернулся в спальню и оделся. Бетия вышла за ним, внимательно глядя на него.
- Мак!
- Ты знаешь мое имя?
- Конечно, знаю. Ты солдат?
- Нет.
- Но ты сражался.
- Если ты не против, Бетия, поговорим о чем-нибудь другом.
- Я не против, Мак!
- Да?
- Сиккены обязательно придут сюда?
- Нет. - И подумал: "По крайней мере до тех пор, пока ты не подрастешь".