- И это состояние ощущается как опасное, враждебное и невероятно исполненное силы, но все же привлекательное бытие. Воплощение всех противоположностей: оно вмещает в себя абсолют жизни, однако является смертью; всю любовь - однако является холодом; весь интеллект - однако подвержено деструктивному аналитическому стремлению, не творческому по своей сущности, которое тем не менее ощущается как источник творчества в чистом виде. Вот они, противоположности, дремлющие в подсознании, которые доминируют над опытом в целом, присутствующим в сознании. Когда противоположности испытывают напрямую, непосредственно, так, как это происходит с вами, их нельзя ни понять, ни разделаться с ними: в конечном итоге они разрушают ваше "я" и уничтожат его, по той причине, что, как вам известно, являются архетипами и не могут быть ассимилированы вашим "я".
- Понимаю, - сказал я.
- Итак, это сражение - грандиозная борьба сознательной психической деятельности за то, чтобы прийти к пониманию с его собственными коллективными аспектами, с его подсознанием, - и борьба эта обречена на провал. Архетипы подсознания должны испытываться не напрямую, а опосредованно, посредством души, и в мягкой форме, свободной от их биполярных качеств. Чтобы это произошло, вы должны совершенно по-другому относиться к своему подсознанию; при таком же положении дел, как сейчас, вы пассивны и ваше подсознание сильнее вас - это оно принимает решения, а не вы.
- Правильно, - откликнулся я.
- Ваше сознание было обессилено, следовательно, оно более не в состоянии действовать. У него нет власти, кроме той, которую оно черпает из подсознания, а в настоящий момент между ними существует раскол. Поэтому соотношение не может быть стабилизировано с помощью души, - заключил доктор Найси. - У вас относительно слабая форма шизофрении, но тем не менее это все-таки психоз, который необходимо лечить в Федеральной клинике. Мне хотелось бы снова увидеться с вами, когда вы вернетесь обратно из Канзас-Сити: я знаю, что улучшение в вашем состоянии будет феноменальным. - Он улыбнулся мне с искренней теплотой, и я улыбнулся ему в ответ. Он встал, протянул мне руку, и мы обменялись рукопожатием.
Путь в клиннику им. Кэзэнина, Канзас-Сити, был мне открыт.
На формальном допросе при свидетелях доктор Найси представил меня присутствующим, задавшим мне вопрос, существует ли какая-либо причина, препятствующая моей немедленной отправке в Канзас-Сити. Из-за этих сухих формальностей я уже было стал беспокоиться насчет финала моих заключений. Доктор Найси дал мне двадцать четыре часа на завершение моих дел, однако я отклонил его предложение, так как хотел отправиться немедленно. В конце концов мы сошлись на восьми часах. Персонал доктора Найси забронировал мне билет на самолет, а я уехал из Бюро на такси, чтобы вернуться в Онтарио, пока не настанет время отправляться в путешествие на восток.
Я велел таксисту везти меня в дом Мори, где оставил кучу своих вещей. Вскоре мы добрались туда, и я постучал в дверь.
Дома не оказалась никого, я попытался подергать за дверную ручку: дверь не была заперта. И я вошел в тихий, покинутый дом.
Там, в ванной, была кафельная мозаика, над которой трудилась Прис в ту первую ночь. Сейчас она была готова. Я немного постоял, уставившись на нее, поразительную по цветам и рисунку: там была и русалка, и рыба, и осьминог со светлыми глазами из обувных кнопок: она, в конце концов, закончила его.
Один голубой кусочек кафеля расшатался, и я, не повредив, выколупал его из мозаики, оттер липкий раствор с его обратной стороны и положил осколок в карман.
- На случай, если я забуду тебя, - подумал я. - Тебя и твою мозаику в ванной, твою русалку с розовыми сосками, многие твои милые и чудовищные создания, кишащие под водной гладью, в вечной и спокойной глубине… Прис сделала линию над моей головой, на высоте почти что восьми футов - над ней было синее небо, совсем немного неба: в этой творческой схеме оно не играло никакой роли.
И вдруг я услышал, как кто-то стучит и громко топает. Кто-то гнался за мной, однако я не двинулся с места. Подумаешь! Я ждал, и вдруг, тяжело дыша, ввалился Мори Рок: увидев меня, он встал как вкопанный.
- Льюис Роузен, - сказал Мори, - и в ванной…
- Я уже ухожу.
- Соседка позвонила мне в офис: увидела, как ты подкатил на такси и вошел в дом - она знала, что я на работе.
- За мной шпионили, - для меня это не было неожиданностью. - Они все так делают, куда бы я ни пошел. - Я продолжал стоять, держа руки в карманах и глазея на разноцветную стенку.
- Она просто подумала, что я должен об этом знать. Я так и подумал, что это, наверное, ты. - Наконец он заметил мой чемодан и вещи, которые я собрал. - Ты и правда опупел: только что вернулся из Сиэтла, - постой-ка, когда же ты прилетел-то? Кажется, не ранее чем сегодня утром, и уже собираешься куда-то еще.
Я сказал:
- Мне надо ехать, Мори, это закон.
Он уставился на меня, и челюсть у него стала отвисать, наконец он вспыхнул:
- Прости меня, Льюис, я хочу сказать - за то, что я сказал, что ты опупел…
- Да все в порядке, но ты прав. Сегодня я не справился с тестами. Члены комиссии уже меня обслужили…
Закрыв наконец рот, он проворчал:
- Кто тебя туда отправил?
- Отец с Честером.
- Мать твою! Родная кровь…
- Они спасли меня от паранойи. Послушай, Мори, - я повернулся к нему лицом, - ты не знаешь, где она?
- Ей-богу, Льюис, если бы знал, то сказал бы тебе. Несмотря на то что тебя записали в психи.
- Знаешь, куда они меня отправляют на лечение?
- В Канзас-Сити? Я кивнул.
- Может быть, ты ее там найдешь. Возможно, психиатрическая служба уже ее сцапала и отправила обратно, а мне об этом забыли сообщить.
- Ага, может, и так, - согласился я. Он подошел ко мне и огрел по спине:
- Ни пуха ни пера, ты, сукин сын. Я знаю, ты из этого выберешься. Осмелюсь предположить, у тебя всего лишь "шиза" - и больше ничего.
- У меня шизофрения "Магна Матер". - Я полез в карман, достал осколок кафеля, показал Мори и сказал: - Чтобы помнить о ней. Надеюсь, ты не в обиде: в конце концов, дом - твой и мозаика тоже.
- Возьми себе. Возьми всю рыбину. Забирай русалочью титьку, - и он направился к русалке. - Без дураков, Льюис: сейчас мы расшатаем эту розовую штуку и ты сможешь носить ее с собой, договорились?
- Замечательно.
В неловком молчании мы смотрели друг на друга. Спустя некоторое время Мори спросил:
- Как ты себя чувствуешь теперь, будучи шизофреником?
- Плохо, Мори, очень-очень плохо.
- Я так и думал, - так всегда и Прис говорила. Она была счастлива от этого избавиться.
- Моя поездка в Сиэтл - это был первый симптом болезни. Они называют это кататоническим возбуждением, ощущение спешки, ощущение того, что тебе необходимо что-то сделать. Это всегда оборачивается против тебя: ты ничего не можешь сделать. Ты ясно отдаешь себе в этом отчет, тогда тебя охватывает паника и вот он, пожалуйста - психоз. Я слышал голоса и видел… - Я замолчал.
- Что ты видел?
- Прис.
- Господи, - простонал Мори.
- Ты меня отвезешь в аэропорт?
- Да, дружище, конечно. - Он энергично закивал.
- Мне не надо никуда ехать до позднего вечера. Поэтому, может, пообедаем с тобой. Мне не хотелось бы снова встречаться с родными после того, что случилось: мне стыдно, что ли…
Мори сказал:
- Как ты можешь так разумно говорить, если у тебя шизофрения?
- Просто сейчас я расслаблен, ничто на меня не давит, поэтому я могу сфокусировать свое внимание. Вот что такое - приступ шизофрении, - ослабление внимания настолько, что процессы, происходящие в подсознании берут верх и занимают поле боя. Они полностью подчиняют себе сознание - эти архаичные процессы, архетипы, которые у нешизофреников отмирают в возрасте примерно пяти лет.
- И ты думаешь о сумасшедших вещах - ну, например, что все против тебя, а сам ты - центр Вселенной?
- Нет, - ответил я. - Доктор Найси объяснил мне, что так происходит у гелиоцентрических шизофреников, которые…
- Найси? Регленд Найси? Ну да, конечно: согласно закону ты должен был с ним встретиться. Это он с самого начала настоял на лечении Прис: он дал ей тест Выгодского - Лурье с кубиками, лично, в своем офисе. Мне всегда хотелось с ним встретиться.
- Великолепный человек. И очень человечный.
- Ты опасен?
- Только когда у меня помутнение рассудка.
- Значит, я могу покинуть тебя?
- Думаю, да, - ответил я. - Но мы с тобой еще вечером увидимся, здесь, у тебя дома, и пообедаем. Давай часиков в шесть: у нас тогда останется время, чтобы успеть на рейс.
- Могу ли я что-нибудь для тебя сделать? Может, дать тебе что-нибудь?
- Нет. Но в любом случае спасибо.
Мори еще немного походил по дому, потом я услышал, как за ним захлопнулась дверь. Дом снова погрузился в тишину. Я снова был один.
Немного погодя я стал опять неторопливо собирать свои вещи.
Мы с Мори пообедали, а потом он повез меня в своем белом "ягуаре" в аэропорт Буаз. Я смотрел в окно на пробегающие мимо улицы, и всякая женщина казалась мне похожей на Прис: всякий раз я думал так, но было совсем по-другому… Мори заметил, что я чем-то поглощен, однако ничего не говорил.