На поляне продолжалась все та же бесцельная суета. Четвероногого замучили вконец, и он тихо и уныло выл, сидя на привязи. Сидящие, казалось, не переставали дымить. Узкоглазый больше ни разу не поднял головы - он копал большую яму возле разлагающегося трупа, наверное, собирался зарыть его.
Несколько раз на поляну спускались тарахтелки. Кто-то из них вылезал, что-то выкладывали, потом кто-то забирался опять внутрь - и тарахтелки улетали. Один раз такая машина прошла над самой головой Гуна. Он затаился, готовясь нажать на рычажок аннигилятора. Но его не заметили. Гун приободрился. Все складывалось как нельзя удачно! Они его совсем не видят, они его не чувствуют. Да с ними можно годами, столетиями играть в прятки, водить их за нос! На радостях Гун поймал еще одного зверька, но уже побольше размером и с острыми клыками, которыми тот чуть оцарапал Гуну ладонь. И съел его, почти не испытывая неудовольствия и брезгливости. Да, ко всему можно было привыкнуть.
Но время шло. Предаваться забавам можно и после того, как от капсулы останется пустое место, но не сейчас. Гун в три прыжка спустился вниз. И побежал по еле приметной тропке в сторону реки.
Пак Банга знала, что легавые вместе с солдатней ищут кого-то в джунглях и на горах. Но ей не светило подыхать в жутких судорогах, при этом лишаясь еще и солидного куша. Утром она еле продрала глаза. Ширева не было, все вышло два дня назад. Пак держался дрянцой, но в ее развалюхе не было тайников-хранилищ, а последний косяк она забила вчера вечером - даже пепла не осталось. Дела были плохи.
До Хромого она доползла чуть не на четвереньках. Тот пожалел. Но сказал, что в последний раз. Надо было отрабатывать. А как отработаешь, если эти падлы оцепили гору?! Пак больше всего на свете боялась легавых. Если ее снова запрут, она уже не выдержит. Что от нее осталось? Мешок костей да кружка крови! В прошлый раз, когда ссучилась подельщица и ее заперли на полтора года, она еле оклемалась. Не-ет, больше она не попадется!
Хромой дал ширева на две дозы в пластиковой упаковке прямо в шприцах. Пак не стала ширяться, она еще соображала что к чему, сунула пакетики за пазуху. Мозги прочистила марафетом, но половину понюшки также убрала, еще пригодится. На пару с Хромым забили косячок и тут же вышмалили мастырку. Полегчало.
- Нужен ствол, - вяло сказала Пак, не надеясь на удачу.
Хромой замахал руками.
- Не в масть идешь, подруга, - прогундосил он, - сама знаешь, я этими делами…
- Верну.
Хромой захихикал.
И Пак поняла - у него есть оружие.
- Дай, расплачусь, - сказала она тверже.
- Ага, щас, поверил! - Жирная рожа Хромого стала совсем масленой. И весь он как-то мелко затрясся, заколыхался в беспричинном смехе - дрянь действовала и на него.
- Тайник покажу!
- За фрайера держишь, подруженька? Нехорошо, не по-нашему это! - Хромой даже обиделся, оттопырил вислую синюшную губу.
- Давай бумагу и ручку!
Хозяин суетливо подал требуемое. Он еще не верил своему счастью. Но ведь бывало и так. Значит, дошла Банга, дошла подружка, ну и ладненько, ну и хвала Всевышнему, не зря, видать, потчевал почти задарма.
Через двадцать минут Пак вышла от Хромого, неся в холщовой сумке среди скомканных бумаг, газет, журналов и какой-то зелени свою собственную подруженьку по прозвищу "сузи", да в придачу к ней кучу "маслят" и три старинные, но, как говорил Хромой, вполне исправные - "лучше новеньких", покрытые патиной "лимонки".
Голова у Пак побаливала. Саму ее все еще шатало из стороны в сторону. Но она знала, что. до "тропы" доберется. И кто знает, может, все еще обойдется, может, автомат ей не придется пускать в ход. Ведь ей самой так не хочется этого! Чтоб провалился в тартарары этот проклятый мир! Она все сделает, чтоб не стать мокрушницей. Но пусть и ее не трогают, иначе…
Пак высыпала на ладонь остатки марафета, втянула носом белый порошок. Ноги стали держать ее потверже. Но все равно в глазах мельтешило, мир качался и расплывался, сума казалась пудовой, хотя в мире не найти игрушки легче и меньше "сузи". Хотелось пойти в свою развалюху, передохнуть, поспать. Но Пак отлично знала, что тогда ей кранты, что во второй раз она не соберется, что вкатит в вены обе дозы и к следующему утру превратится в тряпку, о которую разве что вытрут ноги - если не побрезгуют только. И она поплелась вверх.
Из поселка Пак вышла незамеченной. Лишь какой-то шалопай плюнул ей вслед, но ему было безразлично, куда плетется эта старая потрепанная шлюха.
Никаких легавых она пока не встречала. Все было как обычно - тихо и спокойно. Какой дурень попрется ни с того ни с сего в горы! Туристов в здешних краях не водилось, да и чего им тут ловить? Нет, врешь, в этой глухомани и не может быть никого. А по телеку и по радио - болтают! Болтуны поганые! Пак сама себя успокаивала, но все равно ее трясло. Ноги подкашивались.
Два раза над головой проносились вертолеты. Она прижималась к стволам, обмирая со страху. Что им стоило спустить веревочную лестницу и высадить парочку легавых или солдат? Для них это небольшая разминка, для нее - гибель.
Через каждые сорок метров она присаживалась и переводила дыхание. Склон был пологий, но сил не хватало. Почти у самой цели она все же достала ширево. Зубами содрала полупрозрачный пластик. Долго не могла нащупать вену, руки дрожали. Но такое было не впервые, Пак справилась. Облегчение пришло почти мгновенно. Она отбросила ненужный шприц и тихо засмеялась. Слезы текли из глаз, но она не утирала их - все было в кайф. А главное, ожило, проснулось тело.
Она поднялась на ноги, потрясла головой так, что черные сальные волосы рассыпались по плечам. Вытащила подружку "сузи" из сумы, запихнула ее за пояс, два рожка и "лимонки" распихала по карманам широченных, когда-то светлых, но засаленных до невозможности брючат. И пошла наверх.
Теперь ей сам черт был не страшен. Да и не водилось тут никаких чертей! Разве что дикари да легавые.
У входа в пещеру росло высоченное дерево. И Пак немного постояла, опершись о его ствол спиной. Дошла! Добралась! Всем назло. Вот так вот! Что, взяли?! Поймали? Фиг вам всем! Она беззвучно смеялась. И думала: вот придет жирный увалень Хромой, а тут пусто! На-ка, выкуси! Не в масть ему! Врешь! Ублюдок поганый! Размечтался, думал, дуреху нашел, а сам фрайернулся, шестерня зеленая! Она представляла, как Хромой выпучит свои красненькие поросячьи глазки, как разинет фиксатый роток, и не могла сдержать хохота. Давно Пак Банге не было так легко и весело.
Смолкла она внезапно. Чья-то потная и широкая лапа заткнула ей рот, лишила дыхания. Потом лапа сползла пониже и сжала горло. В бок уперлось что-то холодное и твердое. На ухо, обдавая вонючим дыханием, прошептали:
- Нехорошо, очень некрасиво, Пак. Я тебе помог, а ты так поступаешь.
Это был голос Хромого. Следил, гад! Пак трепыхнулась. Безрезультатно. Ей стало ясно, что она уже никогда не вернется с гор в поселок, да и вообще никуда не вернется. Хромой сжимал горло все сильнее. И тащил потихоньку к входу в пещеру.
- Ты не бойся, подруженька, я тебя придушу не сразу, не сейчас, - слюнил в ухо Хромой, - вот покажешь место, убедишь старого человека, что не обманула его, так и придушу. А может, и не придушу. Ведь и ты, небось, жить хочешь? Что скажешь?
Он чуть ослабил хватку. И Пак просипела:
- Тварюга вонючая!
- Ну ничего, ничего, - успокоил ее Хромой.
И поволок в подземелье. Им надо было пройти сотни четыре метров, прежде чем выбраться на тропу. Но ноги у Пак совсем ослабли. Она подогнула колени, и Хромой остановился.
- Падла, - прохрипела она.
Хромой обиделся.
- Не шурши, девочка, - произнес он брюзгливо. - Не трону. Видишь, я твою погремушку не вытащил из-за ремешка даже. Ну, чего ты?! Возьмем, поделимся, ну мы же люди свои, а?
Деваться было некуда. Не пальбу же поднимать тут, в пещере! Да еще и не подымешь ничего такого. Пак дышала, как загнанная кобылица. Сердце рвалось из груди.
- Лады, Хромой, - наконец выдавила она из себя, - пойдем!
В темноте пещеры она ориентировалась, как в своей неосвещенной развалюхе по ночам. И им потребовалось всего несколько минут, чтобы добраться до лаза, до щели, из которой можно было вылезти прямо на "тропу".
- Ну, чего стал, давай! - сказала Пак.
- Не-е, подруженька, ты полезешь первой! - Хромой снял с плеча тяжелый ручной пулемет и выразительно качнул стволом.
Пак встала на выступ, высунула голову в щель. В следующую секунду Хромой ее вытолкнул наружу. И выскочил сам.
Все последующее предстало перед ней нелепой и дикой галлюцинацией. Сначала раздался оглушительный треск пулемета за ее спиной. Пак в долю мгновения испугалась до оцепенения, ей показалось, что Хромой убивает ее, изрешечивает насквозь. Но Хромой стрелял не в нее.
Повернув голову вперед, Пак увидела летящее на них огромное чудовище с ужасающим, нечеловеческим лицом. В другое время она бы сжалась в комок, упала. Но сейчас что-то обуяло ее. Пак, выдернув из-за пояса "сузи", принялась левой рукой палить в грудь бегущего на нее. Правой она нашарила "лимонку" и, зубами, вырвав чеку, метнула гранату. Ее почти сразу бросило наземь. Но Пак видела, как чудовищу перебило кисть, как из страшной когтистой лапы вывалилось что-то круглое, поблескивающее. Она тут же бросила вторую гранату, потом третью. Уши заложило. Мир исчез.