Я ничего не понимал. Какое несчастье могло обрушиться на Костю? Разве что налетит на медузу. Ну получит небольшой ожог, - мы недавно делали прививки от яда этих животных, и тяжелых последствий не будет.
- Давайте лучше догоним Костю, - предложил я. - У него быстро меняется настроение.
Костя виновато улыбнулся:
- Еще полчаса такого одиночного плавания, и мне пришлось бы надувать спасательные пузыри. Понимаю, сам виноват, но от сознания вины еще неприятней. Протей! Извини, дружище, я был груб, как барракуда или мурена. Дай я обопрусь о твою могучую спину… Вот так. Что-то я устал сегодня. И будто ничего не делал.
- Как?! - Я перечислил, чем мы занимались весь день.
- Пустяки. Просто какая-то нервная усталость. Может, перехватили солнечной радиации. Может, действует звезда?
- Возможно. Мы же с тобой состоим из такого же материала, как и…
- …все прочие организмы. Благодарю. Мне сегодня показалось, что я какой-то особенный, ни на что не похожий. Может, тоже от излучений звезды-невидимки?
Когда размашистая океанская волна поднимала нас на свой гребень, то были видны застывшие над водой ветряки, зелень садов; башня ажурного маяка растворялась в жарком предвечернем мареве, только вращающийся золотой диск на вершине маяка ослепительно вспыхивал, когда ловил солнечные лучи.
Тави и Протей плыли довольно медленно, они чувствовали, что хотя Костя и храбрился, но еще не восстановил свои силы. Слегка придерживаясь за спину Протея, он говорил:
- Когда я плыл один и начал слегка уставать, то мне пришла довольно интересная мысль. - Он помолчал, усмехнулся, закинул назад мокрые волосы и продолжал: - Мысль о значении содружества человека и представителей других видов. Человек погиб бы без их помощи. И не всегда инициатором был человек. Мы не знаем, как спутниками человека, его верными друзьями стали собака, лошадь, корова, верблюд, кошка. Нам известно, что дельфины всегда первыми искали контактов с человеком и на заре истории находили людей с открытым сердцем и чуткой душой. Тогда человек был ближе к природе, считал себя братом всего живого. Много поколений людей находили тончайшие нити, связывающие их с другими существами. Затем происходила катастрофа - война, эпидемия, землетрясение, цунами смывало прибрежные поселки, вспыхивали сверхновые звезды, падали болиды, да мало ли что происходило за всю историю,
- и обрывались нити дружбы вместе с жизнью людей и их братьев по крови…
Дельфины увлекли нас вправо, сказав, что впереди на разных глубинах путь преграждают нам медузы, ядовитые даже для дельфинов.
- Вот видишь? - продолжал Костя. - Что бы мы делали сейчас без них? А они, между прочим, без нас бы обошлись.
Я привык к скачкообразной манере своего друга выражать свои мысли. Все, что он сейчас излагал, не было новостью, но я чувствовал по его тону и скрытому волнению, что он стремится высказать какие-то важные для него вещи, и слушал, не перебивая. К тому же разговор скрашивал довольно однообразный путь к острову.
Костя посмотрел на меня иронически, а спросил витиевато:
- По твоей физиономии, склеенной в снисходительную улыбку, вижу, что тебе все еще не ясно, для чего такая длинная преамбула.
- Пожалуй…
- Ты мог бы не отвечать, настолько выразительно написан ответ на твоем бесхитростном лике. Потерпи немного, и все станет ясно, как после весеннего дождя. Возникавшие содружества между человеческим сообществом и другими видами разного интеллектуального уровня прерывалось, вернее, уничтожалось не только катаклизмами. Сам человек нарушал, растаптывал дружбу под влиянием своего эгоизма. Философы, жрецы, ученые и даже поэты оправдывали мерзкое поведение себе подобных и всячески превозносили исключительность человека. Человек - венец природы. Все для него. Ему все позволено. Все твари должны служить ему, отдавать ему свое мясо, кожу, перья, шерсть…
- …молоко.
- Не перебивай! Молоко - продукт для обмена. И вот теперь главное! Человек очень виновен перед своими братьями по крови. Он всегда это знал, по крайней мере знали многие, и даже в варварские века стремился понять и приблизить к себе другие существа. Я хочу сказать, что одна из главных целей нашего существования - Великий гуманизм. Объединение всей разумной жизни. Не улыбайся!
- Соль разъедает глаза.
- Знаем мы эту соль!.. Ну вот, всегда ты перебиваешь! Но на этот раз тебе не удалось сбить меня с толку. Я кончаю. Мы живем в хорошее время. Забыты многие предрассудки. Сейчас век содружества жизни! Не космоса, не науки, а именно содружества жизни. Как много достигли бионики, используя готовые модели, созданные природой за миллиарды лет! Сколько нам дали дельфины! И сколько получили от нас! На очереди кальмары, спруты с их особым виденьем мира. И теперь второе!
Многого мы добились и, как всегда в период удач или, как говорят студенты, везенья, забыли о несовершенстве нашего ума. Достигнутое стало эталоном, тяжелым, как скала. Трудно двигаться вперед с таким грузом. Наш учитель говорит, что законы открывать необычайно трудно, но еще труднее их преодолевать, находить к ним поправки или отвергать вовсе. Ну, вот и все. Почти доплыли. Вперед, Протей! Догоняйте!
На берегу он спросил:
- Ты, кажется, ничего не понял из моей бессвязной речи?
- Нет, почему ты так думаешь? Многое было довольно интересно.
- Меня не интересуют красоты стиля. Лучше скажи, согласен мне помочь? "Ты мне очень нужен".
- Ну конечно! - ответил я радостно, потому что уже много лет никто из нас не произносил эту магическую фразу.
- Тогда пошли в столовую. Нам надо запастись горючим. Потребуются некоторые усилия.
Он повел меня мимо океанариума, сделав порядочный крюк. Косатки безжизненно застыли в голубой воде, не обращая никакого внимания на тунцов, проплывавших у них под носом.
- Видишь? - спросил Костя. - Я все о том же. О праве одного вида угнетать другой. Они же погибнут здесь, завтра же. Все погибнут. Они могут останавливать сердце. Смотри!
Действительно, на дне белело брюхо мертвой косатки. Заметив, какими жадными глазами я осматриваю набор закусок в витрине холодильника, Костя сказал:
- Рекомендую ограничиться стаканом молока Матильды и еще каким-нибудь соком. Придется снова болтаться в воде…
Я без особого удовольствия, как лекарство, выпил густое, теплое молоко и с наслаждением осушил стакан ананасного коктейля.
- По калорийности это не уступает… - начал было Костя, но, встретившись со мной взглядом, сказал: - Думаешь, мне есть не хочется? Я готов грызть акулью кожу.
- Ну, пошли. Скоро вернемся, и тогда… Фу, какая бурда!.. Но зато сок… Восхитительный напиток!
Нам было лет по десять, когда мы поклялись всегда приходить друг другу на помощь. Без единого вопроса. Надо только сказать: "Ты мне очень нужен", и все, магическая фраза отдавала одного из нас в полное подчинение другому. И вот что странно: никогда еще эта просьба-приказ не была неожиданной. Наверное, мы научились читать мысли друг друга, отгадывать желания. Если Костя врывался ко мне во время каникул, то я уже знал в общих чертах маршрут и цель нашего похода: мой бесхитростный друг еще за несколько дней своей таинственной сосредоточенностью настораживал и подготовлял меня к "неожиданности".
Сейчас я тоже догадывался о его сумасбродной затее, и меня вдруг охватила тревога, когда я представил себе возможные последствия.
Я спросил:
- Ты все обдумал?
- Да.
- Уверен, что они тихо уйдут из лагуны?
- Как Матильда с подругами после дойки.
- Когда ты успел с ними договориться?
- Не улыбайся так иронически, я все предусмотрел. Протей возглавит отряды копьеносцев. Они преградят путь в лагуну. Косатки сейчас еще под действием наркотика. Ты видел, они совсем инертны.
- Думаешь, что Джек спокойно нырнет под остров?
- Да. Как первая беглянка. У них тщательно разработан маршрут. Я уверен. Все будет о'кей! - -заключил он далеко не уверенным тоном.
Несколько шагов мы прошли молча. Короткая заря угасла. Затеплились диски искусственных лун. В шум волн вплетался хрустальный перезвон, словно звенели елочные новогодние колокольчики. На днях нам прислали несколько сотен певчих цикад, выведенных японскими селекционерами. У них необыкновенно нежные голоса разной тональности. Трудно представить себе, что предки этих нежноголосых созданий те самые лупоглазые насекомые, что и по сей день терзают слух своими оглушительными концертами. Хотя многим нравится их металлический гомон…
Я спросил:
- А Совет? Как посмотрит Совет?
- Видишь ли… я уже разговаривал с Нильсеном.
- Ну?
Костя остановился:
- Знаешь, Ив, я освобождаю тебя от… от данного слова. Возможно, ты прав. Спокойной ночи. - Он круто повернулся и побежал к лагуне.
Что мне оставалось делать, как не припустить за ним следом! Я бежал и с тоской думал: вот сейчас надену маску, возьму лазер, прыгну в лагуну и открою ворота косаткам. Потом буду стоять перед осуждающими взглядами членов Совета. Завтра нас, наверное, "спишут" с острова. Не закончив практики, бросив на половине работу, мы полетим за новым назначением и снова предстанем перед Советом, теперь уже университета. Преподавателей вызовут со всех континентов… Как они будут благодарны, что их оторвали от исследований ради двух недисциплинированных сентиментальных студентов!
Думая так, я чувствовал, что Костя все-таки прав. Прав той высокой правдой, что всегда шла наперекор установившимся правилам и законам и которая в конце концов признавалась всеми и сама становилась законом.