- Только я открою печь, по всей улице пойдет дух горячего хлеба - и уже со всех сторон ко мне спешат люди со своими корзинками. А знаешь почему, Жюль? Потому, что у них отличный вкус и их просто тошнит от этих сырых кирпичей, которые выдает электрическая пекарня. И они приходят сюда покупать плоды моего искусства. Верно я говорю?
- Да, мосье.
- Тогда будь доволен: в свой срок и ты станешь мастером. А пока забудем о звездах: они не про нас с тобой.
Тут Трабо поднялся с мешка и стал посыпать цинковый стол тонким слоем муки.
Жюль молча глядел на дверцы печи; там внутри что-то гудело, трещало, шипело. Запах горящей сосны наполнил пекарню и заструился по улице. Через некоторое время Жюль открыл дверцы, и в лицо ему пахнуло жаром, яростным и удушающим, как пламя, что вырывается из ракеты.
Небо, небо, я пройду из края в край, я пройду из края в край небо, небо…
Блеснув моноклем, полковник Пине перегнулся через прилавок и ткнул пальцем в наполовину скрытый противень.
- И, пожалуйста, один такой.
- Эти хлебцы не продаются, господин полковник, - объявил Трабо.
- Почему же?
- Это все промахи Жюля: еще минута - и они превратились бы в уголья. Я продаю только настоящий товар. Кому охота есть уголья?
- Мне, - сообщил Пине. - Тут мы с женой никак не сойдемся во вкусах. Вечно у нее недожарено и недопечено. Хоть бы раз в жизни полакомиться чем-нибудь эдаким, пропеченным до хруста! Так что уж позвольте мне насладиться одним из промахов Жюля.
- Но, мосье…
- И не спорьте!
- Мадам ни за что не примет такой ужасный хлеб.
- У мадам свидание с парикмахером, и она доверила мне вое покупки, - объяснил полковник. - И уж тут я распоряжусь, как мне хочется. Поймите же, дорогой Трабо, не могу я упустить такой случай! Так что же, будете ли вы так любезны и продадите мне этот аппетитный уголек, или мне придется пойти в электрическую пекарню?
Трабо вздрогнул, как от боли, насупился, выбрал на противне наименее подгоревший хлеб, старательно завернул его, чтобы спрятать от нескромных взоров, и неловко подал полковнику.
- Помилуй бог, этот Жюль добыл мне одного покупателя, но сто других я наверняка из-за него потеряю.
- Он вас огорчает? - осведомился Пине.
- С ним одно мучение, господин полковник. Ни на минуту нельзя спускать с него глаз. Только повернусь к нему спиной, вот так, - Трабо показал, как именно, - и на тебе! Он уже забыл про свою работу и витает где-то среди звезд, как сорвавшийся с нитки воздушный шарик.
- Среди звезд, говорите?
- Да, господин полковник. Мой Жюль - покоритель космоса и прикован к Земле одним лишь неблагоприятным стечением обстоятельств. И из такого теста я должен сделать пекаря!
- Какие же это обстоятельства?
- Мать ему сказала: "В пекарню Трабо нужен подмастерье. Лучшего случая у тебя не будет. Бросай школу, станешь пекарем", И он пришел ко мне. Понимаете, мальчик-то он послушный, только редкий час не витает в облаках.
- Ох, уж эти матери… - сказал Пине. Он протер свой монокль и опять вставил его в глаз. - Моя матушка желала, чтобы я стал собачьим парикмахером. Она говорила, что это очень благородное занятие и к тому же доходное. У ее светских приятельниц с пуделями да болонками я, конечно, буду нарасхват! - Его длинные гибкие пальцы словно стригли и завивали воображаемую шерсть, а на лице выразилось отвращение. - И я спросил себя: что же я такое, если соглашусь делать педикюр собакам? Завербовался в Космический корпус, и меня послали служить на Марс. Когда моя матушка об этом узнала, ее чуть не хватил удар.
- Еще бы, - сочувственно вставил Трабо.
- А сегодня она гордится, что ее сын офицер и на погонах у него четыре кометы. Матери все таковы. Полное отсутствие логики.
- Пожалуй, это даже к лучшему, - заметил Трабо. - А иначе некоторые из нас никогда бы и не родились на свет.
- Покажите-ка мне этого звездного мечтателя, - приказал Пине.
- Жюль! - завопил Трабо, обернувшись к пекарне я приставив ладони рупором ко рту. - Жюль, поди сюда!
Никакого ответа.
- Видите? - Трабо беспомощно развел руками. - Просто не знаю, что и делать. - Он пошел в пекарню, и оттуда донесся его громкий, нетерпеливый голос: - Я тебя звал. Почему ты не откликаешься? Господин полковник желает сейчас же тебя видеть. Пригладь волосы да поторапливайся.
Появился Жюль. Шел он нехотя, нога за ногу, волосы и руки в муке. Ясные серые глаза его смотрели прямо и открыто и не опустились под испытующим взглядом полковника.
- Итак, ты тоскуешь по звездам, - сказал Пине, с интересом разглядывая юношу. - Почему бы это?
- Почему человеку чего-нибудь хочется? - отвечал Жюль и недоуменно пожал плечами. - Наверно, так уж я создан.
- Прекрасный ответ, - одобрил Пине. - Так уж человек создан. Тысячи людей ежечасно вверяют свою жизнь одному-единственному пилоту. И ничего плохого с ними не случается. А почему? Да потому, что так уж он создан - пилотом. - Полковник медленно оглядел Жюля с ног до головы. - И, однако, ты печешь хлеб.
- Должен же кто-то и хлеб печь, - вмешался Трабо. - Не всем же летать к звездам.
- Молчать! - приказал Пине. - Вы вступаете в заговор с женщиной, чтобы убить душу живую, - значит, вы убийца. Впрочем, этого следовало ожидать. Ведь вы уроженец берегов Роны, а там убийц полным-полно.
- Господин полковник, я оскорблен…
- Хочешь ты и впредь служить этому убийце? - спросил полковник, обращаясь к Жюлю.
- Мосье Трабо был так добр ко мне. Вы меня простите…
- Еще бы ему не быть добрым, - прервал Пине. - Он хитрец. Все Трабо всегда были хитрые. - Он весело подмигнул пекарю. Жюль это заметил, и у него сразу стало легче на душе. - Но от всех новобранцев непременно требуется одно, - продолжал полковник уже более серьезным тоном. - Попробуй догадаться, что именно.
- Сообразительность, господин полковник? - рискнул Жюль.
- Да, конечно, но одной сообразительности мало. Требуется, чтобы новобранец всем своим существом рвался в космос.
- Да ведь так и во всем, - опять вмешался Трабо. - Если любишь свое дело, работаешь старательнее и лучше. Вот взять хоть меня: если бы мне было все едино, что хлеб, что не хлеб, я бы, верно, жевал сейчас табак в электрической пекарне и рук бы никогда не мыл.
- Каждый год в Космический колледж поступают десять тысяч юношей, - сказал Пине Жюлю. - И более восьми тысяч его не заканчивают. У них не хватает пороху выдержать четыре года упорного труда и сосредоточить все помыслы и все силы души на одном. Так что многие бросают его на полпути. Стыд и срам! Ты согласен?
- Да, господин полковник, стыд и срам, - подтвердил Жюль, сдвинув брови.
- Ха! - сказал Пине, очень довольный. - В таком случае давай лишим этого кровопийцу Трабо его добычи. Мы найдем ему другого парня, созданного для того, чтобы стать пекарем.
- Но, мосье…
- Я дам тебе рекомендацию в Космический колледж и взамен прошу тебя только об одном.
У Жюля перехватило дыхание.
- О, господин полковник! О чем же?
- Всегда будь таким, чтобы мне не бмло за тебя стыдно!
Он сидел у себя в кабине, глаза его вводились и покраснели от усталости, а "Призрак" стремительно прорезал пространство. За двадцать напряженных, мучительных лет он выстроил целую лестницу и ступень за ступенью поднялся до чина капитана. Теперь он славился как один из самых знающих и добросовестных командиров Космической службы. И все это незыблемо покоилось на одной заповеди, которая поддерживала его в самые тяжкие минуты: "ВСЕГДА БУДЬ ТАКИМ, ЧТОБЫ МНЕ НЕ БЫЛО ЗА ТЕБЯ СТЫДНО!"
Его мать и полковник Пине давно умерли, но до последнего своего часа они им гордились: ведь он стал капитаном.
Он был штурманом, вторым пилотом, потом первым, и место его было на носу корабля, как он: всегда мечтал, и он действительно погружался в необъятный звездный мир, который так любил. Размеренно чередовались часы, отведенные на сон, отдых и работу, и, когда он работал, его постоянно переполнял неослабевающий восторг перед тем, что ему доводилось видеть, наблюдать, изучать.
А теперь он променял все это на добровольное заключение в недрах корабля и вокруг уже ничего не было - одни лишь тусклый стены ив сплава титана да стол, заваленный бумагами.
Всякую минуту бодрствования, всякую минуту отдыха, а нередко и отрываясь от сна, он отвечал на вопросы, принимал решения, делал записи в специальных книгах, заполнял тысячи деловых бланков. Как говорится, одна сплошная писанина…
Через час после ужина:
- Прошу прощения, капитан. Этот толстяк из Дюссельдорфа опять напился до зеленых чертиков. Ударил стюарда, который попытался его урезонить. Прошу разрешения запереть его на гауптвахте.
- Разрешаю.
Или среди беспокойного, чуткого сна кто-то решительно трясет его за плечо:
- Прошу прощения, капитан. У десятой и одиннадцатой дюз треснула прокладка. Прошу разрешения отключить энергию на два часа, пока будет производиться ремонт.
- Разрешаю. Пускай дежурный штурман сообщит мне о коррдинатах, как только вы сможете продолжать полет.
Два часа спустя снова трясут за плечо:
- Прошу извинить за беспокойство, капитан. Ремонт окончен. Вот наши координаты.
Вопросы.
Заполнение бланков.
Просьбы, доклады, требования, происшествия, решения, ответы, распоряжения, приказы. Ни минуты покоя. И опять бумаги.
- Прошу прощения капитан. Двое пассажиров, Уильям Арчер и Мэрион Уайт, желают вступить в брак. Когда вам будет удобно совершить обряд?
- Медицинское освидетельствование прошли?
- Да, капитан.
- Кольцо у жениха есть?
- Нет, капитан.