- Моими богами были Один, Тор и другие, - проворчал Ивар. - Я принес им в жертву многих христиан на Земле. Но ближе к концу жизни я стал христианином. Ты мог бы сказать, что больше из желания оградить себя, чем по истинной вере. Когда я попал в этот мир и нашел, что это не Вальгалла и не Рай, хотя здесь больше похоже на Вальгаллу, чем на Рай, я отверг обе веры. Но трудно не взывать к родным богам, когда я в них нуждаюсь.
- Те, кто никогда не слыхал об Иисусе на Земле, слышали о нем здесь, - сказал Ньюмен. - Но ты-то достаточно знаешь о нем, так что мне нет нужды тебе объяснять, кто он такой.
- Да уж как я ни старался знать о нем поменьше, мне это никак не удавалось, - ухмыльнулся Ивар. Он указал на Дэвиса: - Вот этот человек, Эндрю Рыжий, то и дело о нем болтает.
Дэвис протиснулся поближе к Ньюмену и заявил:
- Мне не терпится услышать твою историю, незнакомец. Но этот человек, который претендует на то, чтобы быть Христом, не может быть Им. Он на небе, хотя, возможно, он и перевоплотился в женщину в этом мире. Или так говорят некоторые. Мы с моей женой плывем вверх по Реке, чтобы найти ее.
- Удачи вам, хотя есть шанс, что она может оказаться и в низине Реки, - ответил Ньюмен. - Но я надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что ты будешь разочарован, даже если найдешь эту женщину?
- Довольно! - оборвал Ивар. - Давай историю!
- Я попал на определенную территорию вскоре после того, как человека, называющего себя Иисусом, распял фанатический средневековый монах, немец. Его звали Крамер Молот. Распятый человек все еще был жив, так что ты поймешь, как скоро после этого события я туда прибыл. Ну, если короче, так я с ним говорил, прежде чем он умер. А после я разговаривал с мужчиной, который жил во времена того, распятого человека, и в том же месте на Земле, и хорошо его знал. Этот человек подтвердил, что умерший на кресте действительно был Иешуа, как называл его свидетель.
Я был очень близко к нему, когда он произносил свои последние слова. Он закричал: "Отец! Они знают, что делают!
Не прощай их!" Это звучало так, как если бы его опыт в этом мире лишил его веры, какую он имел на Земле. Как будто бы он знал, что человечество не стоит спасения - или что он не сумел выполнить свою миссию.
- Невозможно! - воскликнул Дэвис.
Ньюмен холодно воззрился на Дэвиса:
- Так я лгу?
- Нет, нет! Я не сомневаюсь в правдивости твоего изложения случившегося. Но я не могу поверить, что тот человек на кресте на самом деле был Иисус. Он не первый и не последний из тех, кто говорил, что он Спаситель. Некоторые могли искренне поверить, что они таковыми и были.
- Как ты расцениваешь показания свидетеля?
- Он лгал.
Ньюмен пожал плечами.
- Мне-то все равно.
Рэчел тронула Дэвиса за плечо:
- Похоже, что ты встревожен.
- Нет. Я рассержен.
Но он был и расстроен, хотя понимал, что не должен бы.
В тот вечер судно пристало возле грейлстоуна. После того, как камень испустил гром, команда поела. Они поедали и только что пойманную и приготовленную местными жителями рыбу. Дэвис сидел в кружке у бамбукового костра. Фаустролл сидел рядом.
Француз сказал:
- Твоя жена была права, когда заметила, что ты казался встревоженным рассказом Ньюмена. И наверное, до сих пор не успокоился.
- Моя вера не рухнула и даже не пошатнулась, - заверил его Дэвис.
- Так ты говоришь. Твое тело и твой голос выдают, что ты погружен в черные мысли.
- Свет рассеет тьму.
- Возможно, друг, - согласился Фаустролл. - Ну, поешь немного рыбы. Она великолепна. Это то, во что можно верить.
Дэвис не отвечал. Вид грязных губ Фаустролла и мысль о поверхностной натуре француза вызывала у него тошноту. Или тошнота возникла по другой причине? Он был гораздо более расстроен, чем хотел признаться Рэчел или Фаустроллу.
- Этот незнакомец, он говорил так авторитетно, - вспомнил Фаустролл. - Конечно, так говорят все сумасшедшие.
- Сумасшедшие?
- Есть что-то нездоровое в этом человеке, хотя он владеет собой. Ты этого не заметил? Одет в черное, как будто в трауре.
- Просто он напоминает еще одного корыстного авантюриста, - объяснил Дэвис.
Фаустролл положил руку на плечо Дэвиса:
- Есть кое-что, что мы должны тебе сказать. Может быть, мы неверно выбрали время, мы видим, что ты в такой меланхолии. Но раньше или позже, ты, который ищет Свет, должен открыть на это глаза, хотя Свет может оказаться не того цвета, которого ты ожидал.
- Да? - Дэвис крайне заинтересовался.
- Мы говорим о том случае, когда ты перепрыгнул через пустоту между планками Пачакути. Ты говорил, что был охвачен духовным экстазом, как только твоя нога оторвалась от доски. Экстаз поднял тебя в воздух, как будто ты был шаром, надутым газом. Ты прыгнул выше, чем должен был, выше, чем был способен. Ты говорил, это дал тебе Бог. Но…
Дэвис, сидя, выпрямился. В глазах мелькнул интерес:
- Да?
- Ты преодолел промежуток и опустился на планку. Но твоя нога зацепилась за ее конец. В результате ты приземлился больно и мучительно. Ты мог бы тогда свалиться с планки, если бы не схватился за нее сбоку.
Фаустролл умолк. Дэвис спросил:
- Ну и что из этого?
- Экстаз - это прекрасно. Он благополучно перенес тебя. Но потом - ты зацепился за планку. Пришла реальность, экстаз исчез.
- И что из этого?
- Мы проводим аналогию, возможно, прибегаем к иносказанию. Вспоминай тот прыжок, друг, в то время как твое странствие есть поиски того, что может быть воображаемым. Экстаз нематериален и дается временно. А реальность жестока и продолжительна и часто мучительно и больно калечит. Что ты станешь делать, если обнаружишь, что та женщина вовсе не была беременна, и никакого ребенка нет?
Реальность может быть дубинкой, которая расшатает твою возможность снова ощущать тот экстаз. Мы надеемся, и это тебе на благо, что ты никогда не найдешь этого ребенка.
Подумай об этом.
Джоди Линн Най
Коль не по нраву пьеса королю…
- Нет, вы слушайте те строчки, которые произносите, - просил свою труппу Вильям Шекспир. - Если вы станете просто декламировать, вы не вызовете сочувствия у публики. - А вы, сэр, - он повернулся лицом к одному из актеров, - вряд ли они будут переживать за вас. Вы гнусный непорядочный негодяй, выдумщик, лжец и клеветник. Ваше наказание, по крайней мере, в высшей степени заслужено.
- Виновен, как сам грех, милорд, - ухмыльнулся Вашингтон Ирвинг, облокачиваясь о поручни судна "Город Лондон". - Не могу не надеяться на сочувствие. Оно в натуре человеческой. Сожалею, Вилл. Попытаюсь еще раз быть нераскаявшимся Люцио. Повторю снова, мера за меру.
Вилл отвернулся, чтобы слегка улыбнуться каламбуру молодого человека.
- Ну, так сделайте это. А вы, герцог, умоляю, попытайтесь быть более величественным. Вы же центральная фигура, из-за вас все и случается.
Аристофан резко кивнул ему. Из-за своих черных, как вороново крыло, бровей и курчавых, точно у барана, волос, он все время выглядел строго, но Вилл понял, что это выражение лица скрывает могучее чувство юмора. Он был также неисправимой "сухопутной крысой" и страдал всякий раз, когда Труппа Шекспира путешествовала по Реке на какие-нибудь гастроли. Он неверной походкой прошелся по палубе и ухватился за поручень рядом с Ирвингом. Его оливкового цвета лицо побледнело.
- Скоро мы пристанем к берегу, амики Виль?
- Как только увидим знамя, мой друг, - пообещал Шекспир, - но только если народ Алкополандо падет в пределах границ тех, кто готов принять и выпустить на сна сушу такими, как мы есть. Строчку, пожалуйста, мистер Ханг.
- "Честь в том залог, - ты женишься на ней", - тотчас выдал Ханг Йи, сидевший на бочке против двери каюты. Их суфлер никогда не нуждался в том, чтобы обращаться к тексту: он был записан в его вместительной памяти.
Внезапный шум прервал их беседу.
- Эй, Вилл, - взывал к нему Гарун Бакстер, размахивая деревянным рогом. - Так мы играем финал или нет? У Уэббера как раз достаточно пороха для того, чтобы мы еще разок пробежали пьесу, прежде чем остановиться и снова повторить.
- Ты прав, Гарун. Очень хорошо! Начнем! - Вилл хлопнул в ладоши и перекричал весь шум голосов на трех ведущих суднах. - И - раз, два, три!