Отчего вслед за тем на небосводе появился новый, ярко сияющий, огромный шар, доселе неизвестный астрономам, и вскоре исчез за густыми облаками?
И, наконец, что за необычайное явление природы вызвало эту катастрофу, которая потрясла до основания землю, море, небо, вселенную?
Кто мог бы это объяснить? И остался ли на земном шаре хоть один человек, чтобы ответить на эти вопросы?
ГЛАВА ПЯТАЯ,
где говорится о некоторых изменениях, произошедших в окружающем мире, причем установить их причину не представляется возможным
И все-таки в той части алжирского побережья, которая ограничена на западе правым берегом Шелиффа, а на севере Средиземным морем, на первый взгляд ничто не изменилось. Сотрясение было необычайно сильным; однако от него не пострадал ни внешний вид низменности, правда, кое-где словно вспучившейся, ни причудливый рисунок берегов, ни очертания моря, все еще продолжавшего бушевать. Уцелела и караульня, если не считать того, что ее каменные стены дали трещины. Только гурби рассыпался, как карточный домик от дуновения ребенка, а обитатели гурби лежали недвижно под обвалившейся соломенной кровлей.
Капитан Сервадак очнулся только через два часа после катастрофы. Не сразу вернулась к нему память; однако первые слова, которые он произнес (что нас с вами удивить не может), были последними словами из достославного рондо, замершими на устах капитана при столь необыкновенных обстоятельствах:
…Что вас люблю, любить готов И ради вас…
Вслед за чем, опамятовавшись окончательно, он проговорил:
- Позвольте, позвольте, что собственно здесь произошло?
Ответить себе на этот вопрос оказалось делом нелегким. Высвободив руку, он разгреб солому и высунул голову наружу.
Прежде всего капитан Сервадак огляделся по сторонам.
- Гурби развалился! - объявил он. - Должно быть, смерч пронесся!
Он ощупал себя: цел и невредим, ни единой царапины.
- Черт побери! А где денщик?
Он приподнялся и позвал:
- Бен-Зуф!
Тогда рядом с Сервадаком, пробив отверстие в соломенной кровле, вынырнула вторая голова.
- Здесь! - прокричал Бен-Зуф.
Можно было подумать, будто он только и ждал этого зова, чтобы ответить, как на перекличке.
- Ты что-нибудь понимаешь, Бен-Зуф? - спросил Сервадак.
- Понимаю, господин капитан, что тут, как видно, и будет наш последний перегон!
- Пустяки! Смерч, Бен-Зуф, самый простой смерч!
- Смерч так смерч, - философически ответил денщик. - Особых повреждений в костях нет, господин капитан?
- Нет, Бен-Зуф.
Через минуту оба были уже на ногах; расчистив место, где прежде стоял гурби, они нашли почти в полной сохранности свои вещи, приборы, утварь, и Сервадак спросил:
- А который собственно час?
- По крайней мере восемь, - ответил Бен-Зуф, посмотрев на солнце; оно уже довольно высоко стояло над горизонтом.
- Как, восемь часов!
- Никак не меньше, господин капитан!
- Неужели?
- Так точно, и нам пора идти!
- Куда?
- На наше свидание, конечно.
- Какое свидание?
- Да ведь у нас дуэль с графом…
- Ах, черт! - воскликнул Сервадак. - Я чуть было не забыл!
Но посмотрев на свои карманные часы, он рассердился:
- Да что ты мелешь, с ума ты сошел! Сейчас без нескольких минут два.
- Два часа утра или два часа дня? - осведомился Бен-Зуф, поглядывая на солнце.
Гектор Сервадак приложил часы к уху.
- Идут! - сказал он.
- Солнце тоже не стоит, - заметил денщик.
- В самом деле, судя по солнцу… Ого! Клянусь вином Медока!
- Что с вами, господин капитан?
- Да ведь сейчас, должно быть, восемь часов вечера!
- Вечера?
- Ну да! Солнце на западе, стало быть оно заходит!
- Вот уж нет, господин капитан, - ответил Бен-Зуф, - оно встает в полном аккурате, как новобранец, когда бьют зорю. Глядите! Пока мы тут с вами толковали, солнце поднялось еще выше!
- Что же это такое? Солнце восходит на западе? - пробормотал Сервадак.
- Да полно! Это невозможно!
Однако спорить против очевидности не приходилось: над водами Шелиффа поднялось лучезарное светило и плыло по западной части горизонта, там, где прежде оно проходило вторую половину своей дневной дуги.
Гектора Сервадака осенила догадка: вследствие какого-то совершенно невероятного, во всяком случае необъяснимого, космического переворота изменилось вращательное движение Земли вокруг оси, а не положение Солнца в межпланетном пространстве.
Как в этом разобраться? Неужто же невозможное стало возможным? Окажись сейчас возле Сервадака кто-нибудь из членов "Бюро долгот" Парижской обсерватории, капитан постарался бы получить разъяснения. Но так как Сервадак был предоставлен самому себе, то и сказал:
- Пускай разбираются астрономы! А я через неделю прочту в газетах, что они там придумали.
И, бросив размышлять о причинах столь удивительного явления, Гектор Сервадак обратился к денщику:
- В путь! Что бы ни случилось, пусть даже вся земная и небесная механика перевернулась вверх дном, я обязан явиться первым на место дуэли и оказать графу Тимашеву честь…
- Проткнуть его шпагой, - договорил Бен-Зуф.
Установив, что видимое движение Солнца происходит в обратном направлении, Сервадак и его денщик должны были бы обратить внимание и на другие перемены в окружающем мире, произошедшие в памятное мгновение новогодней ночи; будь они тогда способны наблюдать, их, несомненно, поразило бы, как невероятно изменились атмосферные условия. В первую очередь это коснулось их самих. Они чувствовали, что дыхание у них стало учащенным, как это бывает при восхождении на гору, когда воздух становится разреженным и, следовательно, менее насыщенным кислородом. Кроме того, голоса звучали глуше. Оставалось предположить одно из двух: либо притупился их слух, либо воздух вдруг стал хуже проводить звук, чем раньше.
Но в эту минуту Сервадаку и Бен-Зуфу было не до изменений физических свойств природы; они направлялись прямо к Шелиффу по крутой тропинке между прибрежных скал.
Погода отличалась от вчерашней, сплошного тумана уже не было. Небо, окрашенное в какой-то странный цвет, вскоре обложило тяжелыми, низкими тучами, и уже нельзя было проследить за светоносным путем Солнца от одного горизонта до другого. Все предвещало ливень или сильную грозу. Но дождь все не шел: очевидно, водяные пары еще недостаточно сгустились.
Впервые море у этих берегов казалось совершенно пустынным; на сероватом фоне неба, сливавшегося с водой, - ни паруса, ни дымка парохода. А горизонт (или то был обман зрения?) необычайно сузился как со стороны моря, так и со стороны равнины. Исчезла бесконечность его далей, словно земной шар стал выпуклее.
Капитан Сервадак и Бен-Зуф шли быстро в полном молчании; вскоре они оказались неподалеку от места поединка, находившегося в пяти километрах от гурби. Оба почувствовали в это утро, что их организм изменился. Они еще не отдавали себе в этом полного отчета, но им словно легче стало нести свое тело, словно у них крылья выросли. И все же, если бы Бен-Зуф захотел облечь в слова свои ощущения, он наверное сказал бы, что ему "вроде как бы не по себе".
- А главное, мы позабыли заправиться, - ворчал он.
Такая забывчивость, бесспорно, не была свойственна нашему доблестному воину.
Вдруг слева от тропинки послышался визгливый лай; из чащи мастиковых деревьев выскочил шакал. Он принадлежал к особой разновидности африканских шакалов, у которых шкура пятнистая, а лапы с наружной стороны полосатые, причем полосы, как и пятна на шкуре, - черные.
Шакалы опасны только тогда, когда охотятся стаей. В одиночку это животное не страшнее собаки. Не такой человек был Бен-Зуф, чтобы испугаться шакала, но Бен-Зуф не терпел их породу потому, может статься, что она не представлена на Монмартре.
Выбравшись из зарослей, зверь забился в расщелину у подножья утеса высотой с добрых десять метров. Он посматривал на пришельцев с явной тревогой. Бен-Зуф сделал вид, что замахивается на него; угрожающее движение спугнуло зверя; к великому удивлению капитана и денщика, он подпрыгнул вверх и сразу очутился на вершине утеса.
- Вот так циркач! - воскликнул Бен-Зуф. - Подпрыгнул на целых тридцать футов!
- А ведь верно, черт возьми! - задумчиво сказал Сервадак. - Я в жизни не видывал такого прыжка!
Усевшись на скале поудобней, шакал наблюдал за путниками с ехидным видом. За это Бен-Зуф решил его проучить и схватил камень.
Камень был очень крупный, но показался денщику легким, как губка.
- Бесовское отродье, - сказал Бен-Зуф, глядя на шакала, - бросать в него таким камешком, все равно что сдобной булкой швыряться! Но почему камень хоть и велик, а ничего не весит?
За неимением ничего подходящего Бен-Зуф все-таки метнул в неприятеля "сдобной булкой".
Бен-Зуф промахнулся. Однако было ясно, что он питает к шакалу далеко не миролюбивые чувства; зверь благоразумно пустился наутек, перескакивая через изгороди и деревья, и скрылся из виду в несколько гигантских прыжков, на которые способен разве только кенгуру, да и то сделанный из резины.
А камень, не попав в живую мишень, описал длиннейшую дугу, перелетел через утес и упал в пятистах шагах от него.
- Ах ты племя бедуинское! - выругался потрясенный Бен-Зуф. - Этак я, пожалуй, переплюну самую мощную гаубицу!
Бен-Зуф находился в ту минуту немного впереди капитана, подле рва с водой шириною в десять футов, через который им предстояло перебраться. Бен-Зуф разбежался и прыгнул через ров с азартом завзятого гимнаста.
- Это еще что такое! Куда ты, Бен-3уф! Разобьешься, олух!