- Так вот, то, что происходит во время Бейля, может быть описано только слиянием всех языков, включая и те, которые не может себе представить пока ни один человек. А такой супер-язык невозможен, потому что он был бы внутренне противоречив.
- Ты хочешь сказать, что во время Бейля вы воспринимаете или общаетесь с абсолютной реальностью?
Они снова вышли на воздух. Она поспешно прошла через форум, пересекая полосатую тень колоннады, к шпилям. Он никогда не видел ничего красивее, чем вид бегущей в лунном свете девушки. Она остановилась у входа в башню, накрывшую се темнотой, и оттуда, из темноты, сказала:
- Это просто другой набор слов, лиафа. Я бы хотела, чтобы ты сам был здесь и все узнал.
Они вошли во внутрь и стали подниматься. Мягкие, подбитые сходни вились вокруг небольших комнат. Проход был тускло освещенным и душным. После некоторого молчания Ворон спросил:
- Как это ты меня назвала?
- Что? - В темноте он не мог быть уверен, но подумал, что на лице ее выступил румянец.
- Лиафа. Этого слова я не знаю.
Ресницы ее дрогнули.
- Ничего, - пробормотала она. - Такое выражение.
- А-а, позволь отгадать. - Он хотел пошутить, предположив, что оно означает мужлан, варвар, злодей, но вспомнил, что у гвидионцев нет таких выражений. Так как она смотрела на него огромными, полными ожидания глазами, он должен постараться на ощупь. - Дорогой, любимый…
Она остановилась и в испуге отпрянула к стене.
- Ты сказал, что не знаешь! - Приученный за свою жизнь к дисциплине, он не остановился. Когда она догнала его, он заставил себя сказать:
- Ты очень добра, миротворец, но мне ничего так не льстит, как то, что ты нашла время для меня.
- Для всего остального еще будет время, - прошептала она, - когда ты уйдешь.
Самая высокая комната, сразу под куполом была единственной, где имелось настоящее окно, а не прорезь. Сквозь его бронзовую решетку лился лунный свет. Воздух был теплым, но этот свет производил впечатление, будто волосы Эльфави потрескивали от мороза. Она показала на замысловатые соединения лабиринта, башен и цветочных клумб.
- Шестиугольники, вписанные в круги, означают законы природы, - начала она приглушенным голосом, - их система вложена в некую более крупную схему. Это знак Ована, Кузнеца Солнца, который… - Она замолчала. Ни он, ни она не слушали. Под отраженным светом луны оба всматривались в лицо друг другу.
- Тебе обязательно уходить? - наконец спросила она.
- Я давал обещания дома, - ответил он.
- А когда они все будут выполнены?
- Не знаю.
Он рассматривал чужое, незнакомое небо. В южном его полушарии, которое находилось в стороне, откуда он пришел, созвездия не будут так изменены. Но в южном полушарии никто не жил.
- Я знал людей из одного мира, одной культуры, которые пытались обустроиться в другом, - сказал он. - Это редко получалось.
- Может получиться. Если бы было желание. Гвидионец, например, мог бы быть счастлив даже на… ну, на Лохланне.
- Интересно.
- Ты смог бы для меня кое-что сделать?
Пульс его участился.
- Если смогу, миледи.
- Допой мне песню. Ту, что ты пел, когда мы встретились в первый раз.
- Какую? Ах, да - "Беспокойная могила". Но ведь ты не могла…
- Я попробую еще раз. Раз она так тебе нравится. Пожалуйста.
Он не взял с собой флейты, но тихо запел под прохладным светом:
- Любовь моя, это я тут сижу
И лишаю покоя и сна.
Любовь моя, все, чего я хочу -
К твоим прикоснуться губам.
- Мой милый, к моим прикоснуться губам?
Но на них - дыханье земли.
Если лишь раз прикоснешься ты к ним,
То дни твои сочтены.
- Нет, - сказала Эльфави. Сглотнув воздух, она обняла себя руками, стараясь согреться. - Извини.
Он снова вспомнил, что на Гвидионе не было трагического искусства. Никакого. Интересно, что бы с ней сделали Лир, или Агамемнон, или Старики на Центавре. Или даже что-нибудь из реальной жизни: Вард из Адской Долины, восстающий за честь семьи, в которую не верит, побежденный и убитый своими же товарищами; молодой Брэнд, который нарушил свою полковую клятву, бросил друзей, богатство и возлюбленную, которую любил больше солнца - чтобы жить в крестьянской хижине и ухаживать за своей безумной женой.
Интересно, а он сам - все ли у него в порядке с головой, чтобы жить на Гвидионе?
Девушка потерла глаза.
- Нам лучше вернуться вниз, - безжизненно сказала она. - Скоро проснутся остальные. Они не будут знать, что с нами.
- Поговорим попозже, - сказал Ворон. - Когда не будем такими уставшими.
- Конечно, - согласилась она.
ГЛАВА 7
Дождь пошел на следующий день; первые грозовые тучи нависли над Колумкиллом как иссиня-черный гранит, серовато-синий свет в пещерах, затем ливень и завывающий восточный ветер, и наконец расслабление, когда гвидионцы обнаженными шумно резвились на траве, блестевшей под лучами солнца, пробивавшимися сквозь потоки воды. Толтека вступил в игру, такую же энергичную как те, в которые он когда-либо играл. Потом они бездельничали внутри, возле импровизированного очага, сложенного из камней, и рассказывали байки. Люди слушали его воспоминания с ненасытным желанием побольше узнать о галактике. Взамен у них были свои рассказы, никаких межчеловеческих конфликтов - они, казалось, были озадачены и встревожены этой идеей - но достаточно живые события в море, в лесу, на горах.
- Так мы и сидели там, поджидая, зацепит ли нас их крюк до того, как у нас кончится воздух, - говорил Ллирдин, - и никогда в жизни я лучше в шахматы не играл. Был так захвачен, когда они нас подцепили. Вообще-то сих стороны было бы порядочней на несколько минут задержаться. Я такой финал спланировал! Но доска, конечно, перевернулась.
- А что бы это могло означать? - подразнивал его Толтека.
Ллирдин пожал плечами.
- Не знаю. Я сам-то не такой уж мыслитель. Может Богу иногда нравится пошутить. Но если так, то у By лукавый юмор.
После того, как шторм прошел, отряд продолжил путь к площадке космодрома. Толтека провел в делах день и ночь, исследуя местность. Это как раз то, что нужно, решил он.
Хотя время Бейля все приближалось, и гвидионцы стремились домой, Даид назначил обходной маршрут. Дождь прибил вулканическую пыль, но для полного очищения земли понадобится больше осадков. Было бы глупо возвращаться по загрязненному пути. Он стремился к уступу гор, выдававшемуся в северной части массива, между экспедицией и побережьем. Перевод через него поднимался над границей леса, и путь был тяжел. Они остановились на несколько часов в самом верхнем лесу, чтобы отдохнуть перед последним подъемом. Была середина утра.
Поев, Толтека вышел из лагеря, чтобы умыться в ручье, протекавшем поблизости. От ледниковой воды он окоченел, но, растеревшись полотенцем, он почувствовал, как весь горит, словно маленькое солнце. Одевшись, он двинулся в поисках водопада, шум которого слышался на расстоянии. Охотничья тропа вела через кустарник к подножью. Он уже собирался выйти, как вдруг услышал голоса. Ворон и Эльфави!
- Пожалуйста, - просила девушка. Голос ее дрожал. - Умоляю тебя, будь благоразумен.
Ее отчаяние поразило Толтеку. В какой-то момент негодования ему хотелось прорваться вперед и разобраться с Вороном. Он сдержался. Подслушивать не по-джентельменски. Даже если - или может именно потому что - с первого вечера в Священном Городе они так часто были вместе. Но если она была в каком-то трудном положении, он хотел знать об этом, чтобы можно было попытаться помочь ей, а он думал, что она не скажет ему в чем дело, если он задаст вопрос прямо. Ведь существовали культурные барьеры, запреты или смущение, и переступать через это мог только бесчувственный Ворон.
Толтека облизал губы. Ладони его вспотели, а в ушах стучал пульс - почти так же громко, как ручей, бежавший перед ним через уступ. К Хаосу это джентльменство, яростно решил он, скользнул за живую изгородь и пригляделся сквозь листву.
Вода, пенясь, уходила в поросшую молодыми деревцами лощину. Их листва создавала подвижный узор света и тени под таинственным горным небом. В водяной дымке плясала радуга, меж камней, покрытых мягкой зеленью, вились ручейки, камни на дне, казалось, покрывались рябью. Прохладный и сырой воздух звенел от шумного водопада. Высоко над головой кружила одинокая хищная птица.
Ворон стоял на берегу - словно статуя в черной походной накидке. Когда он смотрел на девушку, его лицо, казалось, было отлито из металла. Она все время прятала от него глаза и ломала пальцы. Крошечные капельки, застрявшие в ее волосах, преломляли свет в пылающие осколки, но эта распущенная грива была сама по себе самое яркое, что видел перед собой Толтека.
- Я благоразумен. - отрезал Ворон. - Когда я натыкаюсь носом в одно и то же три раза подряд, я не могу не заметить запаха.
- Третий раз? Что ты хочешь этим сказать? Почему ты так сердит сегодня?
Ворон вздохнул и отметил на пальцах: