Очень на него похоже: пойти на последнюю прогулку по городу в последнюю минуту перед известием, что сюда идет Армада!
Приор вернулся в галерею и остановился в главном зале, моргая, пока глаза снова привыкали к полумраку. Вокруг сновали люди.
- Пришла зимбурийская галера с солдатами и жрецами, и еще идут корабли! - крикнул кто-то.
Эта новость отдалась гулом, будто в улей сунули палку. Приор Дол, подавляя в себе панику, протолкался к каанским монахам, стоящим у главных дверей. Да, сообщили они, отец Дамион вышел, и никто не видел, чтобы он вернулся.
- Мне очень жаль, - сказал один из монахов с тем же спокойным фатализмом, что и аббат, - но ничего сделать нельзя. Я понимаю, вам очень дорог этот молодой человек, и я обещаю: если мы его найдем, то вернем сюда. Но вам нужно поскорее доставить ваших людей в гавань, или не уедет никто. Приор Дол знал, что спорить бесполезно. Он повернулся, собираясь отойти, но тут снова донесся взрыв криков и восклицаний с другого конца зала. Беженцы разбегались в явной панике. "Неужто уже зимбурийцы?" - подумал приор, с тревогой вглядываясь в суматоху. Но тут он увидел одинокий силуэт, весь в лохмотьях, который, хромая, входил в двери. Лицо и руки этого человека были полностью покрыты какой-то грязью, и даже через весь зал чувствовался разящий от него мерзкий запах разложения.
Господи Боже - прокаженный! Очевидно, страх перед зимбурийцами погнал его сюда, в святилище, несмотря на его страшную болезнь. Один из монахов бросился к оборванцу и с безопасного расстояния сделал угрожающий жест. В ответ этот человек размотал повязку с головы, обнажив, как ни странно, совершенно чистое молодое лицо, обрамленное светлыми волосами. Что-то он сказал монаху, который шагнул вперед с радостно-удивленным видом, и протянул ему нечто вроде свертка грязных тряпок.
Приор Дол бросился вперед.
- Дамион Атариэль! - рявкнул он. - Во имя милосердия Небес, что это ты вздумал? И где тебя носило?
У него даже колени подкашивались от радостного облегчения.
- В городе, отец мой, - ответил Дамион.
И стал высвобождаться из своих вонючих тряпок, как насекомое, выбирающееся из куколки.
- Что за игры ты затеял? - Когда стало ясно, что Дамион цел и невредим, приор Дол мог дать волю своему гневу. - Священнослужитель Истинной Веры, переодетый прокаженным! Что означает подобное поведение? Что ты себе позволяешь?
Дамион наклонился, потирая голень. Очевидно, хромота была неподдельной.
- Я… честно говоря, я случайно ввязался в какое-то приключение, отец мой. Мне пришлось прятаться под мусорной кучей - прошу прощения за этот запах, - а чтобы вернуться сюда, пришлось переодеться в эти тряпки. С прокаженным никто не хочет связываться, поэтому…
- Что ты только что передал этому брату?
- Не знаю, отец мой.
- Не знаешь?
- У меня не было возможности посмотреть. Я только хотел помочь мальчишке, который мне это передал, хотя в результате здорово влип. Надеюсь, парень сумел удрать от зимбурийцев… Зимбурийцев!
- Армада, значит, уже здесь?
Дамион вытаращил глаза:
- Армада? Нет, это были только солдаты с галеры, что вошла в гавань. Значит, Армада идет сюда? Тогда понятно, отчего они так обнаглели.
- Я так и знал, что ты опять что-нибудь выкинешь, - пожаловался огорченный приор. - Да, флот на пути сюда, и мы уезжаем, слава Господу, так что у тебя больше не будет возможностей ввязаться в приключение.
- Брат Дамион! - позвал вернувшийся монах, который встретил Дамиона у дверей. - Аббат хотел бы переговорить с тобой в часовне как можно скорее.
- Иду немедленно, - недоумевая ответил Дамион. Почему в часовне? Он повернулся к приору: - А каанские монахи, отец мой? Они едут с нами?
- Нет, естественно! Они остаются. Все-таки это их родина.
Лицо Дамиона омрачилось:
- Отец мой, мне страшно покидать этих людей. Я полюбил этот монастырь - будто здесь мой дом. И мы ничего не пытаемся сделать, а просто бежим в Маурайнию, поджав хвост. Как пресловутая крыса с корабля.
- А я всегда считал, - сказал вполголоса приор, когда Дамион уже не мог его услышать, - что эта пресловутая крыса поступает очень и очень разумно.
Аббат Шан встретил его у дверей часовни.
- Вы посылали за мной, отец мой? - спросил Дамион.
- Да, - кивнул аббат. - Войди.
В прохладном каменном помещении тропическое солнце, проникая через цветные витражи, покрыло пол цветными пятнами. Дамион вошел - и остановился как вкопанный. В часовне был еще один человек, сидящий в резном позолоченном кресле возле мраморного алтаря. Этот человек был одет не в белую рясу западного стиля, как у монахов, а скорее как каанский святой: мантия с пестрым узором красного, золотого и шафранового, и высокий головной убор с бахромой из альц кисточек. Из-под них со светлокожего лица смотрели светло-голубые глаза.
Тот самый беспризорник.
Но сейчас не было на нем грязной тряпки в виде тюрбана. Вдоль спины висела светлая коса, а на изящном, покрытом легким шелком теле виднелись изгибы, которые раньше скрывала грязная рубаха и мешковатые штаны.
- Вы… - Дамион потерял дар речи, потом обрел его снова: - Вы девушка!
Она усмехнулась из-под своего причудливого головного убора. Лицо ее теперь было чистым, и он рассмотрел его получше. Резкие и правильные черты, не классические, но обладающие своей суровой красотой.
- А вы не догадались? - произнесла она чистым контральто. - Я одеваюсь как мальчишка только когда выхожу в город. Так безопаснее. А здесь, дома…
Он вытаращился на нее:
- Дома? То есть вы здесь живете?
- Да. Всю свою жизнь. - Девушка повернулась к аббату, взмахнув кисточками вокруг лица. - Можно мне уже уйти, отец мой?
- Да, Лорелин. Возвращайся к себе и уложи вещи. Вскоре я тебя приглашу.
Лорелин. На староэлейском это означало "Дочь Небес".
Когда девушка встала, он заметил, какая она высокая - вровень с ним. Она выплыла из часовни в шорохе шелкового платья, и аббат проводил ее задумчивым взором.
- Пути Господни непостижимы человеку, - заметил он, когда она ушла. - Много лет мы старались не давать Лорелин покидать безопасные пределы обители, но она умела перелезать через стены и прокрадываться наружу, чтобы гулять сама по себе. Девушка по-настоящему не понимает опасности, поскольку всю жизнь прожила под защитой монастыря. Когда мы предупредили ее о том риске, которому подвергается в городских трущобах существо ее пола, она просто стала переодеваться мальчиком, подбирая выброшенные тряпки из мусорных куч. Мы считали ее своевольной и трудной, а оказалось, что это был промысел Всемогущего, чтобы помешать нашим врагам. Это Он предназначил ей быть сегодня в городе и совершить то, на что не осмелился бы никто другой.
Дамион уставился на аббата в недоумении.
- Отец мой, почему в вашем монастыре живет женщина? Откуда она взялась?
- Мы не знаем, - ответил аббат. - Она появилась совершенно таинственным образом шестнадцать лет тому назад. Однажды утром мы поднялись на рассветную молитву, и она сидела на траве посреди главного двора. Как будто упала с неба. Естественно, некоторые из братьев сочли это чудом. Она была тогда еще очень мала, еле умела ходить и говорить, так что мы ни о чем не могли ее расспросить. Обычно мы не принимаем сирот: наш орден - созерцательный, и мы, однажды приняв обет, никогда не покидаем стен монастыря. Но это был особый случай.
Дамион ничего не понимал. Можно было бы с отчаянным риском пронести в монастырь дитя каанской нищенки, но нищий с запада - такого на архипелаге не было и быть не могло. Сюда, как правило, приезжали только купцы, если не считать миссионеров, давших обет целомудрия. Эта девушка - незаконнорожденная? Но она не была похожа на метиску. И если она была нежеланной, почему ее не бросили сразу после рождения? Почему мать ждала, пока она подрастет и научится ходить?
- Необъяснимое появление - это еще не все ее странности, - продолжал аббат Шан. Он жестом предложил Дамиону сесть на скамью, и священник с радостью повиновался: у него уже немного кружилась голова и в колене пульсировала боль. Аббат сел рядом.
- Она слышит голоса - голоса святых и ангелов. То есть мы считаем, что это так. В раннем детстве она часто смеялась без причины, или лопотала что-то в пустоту, или следила глазами за тем, чего больше никто не видел. Иногда мы не могли до нее докричаться - будто она обитала в каком-то своем мире, отделенном от нашего, земного.
- И что же говорят ей эти… э-э… голоса? - спросил Дамион.
- Она не может передать. Они недостаточно ясны, чтобы разобрать.
- Простите, отец мой?
- Небесные голоса неотчетливы - она говорит, это как слышать разговор людей в закрытой комнате через коридор. Звук голосов доходит, а слов не различить. Но я уверен, что со временем они станут яснее. Мы верим, что она - священное создание, и когда-нибудь станет пророчицей. Может быть, даже святой.
Вспомнив ее резкое и грубое поведение в переулке, Дамион подумал, что у девушки не слишком много шансов на канонизацию. Но не стал говорить этого вслух.
- Когда она достигнет еще более высокой степени благодати, - продолжал аббат, - ей, несомненно, все станет открыто. Она будет говорить с ангелами и святыми, передавая их откровения людям. Мы учим ее священному писанию и житиям святых, чтобы подготовить к предназначенной ей роли.
"Бедная девушка безумна, аббат, безумна! Вот почему родители ее бросили: они заметили эти признаки".