3
Он не знал, что собирался сказать ему Ал по возвращении, но никаких объяснений не требовалось. Финни и так все понял.
Впервые в их городе похитили ребенка два года назад, когда только растаял снег. Холм позади церкви Святого Луки превратился в горку жирной грязи, такую скользкую, что детвора каталась с нее на санках. Все с удовольствием мчались вниз, сталкивались и с визгом переворачивались. Девятилетний Лорен побежал пописать в кусты через дорогу, и больше его никогда не видели. Через два месяца, первого июня, пропал второй мальчик. Газеты прозвали злодея Гейлсбургским Похитителем (Финни считал, что Джек-Потрошитель звучит лучше). Третьего мальчика он похитил первого октября, когда воздух благоухал прелой листвой.
В тот вечер Джон и его старшая сестра Сюзанна сидели на верхней площадке лестницы и слушали, как в кухне ссорятся родители. Мама хотела продать дом и уехать из города, а отец говорил, что ненавидит ее истерики. Что-то уронили или бросили. Мама сказала, что она больше не в силах выносить его, что она с ума сходит от жизни с ним. Отец ответил "Так не живи" - и включил телевизор.
Через восемь недель, в самом конце ноября, Гейлсбургский Похититель забрал Брюса Ямаду.
Финни и Брюс Ямада не были друзьями, они даже ни разу толком не разговаривали, но Финни знал его. Они подавали друг против друга тем летом. Брюс Ямада был, пожалуй, лучшим питчером, с каким приходилось сталкиваться команде "Гейлсбургских кардиналов"; во всяком случае, у него был самый быстрый бросок. Мяч Брюса влетал в перчатку с иным звуком, чем мячи, брошенные другими ребятами. Когда подавал Брюс Ямада, звук напоминал хлопок при открытии бутылки шампанского.
Финни и сам подавал в тот раз неплохо. Он потерял лишь пару очков, и то из-за того, что у Джея Макгинти дырявые руки, не способные поймать даже самый медленный мяч, ни для кого другого не представляющий ни малейшей проблемы. После игры - "Кардиналы" проиграли со счетом "пять - один" - команды выстроились в два ряда и пошли навстречу друг другу, обмениваясь приветственными ударами перчатками. Вот тогда-то Брюс и Финни и встретились лицом к лицу. Они сказали друг другу по паре слов - первый и единственный раз при жизни Брюса.
- Ты был крут, - сказал Брюс.
Финни зарделся от неожиданного удовольствия, открыл рот, чтобы ответить, но смог сказать лишь "отличная игра" - то же самое, что говорил всем. Это была бездумная фраза, которую он автоматически повторил двадцать раз кряду, и она вылетела прежде, чем он успел что-то сообразить. Потом он страшно сожалел, что не придумал ничего такого же классного, как "ты был крут".
За лето они больше ни разу не встретились, а когда Финни увидел его в следующий раз - осенью, на выходе из кинотеатра, - они не разговаривали, только кивнули друг другу. Несколькими неделями позже Брюс удалился из игрового павильона, сказав друзьям, что пойдет домой, но до дома так и не добрался. Поиски ни к чему не привели, если не считать одной его кроссовки, выуженной из сточной канавы на Серкус-стрит. У Финни в голове не укладывалось, что знакомого мальчика буквально вырвали из собственной обуви, что он больше никогда не вернется обратно. Что он мертв и валяется где-то, покрытый грязью и насекомыми, с открытыми глазами, устремленными в никуда.
Но прошел год и даже больше, дети перестали пропадать, и Финни исполнилось тринадцать лет. Считалось, что это безопасный возраст, потому что похитителя вроде бы не интересовали дети старше двенадцати. Горожане решили, что Гейлсбургский Похититель то ли переехал в другой город, то ли попал в тюрьму за какое-то другое преступление, то ли умер. Однажды Финни, слушая разговор взрослых на эту тему, подумал: может быть, Брюс Ямада убил Похитителя? Вдруг он успел схватить камень и нашел способ продемонстрировать Гейлсбургскому Похитителю свой бросок. Отличная мысль.
Но Брюс не убил Похитителя. Похититель убил его, как убил и трех других детей, как убьет и самого Финни. Финни стал одним из тех черных воздушных шаров: никто не сумел вернуть его, и сам он не сможет вернуться. Он уплывал от всего, что знал, в простиравшееся перед ним будущее - бескрайнее и чуждое, как зимнее небо.
4
Он рискнул приоткрыть веки. Глазные яблоки обожгло воздухом, и все виделось таким искривленным и неестественно зеленоватым, как если бы он смотрел на мир сквозь стеклянную бутылку. Но это лучше, чем вообще не видеть. Он лежал на матрасе в углу комнаты с белыми стенами. Вверху и внизу стены сходились, словно брали в скобки мир между ними. Финни думал - вернее, надеялся, - что это лишь иллюзия, вызванная нарушением зрения.
Дальний конец комнаты Финни разглядеть не мог, как и дверь, через которую его втащили внутрь. Он вообразил, что находится под водой и вглядывается в заиленные нефритовые глубины, как ныряльщик в каюте затопленного океанского лайнера. Слева от него стоял унитаз без стульчака. Справа, чуть подальше, на стене висел черный ящик или шкафчик. Сначала Финни не узнал этот предмет - не потому, что зрение его не восстановилось, а потому, что подобная вещь была совершенно неуместна в тюремной камере.
Телефон. Большой старомодный черный телефон с серебряным рычагом для трубки на боку.
Ал никогда не оставил бы его в комнате с работающим телефоном. Финни понимал это, но тем не менее его пронзила такая сумасшедшая надежда, что слезы выступили у него на глазах. Может быть, он быстрее других мальчиков пришел в себя. Может быть, другие не оправились от действия аэрозоля, когда Ал убил их, и так и не увидели, что рядом есть телефон. Финни болезненно сморщился, раздираемый надеждой и пониманием ее беспочвенности. И все же он двинулся к телефону: нырнул с матраса на пол и пролетел, как ему показалось, не меньше трех этажей. Ударился подбородком о бетон. В голове, сразу за глазными яблоками, мигнула черная лампочка.
С невероятным усилием он приподнялся на четвереньки. Чуть не лишившись от слабости чувств, он стал медленно водить головой из стороны в сторону, пока не пришел в себя, а потом пополз. Он полз долго, но к телефону не приближался. Он будто стоял на ленте конвейера, которая, как ни перебирай руками и ногами, упорно несла его назад. Иногда Финни поднимал прищуренные глаза на телефон, и ему казалось, что аппарат дышит, что его стенки то набухают, то западают внутрь. Один раз Финни пришлось остановиться и приложить горящий лоб к холодному бетонному полу. Только таким образом он сумел остановить бешеное вращение комнаты.
Когда он снова приподнял голову и взглянул наверх, то обнаружил телефон прямо над собой. Перебирая руками по стене, он сумел привстать и дотронуться до аппарата. Затем, ухватившись за него, мальчик вытянул себя вверх и встал на ноги. Телефон был если не древним, то определенно очень старым. Вверху его украшали два серебряных колокольчика и звонок, вместо кнопок был диск. Финни снял трубку и прижал к уху, мечтая услышать гудок. Ничего. Он нажал на рычаг, но черный телефон по-прежнему молчал. Финни попробовал вызвать оператора. В трубке у его уха что-то защелкало, но гудка он так и не дождался. Телефон не работал.
- Телефон не работает, - сказал Ал. - С того времени, когда я еще был ребенком.
Финни покачнулся на пятках, но устоял, схватившись за аппарат. Почему-то ему не хотелось поворачивать голову и встречаться глазами со своим похитителем. Он позволил себе лишь искоса глянуть в его сторону. Дверь теперь была ближе, и он мог ее видеть. Ал стоял у косяка.
- Повесь трубку, - сказал он, но Финни продолжал сжимать трубку в руках. Ал через секунду продолжил: - Я знаю, ты напуган и хочешь вернуться домой. Я скоро отвезу тебя домой. Я только… все так запуталось, что мне придется побыть некоторое время наверху. Кое-что случилось…
- Что?
- Не важно.
Еще один приступ отчаянной надежды. Может, Пул, старый мистер Пул видел, как Альберт засовывает его в багажник, и позвонил в полицию.
- Меня кто-нибудь видел? Сюда едет полиция? Если ты отпустишь меня, я никому…
- Нет, - оборвал его толстяк резко и недовольно. - Полиция не едет.
- Но кто-то едет? Кто-то другой?
Широкое некрасивое лицо похитителя напряглось. В близко посаженных глазах мелькнула удивленная растерянность. Он не ответил, но это было и не нужно - его вид был достаточно красноречив. Финни не сомневался: кто-то или собирался явиться сюда, или уже был здесь, наверху.
- Я буду кричать, - сказал Финни. - Если в доме кто-то есть, они услышат меня.
- Нет, если дверь закрыта, он не услышит.
- Он?
Лицо Ала помрачнело, к щекам прилила кровь. Финни следил за тем, как толстяк сначала сжал кулаки, потом медленно разжал их.
- Когда дверь закрыта, ничего не слышно, - продолжил Ал, стараясь выглядеть спокойным. - Я сам делал звукоизоляцию. Так что кричи сколько угодно, ты никому не помешаешь.
- Это ты убил тех детей.
- Нет. Не я. Это кто-то другой. Я не собираюсь делать ничего такого, что тебе не понравится.
Эти слова - "Я не собираюсь делать ничего такого, что тебе не понравится" - заставили Финни вздрогнуть. По коже побежали ледяные мурашки.
- Если прикоснешься ко мне, я исцарапаю тебе лицо, и тот человек, что сюда придет, обязательно спросит, кто тебя поцарапал.
Альберт некоторое время смотрел на Финни, обдумывая услышанное, потом сказал:
- Можешь повесить трубку.
Финни положил ее на рычаг.
- Однажды я был здесь, и он зазвонил, - сказал Ал. - Вот жуть-то. Я думаю, это из-за статического электричества. Я как раз стоял рядом с телефоном, и он зазвонил, а я снял трубку. Я не думал, как ты понимаешь, спрашивать, кто это.
Финни не хотел разговаривать с человеком, собиравшимся убить его при первой возможности. Поэтому он сам удивился, когда открыл рот и произнес: