И Богуз встал и пошел разить. Он шел на ватных ногах, почти невесомый, словно плыл в озарившемся яркими сполохами подземелье. Огромные крысы кидались к нему, и тогда чернокнижник поднимал руку - с его обкусанных ногтей срывались красные искры, разившие чудовищ. Он плыл, словно кусок пищи в кишках исполина, и повергал страшилищ мановением пальца. Он ликовал, пораженный нежданной милостью Покровителя, он смеялся, гордо закидывая голову, и - разил, разил…
Гнездо чернокнижник нашел в огромной яме, зиявшей в нише неровной стены. Здесь было посуше, а пол сплошь усеян костями мелких животных - собак, кошек и… да, несомненно, среди костей попадались и человеческие: чисто обглоданные, маленькие, детские. Останки детишек, коих навряд ли кто-то хватился там, наверху.
Крысиные же детеныши толклись внизу, в яме. Их было не менее дюжины; они пронзительно пищали, карабкаясь по спинам друг друга; серая масса на дне шевелилась, как трава над болотиной, и, словно прутья с ободранной корой, торчали из нее розовые хвосты.
Две взрослые крысы, самец и самка, сидели рядом. Хотя язык не поворачивался назвать эти создания крысами: огромные, обросшие космами буро-желтой шерсти, с густыми воротниками на коротких шеях, они словно явились из ночных кошмаров или мастерской колдуна - сбежали, не закончив превращения. Плоские, вытянутые носы, безгубые рты, занимавшие всю нижнюю часть - морды? лица? - выпуклые глаза, в которых светилась злоба и почти человеческий ум… Сие неоконченное превращение долженствовало не то крыс обратить в людей, не то наоборот.
Богузу некогда было размышлять, хотя предмет был интересным, и в другое время он с удовольствием занялся бы его изучением.
В другое время и в другом месте - подальше от Тарантии. Стражники, наверное, уже постучали в двери, ученики, нарушив приказ, отворили, и теперь по его дому топают кованные железом сапоги, и руки в грубых перчатках скидывают на пол пергаменты и чернильные приборы… Его не найдут там, в холодном доме, как не найдут и потайной двери, ведущей в высокостенную комнату без окон - тайное убежище его одиноких дум. Тогда стражники прибьют для порядка кого-нибудь из его мальчишек и отправятся к градоначальнику за нагоняем и подмогой. Месьор Шатолад пришлет дознавателей, а уж дознаватели найдут все, что угодно.
Посему - надо спешить.
Он поднял руку, с наслаждением наблюдая, как играют на грязных ногтях красные искры его могущества - дар Господина. Крысы подняли свои морды-лица и издали жалобный звук, похожий на плач ребенка: чуяли смерть. Он не стал медлить - искры ударили в густую шерсть воротников, запахло паленым. Оттолкнув ногой трупы, он шагнул к яме.
Богуз достал из-за пояса припасенные перчатки, тонкие, но прочные, защищенными руками выхватил из ямы двух крысенышей и сунул за пазуху. Под кафтаном была крепкая кожаная рубаха, и все же он слегка придушил детенышей, чтобы не рыпались - так надежней.
И тут Покровитель оставил его. В груди возник тошнотворный ком, словно проглотил падаль, ноги подкосились, но он устоял, опершись о камень стены.
Эм сибро тена бардег!
Чернокнижник брел наугад по сырым коридорам, голова кружилась, остатки внутреннего зрения то выхватывали из кромешного мрака бурые лужи и каменную кладку, то вновь пропадали, заставляя Богуза лязгать зубами от страха. Он бормотал заклинания, но они почти не действовали: темнота, вонь и писк за спиной рождали в душе панические волны ужаса, с которыми он боролся из последних сил.
Он боялся признаться себе, что заблудился в лабиринтах клоаки. Боялся и не понимал, недавно еще уверившись в промысле своего Господина: разве даруется сила тому, кого хотят погубить? Разве можно доверять словам жрецов Митры, твердящих в своих храмах: "Вкусивший зло - от него и погибнет"? Лукавые, облитые благовониями, холеные, почитаемые толпой - он презирал жрецов, как они презирали его, отвергнувшего Путь Света. У него был свой путь, ведущий вниз и прочь - прочь от власти, законов, людей, навстречу тому, кому он служил. Он считал себя выше жрецов Солнцеликого, ибо те были двоедушны в своих делах и помыслах: проповедуя в храмах смирение, сами поклонялись одному лишь кумиру, имя коему - власть.
И вот, когда он почти вырвался из цепких рук жрецов, Господин оставил его. Богуз готов был упасть в зловонную грязь под ногами и не поднимать лица, пока не захлебнется нечистотами. О Нергуз, слуга твой умрет, если ты желаешь, но к чему тебе смерть ничтожного? Или прав был старый Бартальдо, утверждавший, что сумел прочесть девиз на пылающем щите Господина: "Принимая - гублю"? Старик пустился в бега, убоявшись огненных рун, да угодил в пламя возле Железной Башни. Но он, Богуз, служил верой и правдой, не сходил с избранного пути, уверился, что Юдоль Мрака уже открыта пред ним… И на тебе - так ошибиться!
Он брел и брел во мраке, ощупывая рукой стену. За спиной неумолчный писк надвигался волной ужаса. Крысы, помня о страшных искрах, убивших их сородичей, пока не нападали, но, кто знает, долго ли будет удерживать их былой страх?
И тут впереди он увидел квадрат тусклого света. Свет падал откуда-то сверху, едва различимый, но Богузу он показался ярче вспышки молнии. Чернокнижник бросился бежать со всех ног, оскальзываясь, то и дело утирая лицо от пота и зловонных брызг, - и услышал, как крысы за спиной заверещали злобно и яростно.
Отблески падали из колодца, прорубленного в толще камня: там, далеко вверху, виднелись очертания железной решетки. Увы, летать чернокнижник не умел. Даже будь у него веревка и умудрись он закинуть ее на высоту двадцати локтей, закрепить и взобраться к отверстию, отодвинуть решетку все равно было бы невозможно. Богуз узнал это место: такие решетки имелись только на одной улице, ведущей к Железной Башне. Их прутья глубоко утонули под камнями мостовой, которую не раз перекладывали. По этой брусчатке когда-то гремели колеса повозок, свозивших припасы в мрачный замок, построенный из огромных камней, скрепленных железными скобами. Эта цитадель должна была служить последним прибежищем на тот случай, если враг прорвется за городские стены. Потом замок превратили в тюрьму, а Железная Башня стала зловещим символом монаршей власти. Во времена короля Конана - киммерийца здесь орудовал известный на всю Аквилонию мастер Хрис, а ныне - месьор Шатолад со своими дознавателями.
Когда-то сливные отверстия имелись и на других улицах, но еще при короле Нумедидесе их заложили, опасаясь нашествия крыс, разносивших Черную Смерть: болезнь, от которой не помогали никакие лекарства и заклинания. Теперь потоки нечистот текли в прорытых вдоль домов канавах, находя себе стоки естественным образом. В богатых районах канавы были накрыты досками и чистились, в трущобах, окружавших Железную Башню, распространяли зловоние и были забиты трупами собак и кошек. И только улица Розы по какой-то нелепой прихоти или недогляду городских властей блистала чистотой: дожди смывали всю грязь сквозь старые решетки.
Богуз не стал здесь задерживаться - визг, похожий на звук, издаваемый, когда ведут по стеклу железом, погнал его вперед.
Он миновал еще два отверстия и понял, что подземный канал повышается: колодцы стали мельче. И все же они были по-прежнему бесполезны, не менее пяти локтей в высоту, прикрытые сверху железными, заделанными в камни прутьями. Стало суше, под ногами в рассеянном свете струились лишь мутные ручейки. Богуз прибавил шагу… и увидел впереди глухую стену.
Вернее, это была не стена, а огромный валун, вывалившийся когда-то из стены, нарушив кладку. Он загораживал проход и, как ни старался чернокнижник найти лаз, все было тщетно.
Богуз прислонился спиной к шершавому камню. Прямо над ним, всего в каких-нибудь двух локтях, виднелись прутья очередной решетки. Если подпрыгнуть, можно попытаться ухватиться за них руками. Он мотнул головой, отгоняя ненужную мысль, и постарался сосредоточиться. Закрыл глаза, бормоча формулу отрешения, стремясь нырнуть в темные глубины, из коих мог возникнуть новый прилив силы. Он беззвучно взывал к Господину, но Нергуз его не слышал. Когда чернокнижник поднял веки - увидел в пяти шагах неясные мохнатые тени и десятки холодных злых глаз…
Что ж, видно дни его сочтены. Богуз вытащил из-за голенища длинный узкий нож и сжал его в руке. Крысята под кафтаном завозились и запищали, словно видели сквозь сукно своих сородичей. И сразу же несколько крыс бросились на чернокнижника.
Одну он сумел отшвырнуть сапогом, другую ударил ножом в шею. Тварь завизжала и поползла назад, оставляя на земле кровавый темный след. Остальные застыли, поворачивая друг к другу морды и злобно пища, словно что-то обсуждали.
И тут сверху раздался грохот копыт. Потом залаяла собака. Что-то прокричал властный голос, защелкала плеть, собака завизжала и смолкла. Тот же голос сказал отчетливо: "Какая вонь!" Снова загрохотали копыта, удаляясь.
Крысы отпрянули в темноту и затаились, ожидая, не придет ли кто-нибудь на помощь человеку, укравшему детенышей. Их глаза сверкали из мрака, но Богуз на них уже не смотрел. Он заметил нечто на каменной плите возле левого плеча, и надежда снова вспыхнула в душе чернокнижника.
Это были три углубления, похожие на очертания кустов с торчащими ветками - по пять на каждом. А чуть пониже виднелось покрытое ржавчиной кольцо - в двух пядях от щели, забитой землей и мусором. Богуз понял, что это дверь.
Он приложил ладонь к углублению - пальцы легли туда, где темнели "ветки", и… ничего не произошло. Это была дверь, старая, которой не пользовались не одну сотню лет, но как ее открыть, он не знал.