* * *
Зима выдалась снежной, я редко выезжал из своего дома на Виктория-стрит, и даже лекции пришлось свести к минимуму, хотя приглашали меня и в Бирмингем, и Ливерпуль, и даже в Глазго, где для моего выступления собирались подготовить огромную залу в старинном шотландском замке с привидениями. Я дурно себя чувствовал, приступы стенокардии случались все чаще, и домашние определенно становились жертвами моего все более портившегося характера.
Я ждал известий от Берринсона, каждый день просматривал газеты и делал множество вырезок, коллекция моя пополнялась, но вовсе не теми материалами, что я ждал, не будучи в силах повлиять на события. Каррингтон прислал мне на Рождество красивую почтовую открытку, где твердым почерком написал несколько слов, из которых следовало, что бывший полицейский предпочел забыть обо всем, происходившем в лечебнице, и даже о том, что сам втянул меня в расследование, приведшее к новому пониманию смысла и состояния всего сущего.
Я вежливо ответил на поздравление, а в первых числах нового, 1927 года, вырезал из "Дейли миррор" и приобщил к своей коллекции короткую заметку о том, что жюри присяжных после непродолжительного судебного разбирательства по делу об убийстве Эмилии Кларсон признало убийцу, Альберта Нордхилла, невменяемым и не несущим ответственности за свои поступки, после чего судья Реджинальд Мердок вынес постановление о содержании Нордхилла в психиатрической лечебнице вплоть до полного его излечения или окончания его дней.
Бедный Нордхилл. Возможно, он предпочел бы быть осужденным на смерть, чтобы в одном из множества существующих за гробом миров найти свою Эмилию и быть с ней, с ее душой, а может, и с ее иной телесной оболочкой, поднимаясь из одного мира в другой, высший, или опускаясь в какой-нибудь низший из миров - как поведет судьба…
Я позвонил доктору Берринсону, прочитав заметку в "Дейли миррор", и доктор, судя по голосу, был обрадован моему звонку.
- Рад слышать вас, сэр Артур! - сказал он. - Вы, конечно, читали о суде над моим бывшим пациентом?
- Бывшим? - спросил я. - Разве Нордхилл не на вашем попечении?
- Нет, что вы, - ответил доктор. - Я занимаюсь только теми случаями, когда могу оказать реальную помощь, могу излечить пациента, понимаете? К сожалению, Нордхилл был признан больным неизлечимо, и его поместили в Шервуд, это на севере Шотландии, дикое место, знаете ли, но, поскольку содержатся там больные, потерявшие всякую связь с реальностью…
- Понятно, - пробормотал я и, быстро попрощавшись, повесил трубку.
* * *
28 февраля над юго-восточной частью Англии пронесся ужасный ураган. Сильнейший ветер вырывал с корнем вековые дубы, в Дувре выбрасывал на берег суда, потопил в гавани десяток рыболовецких корабликов, а в районе Большого Лондона сорвал крыши с сотен домов, оставив без крова несколько тысяч человек. Ветер завывал всю ночь, стекла звенели, я не мог заснуть, а утром - впервые после многих месяцев - мне позвонил Каррингтон. Трубку поднял дворецкий, и я слышал через открытую дверь кабинета, как он пытался объяснить звонившему, что хозяину нездоровится, он не может принимать телефонные звонки, и потому уважаемый мистер Каррингтон может сказать все, что хочет передать…
Я поднял трубку аппарата, с недавних пор стоявшего на моем рабочем столе, и сказал:
- Рад вас слышать, старший инспектор.
- Сэр Артур! - воскликнул бывший полицейский. - Вы хорошо спали эту ночь?
- Отвратительно, - признался я. - Этот ураган…
- Это она, сэр Артур. Это она, и я не знаю, что думать!
- Она? - удивленно переспросил я. - Кто - она?
- Эмилия! Вы не читали утренний выпуск "Таймс"? Урагану присвоено имя Эмилия.
У меня неприятно кольнуло под ложечкой, я представил себе выражение лица Каррингтона и сказал небрежно:
- Ураганам с некоторых пор присваивают женские имена, дорогой Каррингтон.
- Я знаю, сэр Артур. И вот что хочу сказать… Я говорил сейчас с доктором Берринсоном и с доктором Вильсоном из Шервуда… Ураган разрушил тот садовый домик, который… ну, вы помните… В здании больницы и в саду ничто не пострадало, а домик разрушило до основания… Но главное: ночью умер Нордхилл… Вы меня слышите, сэр Артур?
Я до боли сжал пальцы, державшие трубку.
- Да, - сказал я. - Слышу. Как он… Как это произошло?
- Доктор говорит: во сне. Он не проснулся утром - вот и все. А до Шервуда ураган не дошел самую малость. Ветер стих под утро…
- Теперь они вместе, - сказал я.
- Вы думаете? - неуверенным голосом сказал Каррингтон.
- Теперь они вместе, - повторил я.
В трубке долго молчали, я слышал лишь потрескивания на линии и, как мне казалось, чье-то тяжелое дыхание. "Теперь они вместе", - думал я.
- Сэр Артур, - произнес наконец Каррингтон, - я хочу вам рассказать об одном случае… Недели две назад я бродил в районе Сохо, мне там очень нравится, была хорошая морозная погода, много людей… Вы слышите меня, сэр Артур?
- Конечно.
- В толпе я увидел знакомое лицо. Не сразу узнал. Это была Эмилия. В том платье, что было на ней тогда… помните? Зима, холод, снег, а она в легком платьице… Она кивнула мне - определенно кивнула - и скрылась в толпе. Я бросился следом, искал, смотрел по сторонам…
- И ничего, - констатировал я.
- Ничего, - повторил Каррингтон. - Но я определенно ее видел, сэр Артур.
- Да, - сказал я. - И вы вспомнили десятки похожих случаев, когда видели на улице, в театре или в церкви знакомых людей, которых уже нет на этом свете, вы узнавали их, но потом говорили себе: "Показалось, всего лишь показалось".
- Вы думаете, сэр Артур, что этот ураган…
- Может, она знала, что в эту ночь Нордхилл придет к ней, - сказал я. - Может, она сама за ним пришла… Может, это всего лишь совпадение - то, что ураган назвали именем Эмилии.
- Совпадение, - с разочарованием в голосе повторил Каррингтон.
- Приезжайте ко мне, - предложил я. - Поговорим, покурим, выпьем бренди. Кстати, орудие преступления так и не нашли? Я имею в виду - то, чем убийца ударил Эмилию… В газетах об этом ничего…
- Нет, - сказал Каррингтон. - Я внимательно следил за тем делом. Не нашли. Впрочем, на решение судьи это обстоятельство влияния не оказало.
- Приезжайте, - повторил я. - И дочь с собой привезите - мои мальчики будут рады ее развлечь.
Мы договорились о времени, и я положил трубку.
* * *
Бывший старший инспектор Скотланд-Ярда Джордж Каррингтон скончался в тот день от апоплексического удара, когда собирался в гости. По словам его дочери Патриции, присутствовавшей при последних минутах отца, он успел сказать:
- Это я. Это сделал я. Но я же не знал…
Патриция подумала, что отец бредит.
Может быть, эти слова были признанием? В последний момент жизни человек понимает все - и то, во что никогда не верил, становится для него очевидным.
Я все чаще думаю о собственной смерти. Что увидит моя душа там, за жизненным горизонтом? Бесконечную череду миров, поднимающихся вверх, к Творцу, и спускающихся вниз, в темные долины времен? Или скучное обиталище наших вечных душ, не знающих, чем занять свои бесконечные годы?
Что там, за маленькой зеленой дверью в стене, отделяющей наш мир от следующего за нами?
Мне кажется, я уже знаю это.
В полдень за ней придут
Йонатана Штейнбока, доктора психиатрии, привлекли к экспертизе на той стадии дознания, когда многое уже было упущено и пришедший в полное недоумение Джейден Бржестовски (он встретился с подобным случаем впервые и не осмелился сам принять решение) обратился к начальнику следственного отдела полковнику Гардинеру с настоятельной просьбой направить арестованную Эндрю Пенроуз на психиатрическое освидетельствование. Просьбу Гардинер удовлетворил - не в тот же день, впрочем. Была пятница, и подпись свою под документом полковник поставил только в понедельник. 22 ноября 2005 года Штейнбока вызвал главный врач отделения и с видом крайнего недовольства на круглом и плоском, как тарелка, лице сказал:
- Йонатан, тебя опять вызывают. Второй уже раз в этом году.
На вечер у Штейнбока была назначена встреча - не такая, чтобы ее нельзя было отменить, но и не такая, чтобы отмена прошла для него совершенно безболезненно. Он договорился пойти с Сузи в кино, а Сузи очень не любила отменять заранее назначенные мероприятия. Как, впрочем, и начальник Штейнбока, доктор Формер.
Йонатан кивнул. Он надеялся вернуться через день-другой, как обычно, и потому перенес посещение кино на вечер четверга.
У него и мысли не возникло о том, что он больше никогда не увидит Сузи, не увидит доктора Формера, своего кабинета в клинике Хьюстонского университета и вообще ничего из того, что было ему дорого.