Бульдозеры превратили Кунда Кхадар в самую значимую стройку Азии, а переговоры вошли в новую стадию. Варанаси напрямую обращается к Вашингтону, убеждая оказать давление на Авадх и заставить отказаться от постройки плотины, предотвратить угрозу войны за воду. Соединенные Штаты обещали поддержку в обмен на подписание Акта Гамильтона, на что Бхарат пойти никак не мог, поскольку все основные зарубежные денежные поступления шли как раз за счет мыльной оперы "Город и деревня", полностью создаваемой ИИ.
"Вашингтон советует мне, по сути, подписать собственный смертный приговор, - смеялся Эй Джей Рао. - Определенно, американцы высоко ценят иронию". Они сидели на ухоженном газоне и пили зеленый чай через трубочку. Аша изнемогала от зноя, но возвращаться в наполненный прохладой кондиционера дом не спешила, потому что знала: скрытые камеры фиксируют все. Ну а Эй Джея зной не беспокоил. Аша знала, что он расщепляется. Ночью в редкие часы прохлады он просил: "Станцуй для меня". Но больше она не танцевала ни для бесплотного Эй Джея Рао, ни для Пранха, ни для восхищенных зрителей, которые одарили бы ее цветами, хвалой, деньгами и славой. Ни даже для себя самой.
Устала. Слишком устала. Жара. Слишком устала.
Они встречаются в любимом кафе Тхакера "Интернациональная кофейня", полицейский Кришны страшно волнуется, вертит в руках чашку чаю, боится пересечься с Ашей взглядом. С мальчишеской застенчивостью берет ее за руку. Беседа ни о чем совсем затухает. Наконец он осмелился взглянуть на собеседницу:
- Госпожа Ратхор, я хочу вас кое о чем попросить. Уже давно собираюсь.
Непременно почтительное обращение. Но дыхание замирает, сердце бешено стучит в животном страхе.
- Вы же знаете, что можете меня попросить о чем угодно. Привкус отравы. Тхакер не может выдержать ее взгляда, отводит глаза, коп Кришны превращается в стеснительного юнца.
- Госпожа Ратхор, я бы хотел спросить, не согласитесь ли вы прийти посмотреть, как я играю в крикет?
Департамент регистрации и лицензирования искусственных интеллектов против садово-парковой службы Дели едва ли тянет на проверочный матч перед игрой с Объединенными штатами Бенгалии, но все же событие весьма значимо, чтобы нарядиться в роскошные платья и лучшие сари. Вокруг выжженной солнцем травы спортивной площадки правительственных служб Авадха расположились павильоны, зонтики и тенты, хлопают белые крылья. Те, кто может позволить себе портативные полевые генераторы-кондиционеры, наслаждаются прохладой и попивают английский "Пиммс№ 1". Остальные же обмахиваются чем попало. Желая остаться неузнанной, Аша Ратхор в легкой шелковой дупатте наблюдает за покрытыми потом солеными фигурами, движущимися в круге выгоревшей травы, и пытается понять, что же такого интересного находят они в игре с битами и мячами, что способны заставлять себя так мучиться.
Выскользнув из патпата в столь неубедительной маскировке, Аша почувствовала себя ужасно неуверенно. Но когда она увидела, как толпы людей болтают и радуются, то заразилась их возбуждением, той же самой энергией, что помогала ей ускользать после выступлений хоть и видимой, но тем не менее неузнанной. Лицо, которое полстраны каждое утро созерцает во всевозможных телевизионных программах, все же с легкостью можно спрятать под платком.
Игра в самом разгаре. Тхакер среди отбивающих, но боулер Чаудри повредил ногу, и калитка осталась без надежной защиты. Тхакер устремляется к черте, натягивает перчатки, встает на его место и подбирает биту. "Как он хорош в белом костюме", - думает Аша. Несколько пробежек, и начинается новый иннинг. Стук мяча по бите. Звучный, приятный стук. Несколько отличных передач. Боулер изготавливается и замахивается. Отличный шальной бросок! Тхакер ловит мяч взглядом, отступает назад, принимает точно в середину биты и молниеносно с силой отбивает, посылая прямо к пограничному канату. Мяч взлетает в воздух, к восторгу зрителей, сопровождаемый громом рукоплесканий. Аша вскакивает на ноги и тоже в восторге хлопает в ладоши. На большом табло показывают счет, а Аша, единственная из всех зрителей, все еще продолжает стоять. Прямо напротив нее, на другой стороне площадки, неподвижно застыл высокий элегантный мужчина в черном одеянии и красном тюрбане.
Он. Невозможно, но именно так. Смотрит прямо на нее сквозь движущиеся белые фигурки игроков, будто они призраки. Очень медленно поднимает руку и прикасается пальцем к правому уху.
Аша знает, что обнаружит за правым ухом, но тоже должна коснуться пальцем уха в ответ и с ужасом нащупывает пластиковый завиток, который второпях забыла снять, боясь опоздать на крикетный матч. Наушник змеей подколодной свернулся под волосами и теперь выносит ей приговор.
- Так кто же выиграл крикетный матч?
- Зачем спрашиваешь? Ты бы и без меня узнал, была бы нужда. Как ты узнаешь все, что тебе понадобилось?
- А ты не знаешь? Что, не осталась на матче до конца? Я думал, что в спорте важен как раз исход борьбы. Иначе зачем ты отправилась на крикетный матч между госслужбами?
Если бы горничная Пури сейчас вошла в гостиную, то застала бы сцену из фольклора: женщина в гневе кричит на безмолвное пустое пространство. Но Пури старается уйти из бунгало пораньше, как только справится со своими обязанностями: ей неуютно в доме джиннов.
- Неужели сарказм? Где только ты этому выучился? Что, присоединил к себе какого-нибудь наделенного сарказмом бестелесного низшего уровня? Значит, теперь появилась еще одна твоя часть, которую мне надобно полюбить? Что ж, она мне не нравится, любить ее я не собираюсь, оттого что с ней ты выглядишь мелочным, дрянным и злым.
- ИИ для сарказма не существует. В данных эмоциях мы не нуждаемся. Если я и выучился сарказму, то от людей.
Аша поднимает руку, чтобы сорвать наушник и швырнуть об стену.
- Нет!
До сих пор Рао был только голосом, сейчас же косые золотистые лучи вечернего солнца перемещаются и сворачиваются в тело ее мужа.
- Не надо, - говорит он. - Не… изгоняй меня. Я действительно люблю тебя.
- Да что ты?! - вскрикивает Аша. - Да ты же ненастоящий! Все это мираж! Просто сказка, которую придумали мы сами, потому что хотели в нее поверить. Вот другие люди - у них подлинные браки, истинные жизни, взаправдашний секс. Настоящие… дети.
- Дети. Так вот в чем дело. Я думал, тебе нужно внимание и известность, а вовсе не дети, которые погубят твою карьеру и фигуру. Но если теперь тебе нужно другое, тогда мы можем завести детей - самых лучших детей, каких я смогу купить.
Аша кричит, в пронзительном голосе слышатся разочарование и досада. Соседи услышат. Но они и так слышали все, ловили каждый звук, сплетничали… В городе джиннов секрета не утаишь.
- Знаешь ли ты, о чем толкуют все журналы и ток-шоу? Что они говорят на самом деле? О нас, о джинне и его жене?
- Знаю! - Впервые Эй Джей Рао повышает голос, обычно так нежно и рассудительно звучащий в голове Аши. - Мне известно, что каждый говорит о нас. Аша, я когда-нибудь просил у тебя что-нибудь?
- Только танцевать.
- Сейчас я попрошу кое-что еще. Вовсе немного. Совсем чуточку, просто пустяк. Ты говоришь, что я ненастоящий и наши отношения тоже. Мне больно слышать это, потому что в некотором смысле ты права. Наши миры несовместимы. Но все может стать реальным. Создан такой чип, новые технологии, белковый чип. Он имплантируется сюда. - Рао касается пальцами - "третьего глаза". - Что-то вроде наушника, который всегда включен. Я всегда буду с тобой. Мы никогда не будем врозь. Ты сможешь оставить свой мир и прийти в мой…
Аша руками зажала рот, сдерживая подступившую от омерзения и раздражения тошноту. Сейчас вырвет. Ничего: ни твердых тел, ни реальной материи, лишь призраки и джинны. Она сдергивает из-за уха завиток - благословенная тишина и слепота! Двумя руками берет маленькое устройство, разламывает точно пополам.
И убегает из дому.
Направляется Аша не к Ните или Прии, не в гхарану к резкому Пранху, не к насквозь прокуренной развалине Мадхури в инвалидном кресле и даже не к своей матери, хотя ноги Аши помнят каждую ступеньку, ведущую к дому; никогда! Это смерть.
Только в одно место может пойти Аша.
Но он не хочет ее отпускать. Вот он здесь, в патпате, на ладонях его лицо, бегущей строкой пульсирует его беззвучный голос: "Вернись, прости меня, вернись, давай поговорим, вернись". Аша сжимает его заключенное в черно-желтый маленький пластиковый корпус лицо, но все равно чувствует и его, и его лицо, и его рот рядом с кожей. Она выпускает наладонник из рук. Теперь рот Рао движется бесшумно. Швыряет перчатку на дорогу. Его сокрушили колеса грузовика.
И все равно он не желает ее отпускать. Патлат вливается в поток транспорта на площади Коннахт, и лицо мужа смотрит на нее с каждого установленного на вогнутых фасадах видеоэкрана. Двадцать Эй Джеев Рао - огромных, поменьше, совсем маленьких - синхронно исполняют пантомиму.
"Аша, Аша, вернись, - написано в бегущей строке экранов. - Мы может испробовать что-нибудь другое. Поговори со мной. Возьми любой наладонник, все что хочешь…"
Всю площадь Коннахта постепенно разбивает паралич. Сначала несколько пешеходов замечают, что на видеоэкранах творится неладное; потом и другие, которые проследили взгляд первых; затем водители замечают, что стоящие на тротуарах люди глазеют вверх, разинув рты. Даже шофер патлата уставился на экраны. Площадь Коннахта встала в пробке, а если останавливается центр Дели, то замирает весь город.