Патрик медленно помотал головой. Он был жалок. Камилл подождал минуту, затем пожал плечами и выключил видеофон. Роберт, растираясь грубым полотенцем, сказал решительно:
- Зачем же так, Камилл? Это же грубо. Это оскорбляет.
Камилл снова пожал плечами. Это получилось у него так, будто голова его, придавленная каской, ныряла куда–то в грудь и снова выскакивала наружу.
- Оскорбляет? - сказал он. - А почему бы и нет?
Ответить на это было нечего. Роберт инстинктивно чувствовал, что спорить с Камиллом на моральные темы бесполезно. Камилл просто не поймёт, о чём идёт речь.
Он повесил полотенце и стал готовить завтрак. Они молча поели. Камилл удовольствовался кусочком хлеба с джемом и стаканом молока. Камилл всегда очень мало ел. Потом он сказал:
- Роби, вы не знаете, они отправили "Стрелу"?
- Позавчера, - сказал Роберт.
- Позавчера… Это плохо.
- А зачем вам "Стрела", Камилл?
Камилл сказал равнодушно:
- Мне "Стрела" не нужна.
2
На окраине Столицы Горбовский попросил остановиться. Он вылез из машины и сказал:
- Очень хочется прогуляться.
- Пойдёмте, - сказал Марк Валькенштейн и тоже вылез.
На прямом блестящем шоссе было пусто, вокруг желтела и зеленела степь, а впереди сквозь сочную зелень земной растительности проглядывали разноцветными пятнами стены городских зданий.
- Слишком жарко, - возразил Перси Диксон. - Нагрузка на сердце.
Горбовский сорвал у обочины и поднёс к лицу цветочек.
- Люблю, когда жарко, - сказал он. - Пойдёмте с нами, Перси. Вы совсем обрюзгли.
Перси захлопнул дверцу.
- Как хотите. Если говорить честно, я ужасно устал от вас обоих за последние двадцать лет. Я старый человек, и мне хочется немножко отдохнуть от ваших парадоксов. И будьте любезны, не подходите ко мне на пляже.
- Перси, - сказал Горбовский, - поезжайте лучше в Детское. Я, правда, не знаю, где это, но там детишки, наивный смех, простота нравов… "Дядя!
- закричат они. - Давай играть в мамонта!"
- Только берегите бороду, - добавил Марк, осклабясь. - Они на ней повиснут.
Перси что–то буркнул себе под нос и умчался. Марк и Горбовский перешли на тропинку и неторопливо двинулись вдоль шоссе.
- Стареет бородач, - сказал Марк. - Вот и мы ему уже надоели.
- Да ну что вы, Марк, - сказал Горбовский. Он вытащил из кармана проигрыватель. - Ничего мы ему не надоели. Просто он устал. И потом он разочарован. Шутка сказать - человек потратил на нас двадцать лет: уж так ему хотелось узнать, как влияет на нас космос. А он почему–то не влияет… Я хочу Африку. Где моя Африка? Почему у меня всегда все записи перепутаны?
Он брёл по тропинке следом за Марком, с цветком в зубах, настраивая проигрыватель и поминутно спотыкаясь. Потом он нашёл Африку, и жёлто–зелёная степь огласилась звуками тамтама. Марк поглядел через плечо.
- Выплюньте эту дрянь, - сказал он брезгливо.
- Почему же дрянь? Цветочек.
Тамтам гремел.
- Сделайте хотя бы потише, - сказал Марк.
Горбовский сделал потише.
- Ещё тише, пожалуйста.
Горбовский сделал вид, что делает тише.
- Вот так? - спросил он.
- Не понимаю, почему я его до сих пор не испортил? - сказал Марк в пространство.
Горбовский поспешно сделал совсем тихо и положил проигрыватель в нагрудный карман.
Они шли мимо весёлых разноцветных домиков, обсаженных сиренью, с одинаковыми решётчатыми конусами энергоприёмников на крышах. Через тропинку, крадучись, прошла рыжая кошка. "Кис–кис–кис!" - обрадованно позвал Горбовский. Кошка опрометью кинулась в густую траву и оттуда поглядела дикими глазами. В знойном воздухе лениво гудели пчёлы. Откуда–то доносился густой рыкающий храп.
- Ну и деревня, - сказал Марк. - Столица. Спят до девяти…
- Ну зачем вы так, Марк, - возразил Горбовский. - Я, например, нахожу, что здесь очень мило. Пчёлки… Киска вон давеча пробежала… Что вам ещё нужно? Хотите, я громче сделаю?
- Не хочу, - сказал Марк. - Не люблю я таких ленивых посёлков. В ленивых посёлках живут ленивые люди.
- Знаю я вас, знаю, - сказал Горбовский. - Вам бы всё борьбу, чтобы никто ни с кем не соглашался, чтобы сверкали идеи, и драку бы неплохо, но это уже в идеале… Стойте, стойте! Тут что–то вроде крапивы. Красивая, и очень больно…
Он присел перед пышным кустом с крупными чернополосыми листьями. Марк сказал с досадой:
- Ну что вы тут расселись, Леонид Андреевич? Крапивы не видели?
- Никогда в жизни не видел. Но я читал. И знаете, Марк, давайте я спишу вас с корабля… Вы как–то испортились, избаловались. Разучились радоваться простой жизни.
- Я не знаю, что такое простая жизнь, - сказал Марк, - но все эти цветочки–крапивки, все эти стёжки–дорожки и разнообразные тропиночки - это, по–моему, Леонид Андреевич, только разлагает. В мире ещё достаточно неустройства, рано ещё перед всей этой буколикой ахать.
- Неустройства - да, есть, - согласился Горбовский. - Только они ведь всегда были и всегда будут. Какая же это жизнь без неустройства? А в общем–то всё очень хорошо. Вот слышите, поёт кто–то… Невзирая ни на какие неустройства…
Навстречу им по шоссе вынесся гигантский грузовой атомокар. На ящиках в кузове сидели здоровенные полуголые парни. Один из них, самозабвенно изогнувшись, бешено бил рукой по струнам банджо, и все дружно ревели:
Мне нужна жена - лучше или хуже,
Лишь бы была женщиной - женщиной без мужа…
Атомокар промчался мимо, и волна горячего воздуха на секунду пригнула траву. Горбовский сказал:
- Вот это должно нравиться, Марк. В девять часов люди уже на ногах и работают. А песня вам понравилась?
- Это тоже не то, - упрямо сказал Марк.
Тропинка свернула в сторону, огибая огромный бетонированный бассейн с тёмной водой. Они пошли через заросли высокой, по грудь, желтоватой травы. Стало прохладнее - сверху нависла густая листва чёрных акаций.
- Марк, - сказал Горбовский шёпотом. - Девушка идёт!
Марк остановился как вкопанный. Из травы вынырнула высокая полная брюнетка в белых шортах и в коротенькой белой курточке с оторванными пуговицами. Брюнетка с заметным напряжением тянула за собой тяжёлый кабель.
- Здравствуйте! - сказали хором Горбовский и Марк.
Брюнетка вздрогнула и остановилась. На лице её изобразился испуг. Горбовский и Марк переглянулись.
- Здравствуйте, девушка! - рявкнул Марк.
Брюнетка выпустила кабель из рук и понурилась.
- Здравствуйте, - прошептала она.
- У меня такое ощущение, Марк, - сказал Горбовский, - что мы помешали.
- Может быть, вам помочь? - галантно спросил Марк.
Девушка смотрела на него исподлобья.
- Змеи, - сказала вдруг она.
- Где? - воскликнул Горбовский с ужасом и поднял одну ногу.
- Вообще змеи, - пояснила девушка. Она оглядела Горбовского. - Видели сегодня восход? - вкрадчиво осведомилась она.
- Мы сегодня видели четыре восхода, - небрежно сказал Марк.
Девушка прищурилась и точно рассчитанным движением поправила волосы. Марк сейчас же представился:
- Валькенштейн. Марк.
- Д–звездолётчик, - добавил Горбовский.
- Ах, Д–звездолётчик, - сказала девушка со странной интонацией. Она подняла кабель, подмигнула Марку и скрылась в траве. Кабель зашуршал по тропинке. Горбовский посмотрел на Марка. Марк смотрел вслед девушке.
- Идите, Марк, идите, - сказал Горбовский. - Это будет вполне логично. Кабель тяжеленный, девушка слабая, красивая, а вы здоровенный звездолётчик.
Марк задумчиво наступил на кабель. Кабель задёргался, и из травы донеслось:
- Вытравливай, Семён, вытравливай!…
Марк поспешно убрал ногу. Они пошли дальше.
- Странная девушка, - сказал Горбовский. - Но мила! Кстати, Марк, почему вы всё–таки не женились?
- На ком? - спросил Марк.
- Ну–ну, Марк. Не надо так. Это же все знают. Очень славная и милая женщина. Тонкая очень и деликатная. Я всегда считал, что вы для неё несколько грубоваты. Но она, кажется, так не считала…
- Да так, не женился, - сказал Марк неохотно. - Не получилось.
Тропинка снова вывела их к шоссе. Теперь слева тянулись какие то длинные белые цистерны, а впереди блестел на солнце серебристый шпиль над зданием Совета. Вокруг по–прежнему было пусто.
- Она слишком любила музыку, - сказал Марк. - Нельзя же в каждый полёт брать с собой хориолу. Хватит с нас и вашего проигрывателя. Перси терпеть не может музыки.
- В каждый полёт, - повторил Горбовский. - Всё дело в том, Марк, что мы слишком стары. Двадцать лет назад мы не стали бы взвешивать, что ценнее - любовь или дружба. А теперь уже поздно. Теперь мы уже обречены. Впрочем, не теряйте надежды, Марк. Может быть, мы ещё встретим женщин, которые станут для нас дороже всего остального.
- Только не Перси, - сказал Марк. - Он даже не дружит ни с кем, кроме нас с вами. А влюблённый Перси…
Горбовский представил себе влюблённого Перси Диксона.
- Перси был бы отличный отец, - неуверенно предположил он.
Марк поморщился.
- Это было бы нечестно. А ребёнку не нужен хороший отец. Ему нужен хороший учитель. А человеку - хороший друг. А женщине - любимый человек. И вообще поговорим лучше о стёжках–дорожках.
Площадь перед зданием Совета была пуста, только у подъезда стоял большой неуклюжий аэробус.
- Мне бы хотелось повидаться с Матвеем, - сказал Горбовский. - Пойдёмте со мной, Марк.
- Кто это - Матвей?