Мы задали курс и выбрали прогулочную скорость. Погода стояла хорошая, и лететь было одно удовольствие. Город медленно плыл под нами, затем показались огромные белые кубы заводов синтетических продуктов, башни зерновых элеваторов. Вскоре потянулись зеленеющие поля; через равные промежутки среди полей возвышались башни дистанционного управления электротракторами. Через поля, уходя вдаль, тянулись прямые дороги дальнего следования, крытые желтоватыми и серыми пластмассовыми плитами; видны были лаковые спины многоместных элмобилей. То параллельно этим дорогам, то отбегая от них в сторону, то совсем уходя в лес, петляя вдоль берегов речек, вились неширокие грунтовые дороги для всадников. Возле этих дорог кое-где стояли небольшие гостиницы, где каждый всадник мог отдохнуть сам, накормить и напоить своего коня и показать его дежурному ФАВНу, если конь заболел. Хоть население Земли росло и множилось, но с переходом на синтетическое мясо высвободилось столь много земли, что Человечество могло позволить себе роскошь ездить на верховых конях. Впрочем, Ученые доказали, что это, в сущности, даже не роскошь, а выгода. При мне начали создаваться конные клубы, начались массовые состязания всадников. Многие теперь предпочитали ездить на недальние расстояния верхом. Молодые Люди бросали свои элциклы и в свободное время овладевали конным делом. Некоторые всадники ходили в суконных шлемах с красными звездами и в длиннополых кавалерийских шинелях с поперечными нашивками, воскрешая форму Буденновцев. Старики предпочитали механические средства передвижения и были недовольны этим, как они говорили, парадоксом развития транспорта. Однако число коней и всадников росло и сейчас продолжает увеличиваться.
Сидя рядом с ЭОЛом, я толком не слышал, о чем разговаривают Нина с Андреем. Но разговаривали они весьма оживленно, и до меня порой доносились обрывки их фраз и иногда даже смех. Смеялась не только Нина, но и Андрей.
"Странно, как может Андрей смеяться, - думал я. - Ведь он наказан, направляется на такое неприятное дело - и вдруг этот смех!"
- Что смешного рассказала тебе Нина, что ты так смеешься? - спросил я его, перегнувшись через спинку сиденья.
- Ничего особенного, - ответила за него Нина. - Просто я вспомнила, как однажды ради шутки вставила в рукопись "Антологии" пять четверостиший из Омара Хайяма, а ты прочел их и совершенно серьезно сказал, что эти упадочные стихи не отражают Двадцатого века.
- Я в этот момент думал о чем-то другом и ошибся, - ответил я. - Я отлично знаю, когда жил Хайям. Но разве Андрей знает его стихи?
- Представь себе, знает, - ответила Нина.
- Сейчас ему нужно думать не об Омаре Хайяме, а о том наказании, которого он заслужил. И тебе, Нина, совсем незачем настраивать его на веселый лад. Ведь всякий наказуемый должен не только понести наказание, но и внутренне осознать свою вину.
После этого моего совершенно справедливого, кстати, замечания смех на задних сиденьях прекратился. Однако разговаривать они продолжали, только стали говорить тише.
Вскоре мы приземлились у границы заповедника. ЭОЛ, получив задание вернуться в город на стоянку, поднял машину в воздух и лег на обратный курс.
Здесь, в районе заповедника, запрещалось строить современные сооружения, и мы перешли через речку по бревенчатому мостику и пошли по лесной дороге. Нам нужно было найти жилище Лесного Смотрителя, у которого Андрей должен был взять орудие убийства, чтобы выполнить задание.
Андрей шагал впереди, а я с Ниной шел несколько поодаль за ним. Порой через дорогу перебегали зайцы; в одном месте лисица воровато глянула на нас из подлеска и побежала дальше своим путем. На ветвях пели лесные птицы, и наше приближение ничуть их не пугало.
- Знаешь, я представляла твоего друга совсем другим, - сказала вдруг Нина. - Он лучше, чем ты рассказывал о нем.
- Я никогда не говорил тебе о нем ничего плохого, - возразил я. - Не понимаю, чего тебе еще надо!
- Ты говорил о нем слишком мало хорошего, - ответила Нина. - По-моему, он не совсем обыкновенный Человек. Ты плохо знаешь его.
- Как ты можешь так говорить, Нина, - спокойно сказал я. - Я его знаю всю жизнь, а ты знакома с ним полтора часа.
- И все-таки он не похож на других.
- Каждый Человек чем-то не похож на других.
- В нем чувствуется устремленность к какой-то высокой цели.
- Можно ставить себе большие цели и оставаться неудачником, - резонно возразил я.
- Что ж, может быть, он и неудачник, - задумчиво сказала Нина. - Но ведь большая неудача лучше маленьких удач.
- Не понимаю тебя, Нина. Удача - это всегда удача, а неудача - это всегда неудача.
- А по-моему, не так. Один Человек, скажем, решил подняться на вершину горы, а другой - стать на болотную кочку. Человек, не дошедший до вершины горы, поднимется все-таки выше того, кто стоит на болотной кочке.
Я не стал продолжать этого бесцельного спора, тем более что мы уже подошли к дому Лесного Смотрителя. Здесь жил тот самый старик, о котором мне сказали, что он знает старинный фольклор. Поэтому я включил свой карманный микромагнитофон, надеясь потом использовать запись разговора со Смотрителем для пополнения своего СОСУДа.
Старый Чепьювин
Жилище Лесного Смотрителя стояло на зеленой поляне у ручья. Это была настоящая деревянно-пластмассовая изба конца XX века - со старинной телевизионной антенной на крыше, с крылечком и завалинкой. Возле избы стоял древний мотоцикл. В стороне, под деревьями, видны были зимние кормушки для лосей и оленей и маленькие ящики на столбах - кормушки для птиц. Все здесь так не походило на город!
Из избы, приветливо улыбаясь, вышел навстречу нам статный старик, учтиво поздоровался и повел нас в свое жилище. Комната, куда он ввел нас, была весьма уютна. Все в ней дышало стариной - и дряхлый телевизор в потрескавшемся футляре, и древний диван невиданной конструкции, и высокий деревянный стол, и кресла с плетеными спинками. Довершая это впечатление, на отдельном столике с мраморной крышкой стоял блестящий электросамовар, а на стене висело два ружья.
- Как у вас тут интересно! - сказала Нина. - Хотела бы я пожить здесь.
- А кто вам мешает! - ответил Смотритель. - Приезжайте и живите, мы со старухой потеснимся. Мы всегда рады гостям.
- Видите ли, - вмешался Андрей, - мы по делу сюда прилетели. Нам, то есть мне, надо убить одного зайца.
- Да, я давал заявку на убийство, - подтвердил старик. - Зайцев много развелось. Тут садоферма есть в десяти километрах, так они стволы грызть начали… А за что же вам такое наказание?
Андрей объяснил, за что он наказан, и старик сказал с добродушной насмешкой:
- Строго у вас в городах! Мы с женой тут в глуши нет-нет да и поспорим. Если б мне за каждую "дуру" зверя убивать, тут в заповеднике живности бы не осталось… Ну, бери, что ли, ружье. Идем к сараю, стрельбе тебя обучу, - закончил он свою речь.
Старик и Андрей вышли из избы и направились за одну из пристроек. Вскоре оттуда послышался выстрел, потом другой. Затем старик вернулся, за ним шел Андрей с ружьем.
- Понятливый парень, - похвалил Андрея Смотритель. - Ружье в первый раз в руки взял - и все понял. Сразу в яблочко попал.
- Ну, я пойду зайца убивать, - сказал нам Андрей. - Надо скорей покончить с этим неприятным делом… А что потом с ним делать? - спросил он у старика.
- Сюда принесешь, не пропадать же добру. Съедим - и вся недолга.
- Можно и я с вами пойду? - обратилась вдруг Нина к Андрею.
- Нет, Нина, что вы! Зачем вам-то видеть все это? Я уж один.
Он ушел в лес, а Нина вышла из дому и села на скамейку. К ней подошел олененок и начал тереться мордой о ее колени, а она стала гладить ему спину. Я смотрел на нее в окно, и в эти минуты она показалась мне даже привлекательнее, чем обычно.
- А славная девчонка, - сказал вдруг Смотритель, словно угадав мои мысли. - Девчонка что надо.
- Она не девчонка. Она уже на втором курсе, - поправил я старика.
- А по мне хоть на двадцать втором. Передо мной она девчонка. Мне сто восемьдесят семь через неделю стукнет.
- Стукнет, - значит, исполнится, - понимающе сказал я. - На вид вы моложе. Только подумать - МИДЖ плюс семьдесят семь! Вы, наверное, обращались в Комиссию продления жизни?
- Никуда я не обращался. Я сам себе жизнь продлеваю. Мы, Лесники, долго живем.
- А как вы себе продлеваете жизнь? - заинтересовался я. - Может быть, вы знаете какие-либо старинные лекарства, травы?
- И лекарство одно знаю, и о смерти и всякой ерунде не думаю, вот и продлеваюсь. А как тебя величать-то?
- Величать - значит звать, - сказал я. - Меня зовут Матвей Людмилович.
- А меня - Степан Степанович. Я этих материнских отчеств не признаю, - добавил он с доброй стариковской усмешкой. - Завели новые моды - женские отчества, корабли с парусами, на конях по дорогам скачут… Нет, мне старику, к этим новинкам уже не привыкнуть.
Окончив свою речь, Смотритель выдвинул ящик стола и вынул оттуда кожаный мешочек и пачечку бумаги.
- Что это такое? - заинтересовался я.
- Это кисет, а в кисете - махорка. Самосад.
- Как, неужели вы Чекуртаб? - изумился я. - И еще в такие годы!
- Никакой я не Чекуртаб, а просто курящий. Напридумывали словечек!
Он ловко загнул край одной бумажки, положил туда табаку, затем свернул бумажку в трубочку - и закурил. Тяжелый синий дым пополз ко мне, и я расчихался. В это время из лесу послышался выстрел.