- Через два месяца вас забросят в этот исследовательский центр, вы будете снабжены всем необходимым, специально для вас разработана тщательно проверенная легенда. Время не ждет. Если мне удастся, я постараюсь сократить срок вашего обучения. Но не будем забегать вперед, уважаемый Майкл Дэвидсон, будь то через два месяца или ранее, но придет час, когда все будет зависеть только от вас, вы должны будете вступить в схватку с опытным и безжалостным противником и одержать верх. Вы один!
Стул под Антоном Варфоломеевичем заходил ходуном. Язык его свело судорогой, и он не смог выговорить ни слова.
- Мне нравится, что вы с мужеством и хладнокровием ведете себя, - продолжал человек, - прямо скажем, не каждый бы воспринял поручение с такой твердостью, как вы! Но в сторону комплименты, надо обговорить маленькие детали.
Он снова сел за стол и отвел отражатель лампы от лица Антона Варфоломеевича.
- Вот вам лист бумаги - вы должны написать завещание. Знаете ли - формальность, но все-таки необходимая. И второе. - Он достал из ящика стола бархатную папку и выразительно постучал по ней костяшкой указательного пальца. - Это указ о вашем награждении. Он уже подписан. Когда придет срок, указ и награды вручат вашей жене и детям.
- А почему не мне лично? - встрепенулся Антон Варфоломеевич.
Человек устало пожал плечами.
- К сожалению, - сказал он приглушенно, - с нами произойти может всякое. И хотя надежды практически нет, будем все же надеяться на лучшее!
Антона Варфоломеевича затрясло в мелком ознобе.
- Как это - практически никакой надежды? Это значит, что меня могут?.. - Он заплакал, не договорив. - И другого выхода нет?
- Вы меня правильно поняли. - Человек подошел к Баулину и положил ему руку на плечо, печально поглядел в мокрые от слез глаза. - Не только ваше здоровье, но и сама жизнь… Вас ждет вечная благодарность потомков!
На этом беседа кончилась, и Антона Варфоломеевича вывели из кабинета.
Очнувшись, Антон Варфоломеевич неожиданно для себя увидел склоненное над ним внимательно-озабоченное лицо Сашки. Впрочем, он и не сразу понял, что это Сашка, - ему показалось, что это какое-то продолжение одного из его кошмарных снов, и он в ужасе закричал.
- А-а-а-у-у!!! - разнеслось по всему этажу.
Сашка от неожиданности отпрянул, что-то залепетал. Но Антон Варфоломеевич уже справился с минутной слабостью. Он тяжело дышал, грудь вздымалась как кузнечные мехи. Затылок затек, глаза еле различали окружающее, хотелось сорвать с себя что-то липкое, противно тяжкое и отбросить все это как можно дальше, но что - Антон Варфоломеевич не знал.
Воспоминание о разговоре с директором породило в нем внутренний стон и повергло в бездонную, безысходную печаль. Захотелось бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше.
Окончательно добили Антона Варфоломеевича всплывшие в памяти Сашкины слова об уходе Иван Иваныча. Он вдруг почувствовал, что в самом прямом смысле теряет почву под ногами, все вокруг поплыло, и Антон Варфоломеевич потерял сознание.
Домой его отвезли на служебной машине, когда он очнулся. До конца рабочего дня оставалось полтора часа.
Вечером того же дня Валентина Сергеевна пригласила на дом известного в определенных кругах невропатолога. По совместительству он был также знатоком восточной медицины и целителем-универсалом, чем и снискал себе шумную, но устойчивую популярность.
Целитель был давним знакомым их семьи и при случае пользовался некоторыми услугами Баулиных, за что питал к ним самые теплые чувства.
Без лишних слов, по-деловому, он приступил к осмотру пациента - щупал его, стучал молоточками, тыкал в живот металлической палочкой и делал множество других вещей, недоступных рядовым гражданам даже с высшим образованием и остепененным. Лишь после этого он перешел к расспросам, которые продолжались не меньше часа и не дали ожидаемого результата.
- Вам, Антон Варфоломеевич, - подытожил он работу, - на тяжелоатлетических подмостках выступать бы.
Антон Варфоломеевич поперхнулся и зашелся в долгом кашле. Его выпученные глаза уставились на целителя с таким детским удивлением и оторопью, что тот не смог выдержать взгляда и отвел свои черные проницательные очи в сторону.
- Есть, конечно, некоторые отклонения, - сказал он, разглядывая ногти, - но так, пустяки. Попейте на ночь и с утра по таблеточке седуксена или элениума - и все как рукой снимет.
- Пил, - буркнул Баулин, - не помогает.
- Поможет! - твердо заверил его целитель. - Сейчас я проведу с вами небольшой сеансик, и все встанет на свои места.
Валентина Сергеевна с полчаса наблюдала из угла комнаты, как не признанное наукой светило манипулировало своими подвижными руками над головой и другими частями большого тела Антона Варфоломеевича. Наблюдала и благоговела, боясь шевельнуться, чтобы, не дай бог, не спугнуть таинственного биополя или как там все это называлось.
А после того как Антон Варфоломеевич преспокойненько уснул сном младенца на широкой постели, в другой комнате у Валентины Сергеевны состоялся с приглашенным продолжительный разговор.
- Никаких оснований для беспокойства, - настаивал тот на своем, - в пятьдесят пять - организм как у тридцатилетнего спортивного парня. Грузноват немного, но при его могучем сердце это ничего не значит.
- И все-таки я вас умоляю - правду, профессор, только правду!
Целитель вздыхал и брался опять за старое.
- Поле жизнедеятельное, такого бы на троих хватило, и с аурой все в порядке, как у Иисуса Христа, сияет эдаким нимбом, знаете ли. Чуть-чуть, конечно, не так ярко, как у вас…
Валентина Сергеевна зарделась и благосклонно, немного заискивая, улыбнулась доктору.
- …но дай бог! Милейшая Валентиночка, - он позволял себе иногда с женщинами фамильярность, зная, что они это любят, - надо отвлечь его от дел, от этих, знаете ли, будничных хлопот. Покой, отдых, съездите в Прибалтику, развейтесь - ничего более.
Он уже встал, собираясь уходить. От Валентины Сергеевны было не так-то легко отвязаться. Но то, что она услышала, несколько снизило ее уважение к целителю.
- Хотите начистоту? - разговорился тот. - Случай не единичный, но по нашим временам очень-очень редкий. Прошу только вас никому не говорить о моем диагнозе, - он замялся, понимаете ли, это, м-мэ-э, может где-то сказаться на моей репутации.
Валентина Сергеевна заверила его в своей лояльности так горячо, что целитель выложил то, что думал.
- Не могу понять причины, даже, точнее сказать, что послужило толчком, но в вашем муже, не посчитайте наивностью, ах, как все это старомодно звучит!.. - в вашем муже неожиданно проявились некоторые атавистические признаки, что ли…
Валентина Сергеевна сделала испуганные глаза и прислонилась к стенке.
- Может, я не совсем правильно выразился, вопрос очень тонкий, но в нем, простите меня, проснулось то, что принято называть совестью. - Теперь пришла очередь краснеть гостю. В медицине такого понятия и даже термина, конечно, не существует - это что-то настолько неопределенное, что даже нам не под силу, - он развел руками и согнал усилием воли краску с лица, - тут важно докопаться до причины. Тогда мы все быстро устраним. И вам, Валентина Сергеевна, как самому близкому человеку, мне кажется, это будет сделать проще. Прощупайте его - с чего началось и так далее, вы понимаете меня?
Валентина Сергеевна поспешно кивнула, хотя не поняла ровным счетом ничего. Этот бред насчет совести еще подорвал ее доверие к целителю. Но тот сумел сохранить свое влияние, видно, недаром слыл кудесником.
- А за Антона Варфоломеевича берусь, - твердо, но без нажима сказал он, - две-три встречи в течение месяца и, конечно, ежедневные телефонные сеансы, знаете, направленные пучки энергии, концентрация… - тут он засыпал Валентину Сергеевну такой терминологией, что она уверовала бесповоротно, такой может все!
Перед уходом целителя-универсала хозяйка попыталась незаметно всунуть ему в карман конвертик с двумястами рублями в новеньких купюрах. Но этот ее жест не остался не замеченным необычной личностью. Он взглядом остановил ее движение, укоризненно покачал головой из стороны в сторону.
- Вы совсем не щадите себя, раздаете свою энергию, она ведь тоже не бесконечна, - пыталась оправдаться она, - а это такие жалкие крохи!
- Мы же с вами интеллигентные люди, Валентина Сергеевна, - улыбнулся ей на прощание гость. У него со здоровьем все было в норме.
На следующее утро вызвали врача из поликлиники, и тот выписал Антону Варфоломеевичу больничный лист.
Неделю он провалялся дома. Ежедневные "телефонные сеансы" со знатоком восточной медицины вселили в него прежнюю уверенность, дело явно шло на поправку. Валентина Сергеевна окончательно воспряла духом.
На работу Антон Варфоломеевич прибыл свежим, окрепшим последние ночи кошмары его не мучили, вообще ничего не снилось. И он посчитал себя совершенно выздоровевшим.
Встретивший его зам долго тряс руку, приговаривал:
- Вот так и горим, работаем на износ, а потом бац! Но мы с тобой еще повоюем, есть еще порох-то, а?
Антон Варфоломеевич добродушно отшучивался, пытался найти в заме какие-либо перемены в отношении к своей особе, но не находил их. Сашенька тоже встретил его радушно и с ходу заметил, что, несмотря на поданное заявление, Иван Иваныч еще держится. А верноподданные подчиненные даже сбросились по полтиннику и купили по случаю выздоровления шефа огромный дефицитный торт и пару бутылок шампанского. В общем, все шло как нельзя лучше.
Испортил настроение Антону Варфоломеевичу лишь ученый секретарь, объявивший, что через три недели состоится научно-технический совет института, на котором будет рассмотрен вопрос о сдвигах в работе отдела Баулина.