Себастьян налил кока-колу в одноразовый стаканчик, и Элен пила маленькими глоточками, она так любила, это была обычная Элен, к которой он привык, она или совсем уже забыла о том, что происходило минуту назад, или вовсе этого не помнила.
Лоусон тем временем свернул с шоссе на двухрядную дорогу, Себастьяну показался странным выбор маршрута, но спрашивать детектива не было никакого желания: в конце концов, все пути вели в Нью-Йорк.
- Дорогая, - сказал Себастьян тихо, - ты спала, тебе, наверно, что-нибудь снилось?
- Я не спала, - покачала головой девочка. - Мы с Элен играли в прятки.
- С… кем?
- С Элен, - спокойно повторила девочка. - Она сказала мне, что это нечестно. Почему? Я же не нарочно.
- Дорогая, - сказал Себастьян, - иногда ты говоришь очень непонятно. Тебе кажется, что я понимаю, а я… Ты играла в прятки с Элен?
- Ну, я же сказала…
- Элен - это кто?
- Ты не знаешь? - удивилась девочка. - Элен - моя подружка. Только она взрослая. Так придумалось.
- А… Ты хочешь сказать, что это твоя фантазия? На самом деле нет никакой взрослой Элен?
- Есть, конечно! Как ты не понимаешь, папа? И Микки есть, и Большой Зеленый Годзилла…
- Кто? - вырвалось у Себастьяна.
- Ну, папа! Годзилла - это такое зеленое страшилище, большое, но доброе, я точно знаю, потому что…
Элен замолчала, глядя на темное пятнышко на спинке - переднего сиденья. Себастьян подумал, что сейчас большое доброе зеленое страшилище может оказаться рядом с ним, и ничего он с этим не поделает, и как это физически возможно, если Годзилла - судя по словам Элен - гораздо больше девочки, есть же закон сохранения массы или энергии, или еще чего-то, не может такого быть, невозможно, не надо, не надо, пожалуйста…
Ничего и не происходило - Элен сосредоточенно смотрела то ли перед собой, то ли внутрь себя, Памела, если и слышала их диалог, не обернулась и делала вид, что ничто, происходящее на заднем сиденье, ее не интересует, а Лоусон свернул еще раз, въехал на сонную улицу небольшого городка, где редкие машины ехали навстречу так медленно, будто участвовали в съемках фильма о ленивых водителях. Себастьян опять подумал о том, что Лоусон выбирает странные дороги… Он разглядел впереди стандартное серое двухэтажное здание с надписью…
- Лоусон, - резко сказал он. - Остановите, пожалуйста.
Машина продолжала двигаться, детектив даже немного прибавил скорость.
- Остановите! - крикнул Себастьян. - Элен плохо. Вы слышали, что она сказала о Годзилле? Сейчас она вас…
Лоусон поднял, наконец, взгляд и посмотрел в зеркальце. Увидел он в нем бешеные от страха и неожиданного жгучего ощущения ненависти глаза Себастьяна, интерпретировал этот взгляд по-своему и, резко свернув к тротуару, остановил машину. До отделения полиции оставалось два квартала.
- Помогите, Лоусон! - крикнул Себастьян, выскочил из машины и, быстро ее обежав, оказался на стороне водителя. - Помогите, слышите?
Лоусон открыл дверцу и, прежде чем выйти, все-таки оглянулся - боялся, что увидит страшное, может, того самого Годзиллу, о котором (он слышал это своими ушами!) говорила сумасшедшая девчонка. Увидел он, однако, испуганного ребенка и хотел сказать Себастьяну, чтобы тот не дурил, не нужно паниковать, сейчас все будет хорошо. Но ничего произнести Лоусон не успел: Себастьян выбросил вперед правую ногу и пнул детектива по копчику так, что Лоусон лбом ударился о капот машины, вскрикнул, повалился на бок и встал бы сразу, потому что был, в отличие от Себастьяна, тренирован на неожиданности, но Себастьян уже сидел за рулем, уже надавил на педаль газа, уже захлопнул дверцу, и машина рванулась вперед с визгом недорезанного поросенка, а в зеркальце Себастьян увидел только, как Лоусон перекатился на бок и застыл, то ли получив еще один удар - на этот раз бампером автомобиля, - то ли решив, что жизнь дороже.
Себастьян промчался мимо полицейского участка (два копа стояли у кромки тротуара и что-то обсуждали, жестикулируя), свернул за угол, а затем по параллельной улице вернулся на федеральное шоссе и помчался в сторону Нью-Йорка, выжимая из машины больше ста двадцати миль при разрешенных девяноста.
Он, наконец, расслабился настолько, чтобы оторвать взгляд от дороги и посмотреть на Памелу - жена сидела прямо, глаза ее были закрыты, руки сложены на коленях, а пальцы она сцепила так, что побелели костяшки. Может, она молилась?
- Пам, - сказал Себастьян. - Извини, что я… Лоусон хотел сдать нас в полицию, понимаешь? Наверно, когда услышал по радио…
- Помолчи, - сквозь зубы процедила Памела. - Помолчи… Помолчи…
Она бормотала одно-единственное слово, а Элен, оставшаяся на заднем сиденье одна, почувствовала себя свободнее, подняла с пола куклу и о чем-то с ней разговаривала, Себастьян слышал голос дочери, объяснявший "вредной девчонке", что она должна вести себя прилично, иначе с Годзиллой ее ни за что не познакомят, но если она тихо будет сидеть в углу у окна, то они смогут поиграть втроем… нет, вчетвером… или впятером… А если больше, чем - впятером, то как это называется?
- Как называется, если не впятером, а больше? - громко спросила Элен странным низким голосом.
- Вшестером, дорогая, - сказал Себастьян и посмотрел в зеркальце. Лучше бы он этого не делал. Лучше бы он вообще ничего не делал в жизни. Лучше бы он не ездил в Россию. Никогда…
Фигуры и лица мелькали на заднем сиденье с такой частотой, что можно было вполне разобрать каждого, кто появлялся, и каждого, кто появлялся следующим, и даже голос услышать, если тот, кто появлялся, успевал вставить слово. Появлявшихся было не так уж много, Себастьян не мог постоянно смотреть в зеркальце, нужно было следить за дорогой, и потому он и самому себе не сказал бы, сколько их там, приходящих и сменяющих друг друга. Десять? Девять? Скорее десять, чем девять. А может, одиннадцать. Кто-то начинал фразу, но его сменял следующий, и фраза оставалась незаконченной, а когда кто-то возвращался опять секунд через десять-пятнадцать, то продолжал фразу с того места, где его прервали, и это было не только ужасное, непредставимое, невозможное смешение рук, голов, туловищ, но и смешение голосов, фраз, слов. И еще запахи, они тоже сменяли друг друга, тонкие, грубые, едва различимые, приятные и почему-то противные, выдержать это было невозможно, правильно Памела закрыла глаза - ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому…
- Нужно что-то делать, - пробормотал Себастьян. - Я не могу ехать слишком быстро - попадемся дорожной полиции. Не могу ехать медленно - Лоусон уже добрался до полицейского участка, и машину наверняка ищут. Господи, Пам, нам вообще нельзя ехать на этой машине - нас остановит ближайший патруль!
- Сделай что-нибудь, - неожиданно спокойным голосом сказала Памела. Видимо, посидев с закрытыми глазами, она пришла в себя или заставила себя поверить в то, что с ней все в порядке; назад тем не менее она не оглядывалась, смотрела вперед, на дорогу, время от времени переводя взгляд на мужа. - Сделай, ты мужчина, сделай. Давай бросим машину и возьмем другую.
- Напрокат? Надо будет предъявить водительские права, там мое имя…
- Поедем на поезде…
- С ума сошла? Чтобы увидели Элен, как она…
- Тогда не знаю.
Себастьян съехал в крайний правый ряд и еще километров через пять увидел наконец то, что искал: на развилке дорог стояла, почти невидимая из-за разросшихся кустов жимолости, будка таксофона. Себастьян свернул на узкую дорогу, которая вела, скорее всего, к частному владению, там и надпись была, на которую он не обратил внимания, остановил машину, бросил Памеле: "Посиди, я сейчас!" и побежал к телефонной будке, на бегу доставая из кошелька десятицентовые монетки. Только бы Форестер оказался на месте…
- Дин! - сказал Себастьян, услышав мужской голос. - Дин, это…
- Я вас узнал, - прервал Форестер, - куда вы пропали? Я вас жду уже…
- Вы слышали радио? Канал Эн-би-си.
- Нет, а в чем дело?
- Долго объяснять. Вы можете за нами приехать? Так, чтобы за вами не следили?
- Да кому надо…
- Можете?
- Прямо сейчас? - неуверенно проговорил физик.
- Да. Вы знаете дорогу на Сиракузы? Посмотрите по карте, федеральное шоссе номер три, ответвление на сто тридцать пятую дорогу…
- Не так быстро, - пробормотал Форестер, - я запишу.
- По сто тридцать пятой миль пять к западу, там поворот на триста девяносто девятую. После поворота ярдов пятьдесят, тут довольно густой лес, подъезжайте к телефонной будке, она здесь одна, не ошибетесь. Когда вы сможете приехать? Это миль семьдесят от вас.
- Послушайте, Себастьян… Что-то случилось? С Элен?
- С Элен тоже. Она… Вам больше не понадобятся скоростные камеры, чтобы увидеть…
- Понятно, - протянул Форестер, и неожиданно тон его стал жестким. - Я буду через час-полтора. Уйдите в лес, если там есть где спрятаться. Вы можете поставить машину так, чтобы ее не увидел патруль?
- Нет, здесь…
- Тогда отгоните к повороту и оставьте на обочине.
Услышав короткие гудки, Себастьян повесил трубку, вернулся к машине и не обнаружил Памелу на переднем сиденье. Сзади тоже никого не было. Он почувствовал себя так одиноко, будто оказался на необитаемом острове. Почему-то подумал, что Элен увлекла Памелу с собой в один из множества ее миров, куда-то, где она чувствует себя лучше, чем здесь, и понимает больше, и больше знает, есть же такой мир…
- Басс! - голос жены доносился, кажется, из-под земли, и, лишь прислушавшись, а потом приглядевшись, Себастьян увидел руку Памелы, махавшую из-за дерева.