Он вызвал помощника и велел содрать с челна серебряные пластины – они тянули весом на девятьсот или тысячу одиссарских чейни и, разумеется, куда больше пригодились бы живому О’Каймору, тидаму из Ро’Кавары, чем мертвому Эйчиду, сахему-неудачнику. Весь груз, меха, горшки и воск, уже переправили на драммары, и "Сирим", повинуясь командам Ар’Чоги, отправился к востоку, в открытое море. "Тофал" развернулся следом и, отойдя на полсотни локтей от парусника, залил его жидким огнем.
* * *
О’Спада, тидам-сагамор Ро’Кавары, города Морских Врат, древний, горбатый, высохший, словно панцирь краба, скрестив ноги сидел на тростниковой циновке. В неофициальной иерархии Островов и прочих кейтабских территорий он считался третьим человеком – хотя, когда дело доходило до флотилий, кораблей, удачных набегов и не менее удачной торговли, он по праву был первым. Номинально выше его стояли властители Сиркула и Т’Рениги, обширных государств на материке, бывших колоний Морского Содружества. Но Сиркул не имел выхода к морю и являлся горной страной; знать ее еще помнила о своем кровном родстве с кланами Гайяды, но основное население, полудикие горцы, относилось к арсоланским племенам. По большей части эти сухощавые бронзовокожие люди почитали различных демонов, тогда как поклонение Шестерым было привилегией сиркульского тидам-сагамора и его вельмож.
Что касается Т’Рениги – или Рениги, как ее чаще называли, – обширных территорий, протянувшихся по южному берегу Ринкаса и дальше, до самого устья Матери Вод, величайшей реки Нижней Эйпонны, то потомков заселивших ее некогда кейтабцев уже не стоило считать мореходами – или тем более авантюристами, способными плавать к неведомым берегам, торговать или отправляться в набеги. Мягкий климат и щедрая почва способствовали земледелию, а горы – рудным разработкам; в результате Ренига являлась теперь крупнейшим поставщиком бобов какао, курительных листьев и драгоценных камней. И хоть в этой стране был торговый флот и боевые корабли, ее властитель, разумеется, не мог тягаться с О’Спадой в морских делах!
Имелось еще пять тидам-сагаморов, обитавших на Островах, и целая сотня вождей помельче, но ни один из них не владел такой обширной землей, как восточная Кайба, ни один не мог похвастать таким великолепным городом, как Ро’Кавара, ни у одного из них не было такого сильного флота, таких превосходных кораблей и отличных мореходов!
Мигнув морщинистыми веками, старый ахау оторвал взгляд от шумной городской суеты и уставился на большую книгу, сверкавшую лакированным деревянным переплетом у левого его колена, затем перевел взгляд на лицо О’Каймора. Они сидели на открытой террасе дворца, построенного, по майясскому обычаю, на искусственном холме и возвышавшегося над всей Ро’Каварой; под ними убегали к морю узкие кривые улочки, теснились хижины, крытые пальмовым листом, пятнами ярких тканей пестрели маленькие площади и огромные базары, забитые повозками, тентами, навесами, торговыми рядами, харчевнями, приютами для странников и иноземных купцов, лавками и мастерскими. Казалось, вся Ро’Кавара непрерывно и радостно что-то празднует или кружится, гремит, звенит в круговращении вечной ярмарки; но весь ее пышный и многолюдный коловорот, стекавший к побережью, замирал у стены из плотно посаженных пальм, переплетенных колючей лианой. Эта живая ограда отделяла гавань. За ней тоже хватало народа, но там царил полный порядок: у пирсов покачивались быстрые драммары, некоторые корабли были вытащены на песок, вдоль них прохаживались воины, а подпиравшие пальмовую стену массивные коробки складов, возведеных из известняка, тянулись к востоку и западу бесконечной чередой, огибая бухту. Внешний ее рейд тоже был полон: там торчали мачты двух сотен судов и морских плотов, приплывших с Гайяды, Йамейна, Пайэрта, архипелагов Иантола или Байгима, из Юкаты, Т’Рениги, Коатля, Арсоланы, Одиссара и десятка других стран, больших и малых, известных и никому не ведомых. Воистину, город Морских Врат был местом, где пересекалась тысяча путей! И, хвала Шестерым, это приносило неплохие доходы!
Никак не меньшие, чем разбой и грабеж, подумал О’Спада, изучая дубленую физиономию своего тидама. Впрочем, время грабежей подходило к концу, и он, невзирая на преклонный возраст, ломоту в костях и частые сердцебиения, от которых уже не помогали никакие майясские снадобья и бальзамы, понимал это лучше всех. В Великих Очагах, чьи земли тянулись по берегам Ринкаса, строили гавани, защищенные каменными стенами, возводили крепости, прокладывали дороги на высоких насыпях, вооружали воинов стальными клинками, самострелами и дальнобойными катапультами; атлийцы же, мрачный и искусный во многих ремеслах Народ Секиры, придумали совсем дивное: огненный порошок и мешки из провощенного шелка, что надувались теплым воздухом и могли летать! Снизу к ним привязывали корзины и длинный канат, и с такого наблюдательного пункта можно было следить за морем и побережьем на расстоянии дня пути. Внезапно не подберешься, нет! А еще ходили слухи, что среди жрецов, слуг Шестерых, есть такие, что умеют преобразовывать внешность и даже слышать и видеть из дальнего далека, предугадывая любые намерения супротив своих владык. Их было очень немного, но люди эти казались старому О’Спаде страшнее гнева Коатля! Настоящие демоны – не то что лазутчики с материка, которых в Ро’Каваре знали чуть ли не поименно!
Да, меняются времена... Голова О’Спады склонилась к плечу, взгляд снова скользнул к городским улицам, но теперь это зрелище не принесло ему никакого удовольствия. Обширна Ро’Кавара, богата, думал он, потирая горб скрюченными пальцами, но сколько народу – и в городе, и вокруг! Гудят, роятся, подобно осам в гнезде... Скоро ни земли им не хватит в Кайбе, ни жилищ, ни пищи, ни ткани для одежд, ни добычи в море...
Вздохнув, старый властитель опустил руку и кивнул О’Каймору:
– Ну, говори, тидам.
– Пустили ко дну накамский парусник, мой повелитель... в спокойном месте, в порубежье Одиссара и Тайонела. – Прочистив горло, тидам вытащил из-за пояса бумажный свиток и, заглядывая в него, принялся перечислять: – Взяли полторы сотни кругов воска общим весом в пять быков... сотню больших горшков с медом, полсотни с целебным жиром... четыреста двадцать шкур, медвежьих и волчьих... соболиных – шестьдесят, все хорошего качества... бобровых...
О’Спада махнул рукой и скривился – в пояснице стреляло, тощие же колени казались двумя свинцовыми шарами.
– Сколько всего, сын черепахи?
– По ценам РоКавары – шестнадцать тысяч шестьсот за весь груз, ахау, – О’Каймор сверился с цифрами в конце списка. – Сераир готов взять шкуры и меха – для Коатля, я полагаю, а Ганло уже трясет монетами, хочет откупить все остальное.
– Хорошо. Пятую часть, как всегда, сдашь в казну, остальное – тебе и твоим людям. Есть убытки?
Тидам осторожно откашлялся.
– У тебя – никаких, досточтимый, ибо корабли не пострадали. У меня... Ну, у меня есть кое-какие потери... убитых – семьдесят два, да раненых почти столько же...
– Хей-хо! – Рука ОСпады вновь потянулась к горбу; спина его и поясница мучительно ныли, но за много лет он притерпелся к страданиям. – Хей-хо, тидам! Боюсь, всей твоей доли не хватит, чтобы рассчитаться с вдовами погибших... Что-то ты стал дешево ценить своих людей – по сотне чейни за голову!
– Видишь ли, мой ахау, этот корабль вез отряд тайонельских воинов – лучших, из людей самого светлорожденного Харада.
– А! Значит, кроме паршивых шкур и вонючего жира, там нашлось еще что-то ценное? – В выцветших глазках ОСпады мелькнуло любопытство.
– Погребальный челн Эйчида, младшего сына Харада. – Тидам ухмыльнулся. – Благородному сахему не повезло – он отправился в Одиссар, и там его сразил другой благородный сахем, из отпрысков Джеданны.
– Испытание кровью... – задумчиво протянул старый владыка. – Слышал я о таком их обычае, слышал...
О’Каймор пожал плечами:
– Нелепость, клянусь клювом Паннар-Са! Зачем юношам светлой крови выпускать друг другу кишки? Для доказательства своей доблести? Ну, так они могли бы придумать что-нибудь поумнее... скажем, отправиться в набег или...
Старик прервал тидама, махнув в его сторону рукой:
– Ты не понимаешь, О’Каймор. Тебе известно, что светлорожденные не похожи на прочих людей, но знание это мертво, ибо ты не прочувствовал его всем сердцем. Вот, гляди! – Властитель Ро’Кавары с усилием поднял тонкие руки. – Мне восемьдесят лет, кости мои грозят проткнуть кожу, суставы задубели, как панцирь черепахи, пальцы скрючены, плоть усохла, так что вешу я не больше ребенка... Человек же со светлой кровью в моем возрасте бодр и полон сил, и таким остается он и в девяносто, и в сто лет, а некоторые – и в сто двадцать. Рассказывают, что кое-кто из них доживает до двухсот... – О’Спада печально вздохнул и опустил руки. – Ну, и что из этого следует, как ты полагаешь?
О’Каймор в некоторой растерянности оглядел террасу, словно ответ мог скрываться где-то среди гладких навощенных досок пола или между деревянных колонн, что поддерживали кровлю. Но просторная терраса была пуста; на ней лежало несколько тростниковых циновок, да позади – там, где высились стрельчатые арки дворца, облицованные разноцветной майоликой, – маячили фигуры полуголых стражей.
Наконец тидам выдавил:
– Я думаю, что светлорожденные в зрелом возрасте очень мудры... столь же мудры, как ты, мой ахау... Я не раз размышлял об этом и решил, что власть их над людьми велика, а опыт, знание жизни и близость к богам внушают страх. Я и сам...