А вон там - крайний слева - стоит пилот и третий офицер "Митя" Никитин. Он дал слово не пить во время полета и не прятать самогон за баллонами с газом, ха-ха!
Справа от Никитина - первый помощник Джилл Галбирра. Вы доставили нам немало неприятностей, миз Галбирра, но мы восхищаемся…
А вот и снова трубы. Какой рев! Вон капитан Фаербрасс машет нам рукой. Пока, mon capitaine, bon voyage! Держите нас в курсе по радио!
А вот отдают концы на корме. Дирижабль слегка колышется, но нет - он уже успокоился. Я вижу, что балансировка проводилась часа два назад. Корабль столь хорошо ура… уро… вновешен, что один человек, стоя под его колоссальной массой, мог бы поднять эту махину одной рукой.
А сейчас отсоединяют от мобильной якорной мачты нос корабля. Сбрасывают немного водяного балласта. Извините, ребята! Мы ж говорили вам, что надо отойти подальше, хотя кое-кто из вас наверняка нуждается в хорошем душе.
Вот он слегка приподнимается! Ветер сносит его назад, к югу. Но пропеллеры уже начали вращаться под углом, направляя дирижабль вверх и к северу.
Пошел! Больше гор, легче перышка! К Северному полюсу и к Темной Башне!
Боже, кажется, я плачу! Должно быть, хватил лишку из чаши прощальной!
Глава 44
А высоко-высоко над миром поблескивала громада воздушного корабля, ниточкой втягиваясь в игольное ушко голубизны.
С высоты 6,1 километра, или немного больше 20 000 футов, команде "Парсеваля" открывался обширный вид на Мир Реки. Джилл, стоя у передней обзорной панели, видела извивающиеся параллели долин, бегущих к северу и югу прямо под ней, но делающих крутой изгиб к востоку, примерно в двадцати километрах от нее. Затем эти линии изгибались, как узкие малайские крисы, и тянулись на 100 километров волнистыми клинками одна за другой, пока не поворачивали на северо-восток.
То и дело Река отражала стрелы солнечных лучей. Миллионы людей на ее берегах и на самой Реке с такой высоты не были различимы, и даже самые крупные суда походили на плавники плывущего у самой поверхности воды "речного дракона". Мир Реки выглядел так, как, вероятно, выглядел перед Днем Воскрешения.
Фотограф в носовом куполе вел первую аэрофотосъемку планеты. И последнюю. Фотоснимки будут сравниваться с данными о меандрировании Реки, сообщенными по радио "Марком Твеном". Но все равно на карте, которую составляет картограф "Парсеваля", будут большие "белые пятна". Колесный корабль плавал далеко на юге - где-то у границы южной полярной области, где побывал уже несколько раз. Поэтому картограф дирижабля мог лишь сравнивать его описания с картами, изготовленными на основе данных парусных кораблей, плавающих в Северном полушарии.
Зато картографу было по силам с помощью своей камеры и ее широкоугольного объектива разом покрыть те области, где "Марк Твен" окажется только в будущем.
Одновременно с фотосъемкой шли радарные измерения высоты горных стен между долинами. Пока наибольшая высота их достигала 4564 метров, или 15 тысяч футов. В большинстве же случаев она равнялась 3048 метрам, или 10 тысячам футов. Местами же стены поднимались лишь до 1524 метра - 5 тысяч футов.
До прибытия в Пароландо Джилл, как и многие другие, с кем она разговаривала, считала, что горы имеют высоту от 4564 до 6096 метров. Это были глазомерные прикидки, и, насколько ей было известно, вести инструментальные измерения тут никто и не пытался. И только когда она приехала в Пароландо, где уже имелись инструменты конца XX века, она узнала более точные данные.
Возможно, эффект близости горных стен создавал столь ошибочное представление. Они поднимались круто вверх, отвесные и такие гладкие после первых 305 метров, что взобраться по ним было просто немыслимо. Часто горы были наверху "толще", чем у основания, так что нависали карнизом над подножием и были недосягаемы даже для альпинистов, вооруженных стальными крюками, а такие, насколько знала Джилл, были только в Пароландо.
На вершинах ширина гор составляла 403 метра, или чуть больше четверти мили. И тем не менее и эти сравнительно маломощные пласты горной породы были непреодолимы без стальных буров и динамита. Конечно, можно было представить себе, что ты плывешь по Реке на север против течения, пока она не загибается и не начинает опять течь к югу. Там, при наличии бурового оборудования и взрывчатки, ты буришь дыру сквозь горную стену. Но кто скажет, сколько непреодолимых горных гряд тянется за этой побежденной тобой грядой?
"Парсеваль" преодолел северо-восточные, приземные воздушные течения экваториальной зоны. Пройдя штилевые широты, он воспользовался попутным ветром умеренной зоны. За 24 часа дирижабль пролетел расстояние, равное расстоянию от Мехико-Сити до южного берега Гудзонова залива в Канаде. Прежде чем истекут вторые сутки, он должен был бы войти в область встречных ветров арктической зоны. О том, насколько они сильны, не знал никто. Ведь циркуляция атмосферы на этой планете должна была сильно отличаться от земной, благодаря отсутствию разницы в атмосферном давлении между континентами и океанами.
Различия в высоте гор и ширине долин экваториальной зоны и умеренной бросались в глаза. Горы в жарких широтах обычно были выше, а долины уже.
Сочетание узких долин с высокими горами создавало здесь условия, сходные с теми, что существуют в шотландских гленах. В умеренных зонах дожди выпадали ежесуточно, начинаясь около 15 часов (или 3 часов дня), а в экваториальных грозы, сопровождаемые ливнями, зарождались обычно примерно в 3 часа утра. В тропиках же подобные явления наблюдались реже или, во всяком случае, их считали тут более редкими. Ученые Пароландо подозревали, что в горах спрятаны своего рода дождевальные машины, которые и обусловливают столь точное расписание дождей. Конечно, энергетические затраты в этом случае должны быть непомерны, просто непредставимо колоссальны. Но существа, которые могут обеспечить 36 миллиардов человек тремя ежедневными трапезами с помощью преобразователей энергии в материю, могли, разумеется, сконструировать и суточные изменения климата.
Каковы были источники этой энергии? Этого не знал никто, но наиболее вероятным ответом было использование тепла раскаленного ядра планеты.
Существовало мнение, что между корой планеты и ее глубинными зонами лежит своего рода металлический щит. Отсутствие вулканической деятельности и землетрясений в какой-то мере подкрепляло эту дикую гипотезу.
Поскольку на планете не было ни ледяных шапок, ни больших водных масс, которые могли бы создавать температурный градиент, сравнимый с земным, режим ветров тут должен был быть совсем другой. Но пока их общий характер мало чем отличался от земного.
Фаербрасс решил опустить корабль до высоты 3600 метров - немного выше 12 000 футов. Возможно, тут ветер будет послабее. Вершины гор теперь находились лишь в 610 метрах, или 2000 футах, ниже корабля, и эффект восходящих и нисходящих потоков воздуха в это время суток был достаточно сильным. Способность изменять наклон пропеллеров быстро скомпенсировала эти чередующиеся прыжки вверх и вниз. Зато скорость движения существенно возросла.
Около 15 часов Фаербрасс приказал поднять дирижабль над дождевыми облаками. В 16 он снова спустил его ниже, и "Парсеваль" величественно плыл над долинами. Когда солнце зайдет, горизонтальные и вертикальные воздушные потоки должны ослабнуть, и корабль пойдет ровнее.
Когда пришла ночь, водород в отсеках охладился, и кораблю пришлось задрать нос еще выше, чтобы придать ему динамический подъем, компенсирующий некоторое снижение плавучести.
Герметизированная рубка управления отапливалась с помощью электрообогревателей. И все же ее обитатели сидели в теплой одежде. Фаербрасс и Пискатор курили сигары, большинство остальных - сигареты. Вентиляторы всасывали дым, но недостаточно быстро, чтобы полностью удалить сигарный запах, который Джилл ненавидела.
Детекторы, улавливающие содержание водорода в воздухе и помещенные вблизи газовых отсеков, должны были подать сигнал тревоги в случае утечки. Тем не менее курить разрешалось только в пяти местах - в рулевой гондоле (или на "мостике"), в каюте, находившейся примерно на середине продольной оси дирижабля, во вспомогательной рубке управления в нижнем хвостовом "плавнике" и каютах, прилегающих к помещениям команды на носу и корме.
Барри Торн - первый офицер хвостовой секции - отрапортовал о показаниях магнитометра. Согласно этим показаниям, Северный полюс Мира Реки совпадал с северным магнитным полюсом. Магнитное поле было гораздо слабее земного. Более того, оно было столь слабым, что его было бы невозможно засечь и измерить без помощи приборов, изобретенных лишь в конце 1970-х годов.
- Что означает, - расхохотался Фаербрасс, - что в одной и той же точке находится целых три полюса - планетный, магнитный и Башня. Ну а если б в нашем экипаже был хоть один поляк, то их стало бы у нас четыре!
Радио сегодня работало замечательно. Корабль летел высоко над горами, а передатчик "Марка Твена" находился на привязном аэростате, запущенном с корабля.
- Можете говорить, сэр, - сказал Окузо.
Фаербрасс сел рядом с самоанцем и заговорил:
- Сэм, говорит Фаербрасс. Мы только что получили известие от Грейстока. Он в пути, идет на северо-запад, готов изменить курс в ту же минуту, как получит сведения о местонахождении "Рекса".