- Ваша тенденция к паранойе, - задумчиво сказал доктор Шедд, - не может быть слишком серьезной, если глаза посторонних пугают вас не более, чем вы обнаруживаете.
- Они меня ни черта не пугают, - ответил я.
- Хорошо, - похоже, он был доволен. - Это чудненькое предзнаменование на будущее. - С этими словами он направился обратно в белые клубы пара, в своих синих штанишках, сжимая под мышкой свой блокнот. Вот и закончилось мое первое интервью с лечащим психиатром в клинике им. Кэзэнина.
В час дня меня отвели в просторную, чистую комнату, где меня ожидали несколько медсестер и два врача. Они распростерли меня на покрытом кожей столе и сделали внутривенный укол галлюциногенного препарата. Врачи и сестры, страшно усталые, но дружелюбные, стояли поодаль и ждали. И я тоже ждал, привязанный к своему столу, одетый в больничную хламиду, с нелепо торчащими голыми ногами, с руками по швам…
Через несколько минут препарат подействовал. Я очутился в пригороде Окленда, штат Калифорния, я сидел на парковой скамейке в сквере Джека Лондона. Рядом со мной, кормя хлебными крошками стайку сизых голубей, сидела Прис. На ней были короткие штанишки и зеленый свитер, вывязанный узором, похожим на черпаховый панцирь. Ее волосы были убраны назад и повязаны платочком в красную клетку, и она была совершенно погружена в свое занятие, явно не осознавая моего присутствия.
- Привет, - сказал я.
Повернув ко мне голову, она спокойно сказала:
- Молчи, говорю тебе, черт тебя возьми. Если будешь болтать, ты их спугнешь и тогда вон тот старичок начнет их кормить вместо меня.
На скамейке, стоящей немного подальше у той же дорожки, сидел доктор Шедд, он улыбался нам и держал пакет с хлебными крошками. Таким образом моя душа поступила с его присутствием: она включила его в сцену в качестве персонажа.
- Прис, - тихо сказал я, - я должен с тобой поговорить.
- Зачем? - Она смотрела мне в лицо с холодным, отчужденным выражением. - Это важно для тебя, но важно ли для меня? Или тебе так уж это необходимо?
- Необходимо, - сказал я, почувствовав прилив отчаяния.
- Тогда покажи мне, что ты хочешь, но не разговаривай. Я совершенно счастлива тем, что сейчас делаю. - И она снова начала кормить птиц.
- Ты меня любишь? - спросил я.
- О Боже, нет!
И все-таки я чувствовал, что любит.
Некоторое время мы сидели на скамейке вместе, а потом парк, скамейка и сама Прис исчезли и я снова очутился на столе, привязанный и наблюдаемый доктором Шеддом и страшно занятыми медсестрами клиники им. Кэзэнина.
- Это прошло гораздо лучше, - сообщил доктор Шедд, пока меня развязывали.
- Лучше, чем что?
- Чем оба предыдущих раза.
Я не помнил никаких предыдущих попыток, и сказал ему об этом.
- Ну, конечно же, не помните: они были неудачными. Не активизировалась никакая вымышленная жизнь: вы просто уснули. Однако сейчас мы в любое время можем ожидать результатов.
Они отвели меня в мою палату. На следующее утро я вновь появился в кабинете терапии, чтобы получить свою дозу бегства в воображаемый мир, свой час с Прис.
Когда меня привязали, вошел доктор Шедд и приветствовал меня:
- Роузен, я собираюсь включить вас с групповую терапию: вдобавок к тому, чем мы занимаемся здесь. Вы понимаете, что такое групповая терапия? Вы выложите свои проблемы перед группой пациентов, своих товарищей, а они будут их комментировать… вы будете сидеть вместе с ними, пока они будут обсуждать вас и те моменты в ваших рассуждениях, где вы свернули на бездорожье. Вы увидите, что все это происходит в дружеской и неформальной атмосфере. В общем, это достаточно действенное средство.
- Хорошо, - мне было очень одиноко здесь, в клинике.
- У вас не будет возражений, если материал, полученный в результате наших с вами экспериментов, поступит в распоряжение вашей группы?
- Господи, конечно нет. Почему бы мне быть против?
- Ксерокопии записей наших с вами сеансов будут распределены между участниками группы перед каждым собранием… вы осознаете, что мы записываем все ваши "уходы" для аналитических целей и с вашего разрешения для использования в группах терапии.
- Я вам, несомненно, дам свое разрешение, - сказал я. - Не возражаю, если группе моих товарищей по несчастью станет известно содержание моих фантазий, особенно если они смогут мне объяснить, где я сделал ложный ход.
- Вот увидите: нет группы лиц, более обеспокоенных тем, чтобы вам помочь, чем группа ваших товарищей - пациентов нашей клиники, - сказал доктор Шедд.
Мне сделали укол галлюциногена, и я снова погрузился в свой контролируемый уход…
Я сидел за рулем своего "Шевроле Мэджик Файр", ехал по очень оживленному фривею, возвращаясь домой в конце дня. Диктор, ведущий передачи для тех, кто в пути, рассказывал мне о дорожной пробке где-то впереди.
- Столпотворение, конструктивный подход или хаос, - говорил он. - Я проведу тебя сквозь это, дорогой друг.
- Спасибо, - громко сказал я.
Сидящая рядом со мной Прис дернулась и раздраженно спросила:
- Ты всегда разговариваешь с радио? Это плохой признак: я всегда знала, что психика у тебя не из самых крепких.
- Прис, - обратился я к ней, - несмотря на твои слова, я знаю, что ты меня любишь. Разве ты не помнишь, как мы были с тобой наедине в квартире КолЛи Нилд в Сиэтле?
- Нет.
- Разве ты не помнишь, как мы занимались там любовью?
- Господи, - сказала она резко.
- Я знаю: ты любишь меня, что бы ты ни говорила.
- Высади меня здесь, на дороге, если ты и дальше собираешься говорить такие вещи. Меня от тебя тошнит.
- Прис, - сказал я, - почему мы с тобой едем вместе? Мы возвращаемся домой? Мы женаты?
- О Господи, - простонала она.
- Ответь мне, - сказал я, не отрывая взгляда от грузовика, ехавшего впереди.
Она не ответила, а только, вывернувшись, уселась у дверцы, как можно дальше от меня.
- Мы женаты, - сказал я, - я знаю, что это так. Когда я пришел в себя, доктор Шедд казался довольным:
- Вы проявляете прогрессирующую тенденцию к улучшению. Думаю, можно спокойно сказать, что вы достигаете эффективного внешнего катарсиса для своих регрессивных половых влечений, а это именно то, на что мы рассчитываем.
Он ободряюще похлопал меня по спине, совсем как мой партнер Мори Рок недавно…
На моем следующем сеансе Прис выглядела постарше. Мы с ней медленно прогуливались по большому железнодорожному вокзалу в Чейенне, штат Вайоминг. Был поздний вечер, мы гуляли по подземному переходу, под путями, потом поднимались вверх, шли до самого конца перрона и там молча стояли рядом. Ее лицо повзрослело, стало более полным. Она определенно изменилась, пополнела. И казалась гораздо спокойнее.
- Сколько лет, - спросил я, - мы с тобой уже женаты?
- Разве ты не знаешь?
- Значит, мы все-таки женаты, - сказал я, и сердце мое переполнилось ликованием.
- Ну конечно же: не думаешь ли ты, что мы живем просто так? Что такое с тобой, ты что, память потерял или что?
- Пойдем-ка в тот бар, который мы с тобой видели - там, напротив вокзала. Он, кажется, уютный.
- Ладно, - согласилась она, а когда мы направились обратно к подземному переходу, она вдруг сказала: - Я рада, что ты уводишь меня подальше от этих пустых рельсов… они меня угнетали. Знаешь, о чем я было начала думать? Мне хотелось знать, как это бы выглядело, если бы пришел электровоз, а ты бы вдруг упал перед ним на рельсы и он бы проехал по тебе, разрезав надвое… Мне хотелось знать, что ощущаешь, когда все кончается вот так, падением на рельсы, будто ты собирался лечь поспать…
- Не говори так, - сказал я, обнимая ее и прижимая к себе. Она была застывшей и неподатливой, как всегда.
Когда доктор Шедд разбудил меня от грез, вид у него был как на похоронах:
- Я не слишком счастлив наблюдать элементы патологии, возникающие в ваших видениях: это показывает, какая еще пропасть перед нами. В следующий, пятнадцатый раз…
- Пятнадцатый! - воскликнул я, - вы хотите сказать, что этот сеанс был четырнадцатым?
- Вы здесь уже больше месяца. Боюсь, что ваши эпизоды сливаются друг с другом: этого следовало ожидать, так как иногда не наблюдается никакого прогресса, а иногда повторяется тот же материал. Пусть вас это не беспокоит, Роузен.
- Хорошо, доктор, - сказал я, почувствовав, как мне становится не по себе…
На следующем сеансе - или во время того, что моему нарушенному сознанию показалось следующим сеансом - я снова сидел вместе с Прис на скамейке в сквере Джека Лондона в пригороде Окленда, Калифорния. На этот раз она была грустна и сидела тихо: никаких голубей, увивавшихся возле нее в надежде на подачку, она не кормила, а просто сидела, сложив руки и опустив глаза.
- Что с тобой? - спросил я, пытаясь притянуть ее к себе поближе.
Слеза сползла по ее щеке.
- Ничего, Льюис. - Она достала из сумочки носовой платок, промокнула глаза и высморкалась. - Просто я ощущаю смерть и пустоту, вот и все. Возможно, я беременна. И уже на целую неделю слишком поздно, чтобы что-то с этим сделать…
Я ощутил дикую гордость: сгреб ее в объятия и поцеловал в холодные, неподатливые губы.
- Лучшей новости я еще никогда в жизни не слышал! Она подняла на меня свои серые, полные грусти глаза.
- Я рада, что ты доволен, Льюис. - Она слегка улыбнулась и погладила меня по руке.