- Я так понимаю, кадет,- сказал он холодно,- что вы устроили в обсерватории мерзкий дебош.
- Нет,- сказал Юра.
- Вы избили сотрудника обсерватории.
- Да,- сказал Юра.- Но я не мог иначе. Я должен был заставить его извиниться.
- Заставил? - быстро спросил Жилин.
Юра поколебался немного, затем сказал уклончиво:
- В общем он извинился. Потом. Юрковский раздраженно сказал:
- А, черт, при чем тут это, Иван!
- Извините, Владимир Сергеевич,- смиренно сказал Иван. Юрковский снова повернулся к Юре.
- Все равно это был дебош,- сказал он.- Так это выглядит, во всяком случае. Послушайте, кадет, я охотно верю, что вы действовали из самых лучших побуждений, но вам придется извиниться.
- Перед кем? - сейчас же спросил Юра.
- Во-первых, разумеется, перед Свирским.
- А во-вторых?
- Во-вторых, вы должны будете извиниться перед директором обсерватории.
- Нет! - сказал Юра.
- Придется.
- Нет.
- Что значит нет? Вы устроили драку в его обсерватории. Это отвратительно. И вы отказываетесь извиниться?
- Я не стану извиняться перед подлецом,- ровным голосом сказал Юра.
- Молчать, стажер! - проревел Быков.
Воцарилось молчание. Михаил Антонович горестно вздыхал и качал головой. Юрковский с изумлением глядел на Юру.
Жилин вдруг оттолкнулся от стены, подошел к Юре и положил руку ему на плечо.
- Простите, Алексей Петрович,- сказал он.- Мне кажется, надо дать Бородину рассказать все по порядку.
- А кто ему мешает? - сердито сказал Быков. Было видно, что он очень недоволен всем происходящим.
- Рассказывай, Юра,- сказал Жилин.
- Что тут рассказывать? - тихо начал Юра. Затем он закричал: - Это надо видеть! И слышать! Этих дураков надо немедленно спасать! Вы говорите - обсерватория, обсерватория! А это притон! Здесь люди плачут, понимаете? Плачут!
- Спокойно, кадет,- сказал Юрковский.
- Я не могу спокойно! Вы говорите - извиняться… Я не стану извиняться перед инквизитором! Перед мерзавцем, который науськивает дураков друг на друга и на девушку! Куда вы смотрите, генеральный инспектор? Все это заведение пора давно эвакуировать на Землю, они скоро на четвереньки станут, начнут кусаться!
- Успокойся и расскажи по порядку,- сказал Жилин.
И Юра рассказал. Как он встретился с Зиной Шатровой, и как она плакала, и как он понял, что необходимо вмешаться немедленно, и он начал со Свирского, который до того оброс шерстью, что верил всяким гадостям о любимой девушке. Как он заставил Аверина со Свирским "поговорить по душам", и как выяснилось, что Свирский никогда не называл Аверина бездарью и подхалимом и что Аверин даже не подозревал, что его неоднократно выводили ночью из комнаты Зины. Как отобрали у контролера Дитца гитару и узнали, что он никогда не распускал слухов про Базанова и Таню Оленину… И как сразу обнаружилось, что все это проделки Кравца и что Шершень не может не знать о них, и он-то и есть главный негодяй…
- Ребята прислали меня к вам, Владимир Сергеевич, чтобы вы что-нибудь сделали. И вы лучше что-нибудь сделайте, иначе они сами сделают… Они уже готовы.
Юрковский сидел в кресле за столом, и лицо у него было такое старое и жалкое, что Юра остановился и растерянно оглянулся на Жилина. Но Жилин опять еле заметно кивнул.
- За эти слова вы тоже ответите,- процедил сквозь зубы Шершень.
- Замолчи! - закричал маленький смуглый Аверин, сидевший рядом с Юрой.- Не смей перебивать! Товарищи, как он смеет все время перебивать?
Юрковский переждал шум и продолжил:
- Все это до того омерзительно, что я вообще исключал возможность такого явления, и понадобилось вмешательство постороннего человека, мальчишки, чтобы… Да. Омерзительно. Я не ждал этого от вас, молодые. Как это оказалось просто - вернуть
вас в первобытное состояние, поставить вас на четвереньки - три года, один честолюбивый маньяк и один провинциальный интриган. И вы согнулись, озверели, потеряли человеческий облик. Молодые, веселые, честные ребята… Какой стыд!
Юрковский сделал паузу и оглядел астрономов. Все это сейчас зря, подумал он. Им не до меня. Они сидели кучкой и с ненавистью смотрели на Шершня и Кравца.
- Ладно. Нового директора вам пришлют с Титана. Два дня можете митинговать и думать. Думайте. Вы, бедные и слабые, вам говорю: думайте! А сейчас идите.
Они поднялись и, понурившись, пошли из кабинета. Шершень тоже встал и, нелепо качаясь на магнитных башмаках, подошел к Юрковскому вплотную.
- Это самоуправство,- сипло сказал он.- Вы нарушаете работу обсерватории.
Юрковский гадливо отстранил его.
- Слушайте, Шершень,- сказал он.- На вашем месте я бы застрелился.
12. "Кольцо-1".
Баллада об одноногом пришельце
- Знаешь,- сказал Быков, глядя на Юрковского поверх очков и поверх "Физики металлов",- а ведь Шершень, пожалуй, считает себя незаслуженно оскорбленным. Как-никак лучшая обсерватория и так далее…
- Шершень меня не интересует,- сказал Юрковский. Он захлопнул бювар и потянулся.- Меня интересует, как могли эти ребята дойти до такой жизни… А Шершень - прах, мелочь.
Несколько минут Быков размышлял.
- И как же, по-твоему? - спросил наконец он.
- У меня есть одна теория… Вернее, гипотеза. Я полагаю, что у них уже исчез необходимый в прошлом иммунитет к социально вредному, но еще не исчезли их собственные антиобщественные задатки.
- Попроще,- сказал Быков.
- Пожалуйста. Возьмем тебя. Что бы ты сделал, если бы к тебе подошел сплетник и сказал, что… э-э… скажем, Михаил Крутиков ворует и продает продовольствие? Ты повидал на своем веку много сплетников, знаешь им цену, и ты бы сказал ему… э-э… удалиться. Теперь возьмем нашего кадета. Что бы он сделал, если бы ему сказали… э-э… ну, скажем, то же самое? Он бы принял все за чистую монету и моментально помчался бы к Михаилу объясняться. И сразу же понял бы, что это чепуха, вернулся бы и… э-э… побил бы негодяя.
- Ага,- с удовольствием сказал Быков.
- Ну так вот. А наши друзья на Дионе - это уже не ты, но еще и не кадет. Они принимают гадость за чистую монету, но неистраченные запасы ложной гордости мешают им пойти и все выяснить.
- Что ж,- сказал Быков.- Может быть, что и так.
Вошел Юра, сел на корточки перед открытым книжным шкафом и стал выбирать себе книгу на вечер. События на Дионе совсем выбили его из колеи, и он все никак не мог прийти в себя. Прощание с Зиной Шатровой было молчаливым и очень трогательным. Зина и подавно не успела прийти в себя. Правда, она уже улыбалась. Юре очень хотелось остаться на Дионе до тех пор, пока Зина не начнет смеяться. Он был уверен, что сумел бы развеселить ее, в какой-то мере помочь ей забыть о страшных днях владычества Шершня. Он очень жалел, что остаться нельзя. Зато в коридоре он поймал белобрысого Свирского и потребовал, чтобы с Зиной здесь были особенно внимательны. Свирский бешено взглянул на него и невпопад ответил: "Морду мы ему еще набьем".
- Э… Алексей,- сказал Юрковский.- Я никому не помешаю в рубке?
- Ты генеральный инспектор,- сказал Быков.- Кому же ты можешь помешать?
- Я хочу связаться с Титаном,- сказал Юрковский.- И вообще послушать эфир.
- Валяй,- сказал Быков.
- А мне можно? - спросил Юра.
- И тебе можно,- сказал Быков.- Всем все можно.
Утром Быков дочитал последний журнал, долго и внимательно разглядывал обложку и даже, кажется, посмотрел, каков тираж. Затем он вздохнул, отнес журнал в свою каюту, а когда вернулся, Юра понял, что "парень достругал палочку до конца". Быков был теперь очень ласков, словоохотлив и всем все позволял.
- Пойду-ка и я с вами,- сказал Быков.
Все втроем они ввалились в рубку. Михаил Антонович изумленно поглядел на них со своего пьедестала, расплылся в улыбке и помахал им ручкой.
- Мы тебе мешать не будем,- сказал Быков.- Мы на рацию.
- Только смотрите, мальчики,- предупредил Михаил Антонович,- через полчаса невесомость.
По требованию Юрковского "Тахмасиб" шел к станции "Кольцо-1", искусственному спутнику Сатурна, движущемуся вблизи Кольца.
- А нельзя ли без невесомости? - капризно спросил Юрковский.
- Видишь ли, Володенька,- виновато ответил Михаил Антонович,- очень тесно здесь "Тахмасибу". Все время приходится маневрировать.
Они прошли мимо Жилина, копавшегося в комбайне контроля, и сели перед рацией. Быков принялся манипулировать верньерами. В динамике завыло и заверещало.
- Музыка сфер,- прокомментировал позади Жилин.- Подключите дешифратор, Алексей Петрович.
- Да, действительно,- сказал Быков.- Я почему-то решил, что это помехи.
- Радист,- презрительно сказал Юрковский.
Динамик вдруг заорал неестественным голосом: "… минут слушайте концерт Александра Блюмберга, ретрансляция с Земли. Повторяю…"