Тевернер недоверчиво фыркнул и откинул голову назад, когда Лисса шутя укусила его за кончик носа. Летучий аромат летних лугов - запах спаркса отсутствовал, но Тевернер все-таки не верил. Сам он никогда не пил Грезовый ликер, предпочитая виски - еще одно напоминание, что Лиссе было девятнадцать, а ему ровно на тридцать лет больше. Правда, теперь возраст человека был мало заметен, так что между ними физический барьер не стоял, но Тевернер считал, что таким барьером были годы.
- Пошли в дом, - сказал он, - от этого ужасного света.
- Ужасного? А мне он кажется романтичным.
Тевернер нахмурился. Лисса преувеличивала.
- Романтичный! А вы знаете, что он означает? - Он взглянул на яркую точку света - теперь уже заметно рельефный объект, каким стала Звезда Нильсона.
- Ну, конечно, знаю. Это означает, что открылась новая скоростная коммерческая линия на Мнемозину.
- Нет. - Тевернер почувствовал, что напряженность снова охватила его. - Этим путем идет война.
- Чудак вы! - Лисса взяла его под руку, и они пошли в дом. Тевернер хотел включить свет, но она удержала его руку и снова прижалась к нему. Он инстинктивно сделал то же, но никогда не расслабляющаяся часть его мозга метнула смутную мысль. "Это, - подумал он, - самая неуклюжая попытка обольщения, какую он когда-либо видел".
Почувствовав что-то вроде обмана, Тевернер абстрагировался, чтобы пересмотреть свои отношения с Мелиссой Гренобль, начиная с их встречи три месяца назад и до настоящего времени. Хотя увлечение было мгновенным и взаимным, близкие отношения были бы нежелательны в основном из-за разницы их положения в строго регламентированной социальной структуре Мнемозины. Должность Говарда Гренобля была, вероятно, наименее политической в Федерации из-за многочисленных особенностей планеты, но тем не менее у него был ранг Администратора и его дочь не могла спутаться с…
- Подумайте, Мак, - прошептала Лисса, - целых десять дней на южном берегу. Только мы вдвоем.
Тевернер постарался сосредоточиться на ее словах.
- Ваш отец будет в восторге.
- Он не узнает. В это же самое время на юг едет экспедиция художников. Я сказала отцу, что поеду. Эту экскурсию организует Крис Шелби, и вы знаете, что он сама скромность…
- Вы хотите сказать, что его можно купить, как жевательную резинку?
- Причем тут резинка?
В голосе Лиссы слышалось слабое нетерпение.
- Зачем вы это делаете? - спросил он нарочито флегматично, чтобы разозлить ее. - Почему сейчас?
Она поколебалась, затем сказала прозаично, наполнив его странным беспокойством:
- Я хочу вас, Мак. Я хочу вас, сколько я могу ждать?
Неужели это так трудно понять?
Стоя с ней в темноте, грудь к груди, Тевернер почувствовал, что его отчужденность крушится. "Почему бы и нет? - пронзила его мысль. - Почему нет?"
Почувствовав капитуляцию, Лисса обняла его за шею и вздохнула, когда он наклонил к ней лицо. На секунду он замер, потом резко оттолкнул ее, полный внезапно нахлынувшей злобы.
Только потому, что они были в полной темноте, он увидел между ее открытых губ крутящиеся золотые искорки.
- Вы не позволили мне включить свет, - начал он через несколько минут, когда они ехали к Центру по гладкой лесной дороге.
- Мак, скажите мне, в чем дело?
- Запах спаркса можно убить довольно легко, а люминесценцию - труднее.
- Я…
- Как насчет этого, Лисса?
- Я вам уже сказала.
- Да, конечно. Наши прекрасные отношения. Но сначала вы накачались спарксом.
- Не все ли равно, что я пила?
- Лисса, - сказал он нетерпеливо, - если мы не можем быть честными друг с другом, давайте не будем говорить вообще.
Они надолго замолчали, и он сосредоточился на том, чтобы удержать быстро несущуюся машину на середине дороги. Листья деревьев с каждой стороны сверху были залиты серебром от света Звезды Нильсона, а снизу золотом от мощных фар машины. Тевернер нажал на газ, и хорошо отлаженная машина сразу же прибавила ход.
Двигаясь со скоростью около ста миль в час, машина пронеслась мимо океана, срезая верхушки волн и превращая их в перья из белых брызг, которые таяли далеко позади. Широкий черный океан лежал впереди, и Тевернер вдруг почувствовал потребность убежать от войны, что вот-вот придет, выжать газ до конца и держать путь прямо, прочертив светлую линию на темной воде, пока турбины не разрушат себя, их и громадную тяжесть его вины…
- Интересно, - сказала Лисса, - счетчик оборотов дошел до красного. А я никогда не могла добиться, чтобы он перешел хотя бы через оранжевый сектор.
- Это было до того, - ответил Тевернер с благодарностью, приходя в себя, - как я сделал ваш агрегат лучше, чем новый. Помните? - Он замедлил машину до более респектабельной скорости и повернул к Центру. - Спасибо, Лисса.
- За что?
- Может и не за что, но все равно, спасибо. Куда едем?
- Не знаю… - Пауза длилась довольно долго, а Тевернер напряженно ждал, удивляясь собственной подозрительности. - Ах, да, я ведь хотела к Жаме!
- Не знаю, милая, - Тевернер инстинктивно уклонялся. - Сомневаюсь, что могу выдержать сегодня эти проклятые вертящиеся зеркала!
- Ах, да не будьте вы старым троллем! Мне хочется поехать к Жаме!
Тевернер заметил чуть заметное подчеркивание в слове "старый" и понял, что его втягивают в темную дуэль на невидимых шпагах. Лисса пыталась бесспорно, рассматривая это как великую хитрость, - оказать на него давление. Сначала это была любительская попытка обольщения, теперь она тащила его в известный бар.
- Ладно, поехали к Жаме.
Тевернер удивлялся, почему он так легко согласился.
Из любопытства? Или в виде наказания за то, что он старше ее на тридцать лет, что он слишком стар и опытен для того, чтобы она вертела им, и поэтому в каком-то смысле обманул ее?
Он молчал, пока машина не свернула и остановилась на стоянке. Лисса взяла его под руку и прижалась к нему, стараясь укрыться от соленого ветра, провожавшего их до бульвара, огибавшего бухту. Витрины больших магазинов сияли, и Лисса тоскливо поглядывала на выставленные в них платья и драгоценности, по привычке притворяясь, что она не в состоянии купить все, что хочет.
Тевернер почти не слушал ее. Странное поведение Лиссы вызвало в нем недовольство, которое усилило его. Похоже, что сегодня на улицах было больше обычного военных.
Мнемозина была далеко от мест сражений, насколько это было возможно для планеты Федерации, но конфликт с сиккенами начался почти полстолетия назад, и солдат можно было встретить во всех мирах. Кто отдыхал, кто лечился, кто занимался неопределенными делами в невоенных отраслях, которые так легко плодятся в технологической войне. "Но все-таки, - подумал Тевернер, - я не помню, чтобы ранее встретил так много военных. Не связано ли это со взрывом Звезды Нильсона? Так скоро?"
Когда они дошли до бара Жаме, Лисса вошла первой.
Тевернер вошел за ней в большое красноватое помещение и огляделся, скрывая настороженность, в то время как Лисса приветствовала группу друзей, расположившихся у стойки. Они сверкали и звенели, как металлические, источая радостное самодовольство интеллектуалов, вышедших на ночь в город. Вокруг них появлялись и отступали зеркала.
- Дорогая! Как приятно вас видеть! - Крис Шелби отвернулся от стойки волнообразным движением крупного, безупречного тела, словно, подумал Тевернер, кто-то дернул шелковый шнурок.
- Хэлло, Крис, - улыбнулась Лисса и, все еще держа Тевернера под руку, повела его к месту, которое группа освободила для нее.
- Хэлло, Мак, - Шелби явно собирался уколоть Тевернера и слегка улыбался. - Как чувствует себя сегодня наш замечательный ремесленник?
- Не знаю. Я никогда не интересовался вашими партнерами.
Тевернер вежливо глядел в лицо высокого человека и с удовольствием увидел, что улыбка исчезла. Шелби был богат, обладал настоящим графическим талантом, считался светилом в артистической колонии, которая составляла большую часть постоянного населения Мнемозины. Все это, по его собственной оценке, давало ему естественные права на Лиссу, и он отнюдь не собирался скрывать свое раздражение, что она привела Тевернера в их кружок.
- На что вы намекаете, Мак? - величественно начал Шелби.
- Ни на что, - серьезно ответил Тевернер. - Вы спросили, как чувствует себя ваш замечательный ремесленник, и я ответил, что не знаю этого джентльмена. Я посоветовал бы вам спросить об этом его самого. Может, он отделывает вашу квартиру…
На лице Шелби появилось скучающее выражение.
- У вас тенденция к преувеличению.
- Простите. Я не знал, что коснулся чувствительного места, - упрямо сказал Тевернер, и девушка, стоявшая позади группы, хихикнула. Шелби холодно взглянул на нее.
- Я хотела бы выпить, - поспешно сказала Лисса.
- Позвольте мне… - Шелби сделал знак бармену. - Что будете пить, Лисса?
- Спаркс.
- Какой-нибудь особенный вариант?
- Нет, обычный, расслабляющий.
- Я возьму бурбон, - вступил Тевернер, не ожидая вопроса; он знал, что неприязнь к друзьям Лиссы может толкнуть его на грубость.
Получив бурбон, он отпил половину, поставил стакан на стойку и огородил его с обеих сторон локтями. Он смотрел на свое отражение, как оно расплывалось и искажалось в зеркалах, полностью закрывавших стены. Зеркала были гибкие и изменяли свою форму, когда соленоиды позади них оказывали давление в случайном порядке, под действием тепла, исходящего от тел клиентов, сигарет и выпивки. По ночам, когда дела в Жаме шли хорошо, стены безумствовали, конвульсивно дергались и стучали, как камеры гигантского сердца.