- Я бы внес свои личные пять тысяч озолов, если бы был уверен в том, что удастся им вернуть, - сказал Глиннес.
- И я каким-нибудь образом наскребу тысчонку, - отозвался Уорхаунд.
- Итого - шесть тысяч, - сказал Перинда. - Я внесу - правильнее будет сказать - сумею одолжить тысячу у отца… Кто еще? Кто еще? Чего там стесняться, несчастные грязедавы, волоките свои богатства.
Двумя неделями позже "Танхинары" сыграли с "Островитянами Южного Океана" на огромном стадионе Океанского Острова. Разыгрывался приз в двадцать пять тысяч озолов, из которых пятнадцать тысяч ставила на кон каждая из команд, а десять тысяч выделила администрация стадиона. Новой шейлой у "Танхинар" была Сэчрисс Симоно, девушка из Фэл-Лэл-Маунтин - прелестная, наивная девушка, которой, однако, недоставало всего лишь такого неуловимого качества, как "сашей". Имелись также определенные сомнения в отношении ее целомудрия, однако никому не захотелось поднять шум из-за этого.
- Пусть каждый из нас проведет с ней одну ночь, - проворчал как-то Уорхаунд, - и получит ответ на этот вопрос ко всеобщему нашему удовлетворению.
Какою бы не была причина, но "Танхинары" играли вяло и совершили массу грубейших ошибок. "Островитяне" одержали легкую победу в трех геймах. Невинная - так во всяком случае считалось - плоть Сэчрисс была представлена во всех подробностях на суд тридцати пяти тысяч зрителей, а в своем кошельке Глиннес теперь обнаружил всего три или четыре сотни озолов. Удручен он был этим до такой степени, что все чувства его притупились, и в таком вот состоянии он вернулся на Рабендари и, плюхнувшись в одно из старинных плетеных кресел, весь вечер глядел с тоской на остров Эмбл. В какой идиотский хаос превратил он свою жизнь! "Танхинары" - разорены, опозорены и вот-вот разбегутся, кто куда. Остров Эмбл - теперь от него еще более далек, чем когда-либо. Дьюссана, девушка, поработившая неожиданно для него самого все его мысли и чувства, обратила свои честолюбивые взоры на аристократию, и Глиннес, такой раньше к ней равнодушный, теперь был вне себя от одной только мысли о том, что Дьюссана может оказаться в постели другого мужчины.
Через два дня после злополучной игры с "Островитянами" Глиннес отправился на пароме в Уэлген поискать покупателя отличных мускатных яблок, выращенных на Рабендари. Договорившись по быстрому о продаже двадцати мешков, он заглянул перекусить в небольшой ресторанчик, половина которого находилась прямо на открытом воздухе, а вторая половина - в беседке, образованной ветвями фульжерии. Взяв себе кувшин пива и хлеба с сыром, он устроился поудобнее и стал глазеть на снующий по своим делам уэлгенский люд… Вот прошла группа правоверных фаншерор - бесцветных парней, сосредоточенных и настороженных, насуплено глядящих куда-то вдаль, будто поглощенных в размышления о материях огромной значимости… А вот и Акади спешит куда-то, низко опустив голову, в фаншерском сюртуке с болтающимися фалдами. Глиннес окликнул его, когда он проходил мимо ресторанчика.
- Акади! Присядьте ко мне и пропустите кружечку пива!
Акади остановился, как вкопанный, будто натолкнувшись на какое-то невидимое препятствие. Сначала он стал всматриваться в сумрак беседки, пытаясь определить местонахождение окликнувшего его, затем глянул через плечо и только после этого поспешно нырнул к стулу рядом с Глиннесом. Когда он нервно и отрывисто заговорил, лицо его изображало страдание.
- По-моему, мне удалось оторваться от них - надеюсь, по меньшей мере, на это.
- Вот как! - Глиннес бросил взгляд в ту сторону, откуда торопливо семенил Акади. - От кого же это вы оторвались?
Акади ответил в типичной для него туманной манере:
- Мне следовало отказаться от этой миссии - она принесла мне одно беспокойство. Пять тысяч озолов! Когда за мной по пятам следуют алчные до денег треване, только и поджидающие того мгновения, когда я потеряю бдительность. Фарс да и только! Ведь они смогут присвоить себе тридцать миллионов озолов вместе с моими жалкими пятью тысячами и оставить меня самым дорогостоящим олухом в памяти всего человечества.
- Иными словами, - сказал Глиннес, - вы собрали выкуп в размере тридцати миллионов озолов?
- Уверяю тебя, - продолжал брюзжать Акади, дергаясь головой, - что никакие это не деньги - то есть те пять тысяч озолов, что составляют мой гонорар, это не капитал, а просто пять тысяч озолов, годящихся разве что на мелкие расходы. Я таскаю тридцать миллионов вот в этом кейсе, - тут он подтолкнул локтем небольшой черный чемоданчик с серебряным замочком, - но для меня лично это не более, чем несколько пачек туалетной бумаги.
- Для вас.
- Вот именно. - Акади снова бросил взгляд через плечо. - Вы себе можете представить, что ждет человека, не доставившего тридцать миллионов озолов Загмондо Бандольо? Разговор может быть вот таким: Бандольо. "Я требую от вас сейчас, Джано Акади, те тридцать миллионов озолов, которые были доверены вам". Акади. "Вы должны быть великодушным и проявить снисходительность, поскольку больше нет у меня этих денег"… Бандольо… Увы. Воображение мое иссякает. Я не в состоянии постичь дальнейшее. Отнесется ли он к этому спокойно? Или впадет в буйство? Или просто пренебрежительно рассмеется?
- Если на вас в самом деле охотятся грабители, - заметил Глиннес, - то присущее вам любопытство дает вам перед ними небольшое, но обнадеживающее преимущество.
Акади воспринял это высказывание, печально потупив взор.
- Если б я только мог с уверенностью установить, кто или что мне угрожает. Если б я знал со всей определенностью, кого или чего избегать… - Он так и оставил предложение неоконченным.
- Вы в самом деле заметили, что что-то вам угрожает? Или просто перенервничали?
- Я очень нервничаю, можешь в этом не сомневаться, но это мое обычное состояние. Я не переношу трудностей, я ужасно боюсь боли, я даже отказываюсь признавать возможность смерти. И все эти беды сейчас, похоже, затаились в непосредственной от меня близости.
- Тридцать миллионов озолов - впечатляющая сумма, - не без зависти произнес Глиннес. - Лично мне хватило бы из них всего лишь двенадцать тысяч.
Акади пододвинул кейс к Глиннесу.
- Вот, бери, сколько тебе требуется и объясни недостачу Бандольо… Но нет. - Резким движением он подтянул кейс снова к себе. - Мне не дано право распоряжаться этими деньгами.
- Меня вот что особенно сильно смущает, - произнес Глиннес. - Поскольку вы испытываете тревогу за судьбу этих денег, то почему бы вам просто не поместить их в банк? Вон там, например, Уэлгенский Банк, всего лишь в двенадцати секундах хода от того места, где мы сидим.
Акади тяжело вздохнул.
- Все далеко не так просто… Мне ведено держать деньги всегда под рукой, чтобы в любой момент передать их посыльному Бандольо.
- И когда же он явится?
Акади закатил глаза к веткам фульжерии.
- Через пять минут? Пять дней? Пять недель? Ох, как хотелось бы мне это знать!
- Такая постановка вопроса кажется не очень-то благоразумной, - сказал Глиннес. - Правда, старментеры придерживаются тех методов, которые находят наиболее полезными для себя. Подумать только! Через год все это будет вами вспоминаться, как очень забавный случай. Чуть ли не анекдот.
- Я в состоянии думать только о самом насущном моменте, - проворчал Акади. - Этот кейс покоится у меня на коленях, как раскаленная докрасна наковальня.
- Кого, в частности, вы опасаетесь?
Даже находясь в состоянии крайней озабоченности, Акади не мог устоять перед искушением лишний раз проанализировать ситуацию с нравоучительным подтекстом.
- Трем категориям людей позарез нужны озолы: фаншерам, которые могли бы на них купить землю, оборудование, информацию и энергию; знати - поправить изрядно пошатнувшееся финансовое положение; и треванам, которые алчны от природы. Только несколько мгновений тому назад я обнаружил двух треван, тихонько ступающих у меня за спиной.
- Это может быть всего лишь случайным совпадением, - заметил Глиннес.
- Лучше держаться от любых людей из трех упомянутых мной категорий. - Акади поднялся из-за стола. - Ты сейчас возвращаешься на Рабендари? Почему бы тебе не отбыть отсюда со мной?
Они прошли к причалу и на борту белого катера Акади отправились на восток, следуя Внутреннему Проливу. Прошли Кружевные Острова, на большой скорости пересекли Затон Рипил, оставив в стороне Зауркаш, вошли затем в узкий проток Атенри, откуда вырвались на просторы озера Флейриш и здесь увидели щеголеватый черно-пурпурный гоночный глиссер, который на огромной скорости пересекал озеро то в одном направлении, то в другом.
- Кстати, о треванах, - произнес Глиннес. - Обратите внимание на то, кто катается с лордом Генсифером.
- Я заметил ее, - ответил Акади и еще глубже засунул свой черный кейс под сиденье на корме.
Лорд Генсифер круто развернул свой глиссер на полном ходу, взметнув высоко вверх длинный плюмаж из пены, затем, рассекая воздух с характерным свистом, устремился вдогонку за Акади и Глиннесом. Акади, недовольно ворча, остановил катер, через мгновение радом с ним оказался глиссер лорда Генсифера. Дьюссана, на которой было прелестное светло-голубое платье, искоса поглядела на катер Акади и надула губы, однако больше ничем не выразила своего недовольства. Лорд Генсифер же был в самом прекрасном расположении духа.
- И куда же вы держите путь в этот великолепный день с таким сосредоточенным и решительным видом? Побраконьерствовать в утином питомнике лорда Милфреда? Бьюсь об заклад, что это именно так.
Акади ответил как можно более вкрадчиво:
- Боюсь, сегодня у нас настолько серьезные заботы, что мы еще не успели разобраться, каким выдался день.