- Жизьнь хорошё-о, - сказал Моллар, бледно улыбаясь. - Только мало.
Дауге лег и тоже уставился в потолок. "Мало, - подумал он, - гораздо меньше, чем хочется". Он выругался вполголоса по-латышски.
- Что? - спросил Моллар.
- Он ругается, - объяснил Юрковский.
Моллар вдруг сказал высоким голосом: "Друзья мои!" - и планетологи разом повернулись к нему.
- Друзья мои! - сказал Моллар. - Что мне дьелатть? Ви есть опытные межпланьетники! Ви есть большие льюди и геройи. Да, геройи! Mon dieu! Ви смотрели в глаза смерти больше, чем я смотрелль в глаза девушки. - Он горестно помотал головой. - И я совсем не есть опытний. Мне страшно, и я хочу много говорить сейчас, но сейчас уже близок конец, и я не знаю как. Да, да, как надо сейчас говорить?
Он смотрел на Дауге и Юрковского блестящими глазами. Дауге неловко пробормотал: "О черт" - и оглянулся на Юрковского. Юрковский лежал, заложив руки за голову, и искоса глядел на Моллара.
- О черт, - сказал Дауге. - Я уже и забыл.
- М-могу рассказать, к-как мне однажды х-хотели ам-ампу-тировать н-ногу, - предложил Юрковский.
- Верно! - радостно сказал Дауге. - А потом вы, Шарль, тоже расскажете что-нибудь веселенькое…
- Ах, вы все шутите, - сказал Моллар.
- А еще можно спеть, - сказал Дауге. - Я про это читал. Вы нам споете, Шарль?
- Ах, - сказал Моллар. - Я совсем прокис.
- Отнюдь, - сказал Дауге. - Вы замечательно держитесь, Шарль. А это же самое главное. Правда, Шарль замечательно держится, а, Володя?
- К-конечно, - сказал Юрковский. - 3-замечательно.
- А капитан не спит, - бодро продолжал Дауге. - Вы заметили, Шарль? Он что-то задумал, наш капитан.
- Да, - сказал Моллар. - Да! Наш капитан - это есть большая надежда.
- Еще бы, - сказал Дауге. - Вы даже не знаете, какая это большая надежда.
- М-метр девяносто пять, - сказал Юрковский. Моллар засмеялся.
- Вы все шутите, - сказал он.
- А мы пока будем болтать и наблюдать, - сказал Дауге. - Хотите посмотреть в перископ, Шарль? Это красиво. Этого никто никогда не видел. - Он поднялся и приник к перископу.
Юрковский увидел, как у него вдруг выгнулась спина. Дауге обеими руками взялся за нарамник.
- Бог мой! - сказал он. - Планетолет!
В розовой пустоте висел планетолет. Он был виден совершенно отчетливо и во всех подробностях и находился, по-видимому, километрах в трех от "Тахмасиба". Это был фотонный грузовик первого класса с параболическим отражателем, похожим на растопыренную юбку, с круглой жилой гондолой и дисковидным грузовым отсеком, с тремя сигарами аварийных ракет на далеко вынесенных кронштейнах. Он висел вертикально и совершенно неподвижно. И он был серый, как на экране черно-белого кино.
- Кто же это? - пробормотал Дауге. - Неужели Петрушевский? П-погляди на отражатель, - сказал Юрковский. Отражатель серого планетолета был обломан с края.
- Тоже не повезло ребятам, - сказал Дауге.
- О! - сказал Моллар. - А вон еще один.
Второй планетолет - точно такой же - висел дальше и глубже первого.
- И у этого обломан отражатель, - сказал Дауге.
- Я з-знаю, - сказал неожиданно Юрковский. - Это наш "Тахмасиб". М-мираж.
Это был двойной мираж. Несколько радужных пузырей стремительно поднялись из глубины, и призраки "Тахмасиба" исказились, задрожали и растаяли. А правее и выше появились еще три призрака.
- Какие красивые пузыри! - сказал Моллар. - Они поют.
Он снова лег на спину. У него пошла носом кровь, и он сморкался и морщился и все поглядывал на планетологов, не видят ли они. Они, конечно, не видели.
- Вот, - сказал Дауге. - Ты говоришь, что здесь скучно.
- Я н-не говорю, - сказал Юрковский.
- Нет, говоришь, - сказал Дауге. - Ты брюзжишь, что скучно. Оба старались не глядеть на Моллара. Кровь остановить было нельзя. Она свернется сама. Радиооптика нужно было бы отнести в амортизатор, но… Ничего, она свернется. Моллар тихо сморкался.
- А вон еще мираж, - сказал Дауге. - Но это не корабль.
Юрковский заглянул в перископ. "Не может быть, - подумал он. - Этого не может быть. Не тут, не в Юпитере". Под "Тахмасибом" медленно проплывала вершина громадной серой скалы. Основание ее тонуло в розовой дымке. Рядом поднималась другая скала - голая, отвесная, изрезанная глубокими прямыми трещинами. А еще дальше вырастала целая вереница таких же острых крутых вершин. И тишина в обсерваторном отсеке сменилась скрипами, шорохами, едва слышным гулом, похожим на эхо далеких-далеких горных обвалов.
- Эт-то н-не мираж, - проговорил Юрковский. - Эт-то п-похоже на ядро.
- Вздор, - сказал Дауге.
- В-возможно, все-таки у Юпитера есть я-ядро.
- Вздор, вздор, - нетерпеливо сказал Дауге.
Горная цепь тянулась под "Тахмасибом", и не было ей конца.
- Вон еще, - сказал Дауге.
Выше скалистых зубьев выступил темный бесформенный силуэт, вырос, превратился в изъеденный обломок черного камня и снова скрылся. Сейчас же за ним вслед появился другой, третий, а вдали, едва различимая, бледным пятном светилась округлая серая масса. Горный хребет внизу постепенно опускался и исчез из виду. Юрковский, не отрываясь от перископа, поднес к губам микрофон. Было слышно, как у него хрустнули суставы.
- Быков, - позвал он. - Алексей.
- Алеши нет, Володенька, - отозвался голос штурмана. Голос был сиплый и задыхающийся. - Он в машине.
- М-михаил, мы идем н-над с-скалами, - сказал Юрковский.
- Над какими скалами? - испуганно спросил Михаил Антонович.
Вдали прошла поразительно ровная, словно отполированная поверхность - огромная равнина, окаймленная невысокой грядой круглых холмов. Прошла и утонула в розовом.
- М-мы еще не все п-понимаем, - сказал Юрковский.
- Я сейчас посмотрю, Володенька, - сказал Михаил Антонович.
За перископом проплывала еще одна горная страна. Она плыла высоко вверху, и вершины гор были обращены вниз. Это было дикое, фантастическое зрелище, и Юрковский подумал сначала, что это опять мираж, но это был не мираж. Тогда он понял и сказал:
- Это не ядро, Иоганыч. Это кладбище.
Дауге не понял.
- Это кладбище миров, - сказал Юрковский. - Джуп проглотил их.
Дауге долго молчал, а затем пробормотал:
- Какие открытия… Кольцо, розовое излучение, кладбище миров… Жаль. Очень жаль.
Он оглянулся и окликнул Моллара. Моллар не ответил. Он лежал ничком.
Они стащили Моллара в амортизатор, привели его в чувство, а он, измотанный, отекший, сразу заснул, словно упал в обморок. Потом они вернулись в обсерваторный отсек и снова повисли на перископах. Под "Тахмасибом", и рядом с "Тахмасибом", и временами над "Тахмасибом" медленно проплывали в потоках сжатого водорода несостоявшиеся миры - горы, скалы, чудовищные потрескавшиеся глыбы, прозрачные серые облака пыли. Потом "Тахмасиб" отнесло в сторону, а в перископах остался только пустой, ровный розовый свет.
- Устал как собака, - сказал Дауге. Он перевернулся на бок, и у него затрещали кости. - Слышишь?
- Слышу, - сказал Юрковский. - Давай смотреть.
- Давай, - сказал Дауге.
- Я думал, это ядро, - сказал Юрковский.
- Этого не могло быть, - сказал Дауге. Юрковский стал тереть лицо ладонями.
- Это ты так говоришь, - сказал он. - Давай смотреть.
Они еще многое увидели и услышали, или им казалось, что они увидели и услышали, потому что оба они страшно устали, и в глазах иногда темнело, и тогда исчезали стены обсерваторного отсека - оставался только ровный розовый свет. Они видели широкие неподвижные зигзаги молний, упиравшиеся в тьму наверху и в розовую бездну внизу, и слышали, как с железным громом пульсируют в них лиловые разряды. Они видели какие-то колышущиеся пленки, проплывавшие с тонким свистом совсем рядом. Они разглядывали причудливые тени во мгле, которые двигались и шевелились, и Дауге спорил, что это объемные тени, а Юрковский доказывал, что Дауге бредит. И они слышали вой, и писк, и грохот, и странные звуки, похожие на голоса, и Дауге предложил зафиксировать эти звуки на диктофоне, но тут заметил, что Юрковский спит лежа на животе. Тогда он повернул Юрковского на спину и снова вернулся к перископу.
В открытую дверь отсека вползла, волоча брюхо по полу, Варечка, синяя в крапинку, подобралась к Юрковскому и взгромоздилась к нему на колени. Дауге хотел прогнать ее, но у него уже совсем не было сил. Он даже не мог поднять голову. А Варечка тяжело вздымала бока и медленно мигала. Шипы на ее морде стояли ежом, и полумертвый хвост судорожно подергивался в такт дыханию.