Крошка пыталась встать изо всех сил. Я помог ей - главное, что она пыталась! Дрожа, она приникла ко мне, и я удержал ее от падения.
- Мэмми, - позвала она слабым голоском, - Я встала. Вы… вы все еще меня любите?
- Да, милая.
- Я… меня… кружится… голова… я… наверное… не смогу… идти.
- Тебе не надо идти, маленькая, - сказал я ласково и взял ее на руки. - Больше не надо.
Она совсем ничего не весила. Тропа исчезла, когда кончились холмы, но следы краулера ясно отпечатались в пыли и вели на запад. Я сократил поступление воздуха так, что стрелка индикатора цвета крови повисла на самом краю отметки "Опасность". Я держал ее там, нажимая подбородком на клапан лишь тогда, когда она начинала наползать на эту отметку. Я решил, что конструктор должен был оставить какой-то запас прочности, как бывает со счетчиками бензина в автомобилях. Крошке я велел не спускать глаз с ее индикатора и держать его в таком же положении. Она обещала слушаться, но я все время напоминал ей об этом, прижимаясь к ее шлему, чтобы мы могли разговаривать.
Я считал шаги и через каждые полмили просил Крошку вызывать станцию. Она была за горизонтом, но, может быть, их антенна достаточно высока, чтобы засечь нас. Мэмми тоже говорила с Крошкой, говорила все, что угодно, лишь бы не дать ей потерять сознание. Ее воркованье помогло экономить силы и мне.
Несколько позже я заметил, что стрелка моего индикатора снова зашла на красное. Я нажал на клапан и подождал. Безрезультатно. Я снова нажал на него, и стрелка медленно поползла в сторону белой отметки.
- Как у тебя с воздухом, Крошка?
- Все нормально, Кип, все нормально.
"Оскар" орал на меня. Я моргнул и заметил, что моя тень исчезла. Раньше она простиралась вперед и под углом ложилась на следы. Следы все еще были на месте, но тени я больше не видел. Это разозлило меня, так что я обернулся и поискал ее взглядом. Она очутилась позади меня. В прятки вздумала играть, тварь проклятая!
- Так-то лучше, - сказал "Оскар".
- Жарко здесь, "Оскар".
- Думаешь, там прохладнее? Следи за тенью, приятель, и не спускай глаз со следов.
- Ладно, ладно, только отстань!
Я твердо решил, что больше не позволю тени исчезнуть. Я ей покажу, как со мной в прятки играть!
- Воздуха здесь чертовски мало, "Оскар".
- Дыши медленнее, дружище. Справимся.
- Никак, над нами корабль пролетел?
- Мне почем знать? Окуляры ведь у тебя.
- Не выпендривайся, не до шуток мне сейчас.
Я сидел на земле, держа на коленях Крошку, "Оскар" крыл меня почем зря, а Мэмми уговаривала тоже:
- Вставай, вставай, ты, обезьяна чертова! Вставай и борись!
- Встань, Кип, голубчик! Ведь осталось совсем немного.
- Дайте отдышаться.
- Ну, черт с тобой. Вызывай станцию.
- Крошка, вызови станцию, - сказал я.
Она не отвечала. Это так напугало меня, что я пришел в чувство.
- Станция Томба, станция Томба, отвечайте! - Я встал на колени, затем поднялся на ноги. - Станция Томба, вы слышите меня?
- Слышу вас, - ответил чей-то голос.
- Помогите! Умирает маленькая девочка! Помогите!
Неожиданно станция выросла прямо перед моими глазами: огромные сверкающие купола, высокие башни, радиотелескопы. Шатаясь, я побрел к ней.
Раскрылся гигантский люк, и из него навстречу мне выполз краулер. Голос в моих наушниках сказал:
- Мы идем. Стойте на месте. Передачу кончаю. Краулер остановился подле меня. Из него вылез человек и склонился своим шлемом к моему.
- Помогите мне затащить ее вовнутрь, - выдавил я, и услышал в ответ:
- Задал ты мне хлопот, кореш. А я терпеть не могу людей, которые задают мне хлопоты.
За его спиной стоял еще один, потолще. Человек поменьше поднял какой-то прибор, похожий на фотоаппарат, и навел его на меня.
Больше я ничего не помнил.
Глава 7
Не знаю даже, доставили ли они нас обратно краулером, или Червелицый прислал корабль. Я проснулся от того, что меня били по щекам, и понял, что лежу в каком-то помещении. Бил меня Тощий - тот самый человек, которого Толстяк звал Тимом. Я попытался дать ему сдачи, но не смог и с места сдвинуться - на мне было что-то вроде смирительной рубашки, которая спеленала меня, как мумию. Я заорал.
Тощий сгреб меня за волосы и запрокинул мне голову, пытаясь впихнуть в рот большую капсулу. Я же пробовал укусить его. Он ударил меня еще сильнее, чем раньше, и снова поднес капсулу к моим губам. Выражение его лица не изменилось, оно оставалось таким же гадким, как и всегда.
- Глотай, парень, глотай, - услышал я и отвел взгляд. С другой стороны стоял Толстяк.
- Лучше проглоти, - посоветовал он, - тебе предстоят пять паршивых дней.
Я проглотил капсулу. Не потому, что оценил совет, а потому, что одна рука зажала мне нос, а другая впихнула капсулу в рот, когда я глотнул воздуха. Чтобы запить капсулу, толстяк предложил чашку воды, от которой я не отказался - вода пришлась в самый раз.
Тощий всадил мне в плечо шприц такого размера, которым можно было бы усыпить лошадь. Я объяснил ему, что я о нем думаю, употребляя при этом выражения, обычно не входящие в мой лексикон. Тощий, должно быть, на секунду оглох, а Толстяк только хмыкнул. Я перевел взгляд на него.
- И ты тоже, - добавил я тихо. Толстяк укоризненно щелкнул языком.
- Сказал бы спасибо, что жизнь тебе спасли, - заявил он. - Хотя, конечно, и не по своему желанию. Кому нужна такая жалкая парочка! Но Он велел.
- Заткнись, - сказал Тощий. - Привяжи ему голову.
- Да черт с ним, пусть ломает шею. Давай лучше о себе позаботимся. Он ждать не станет. - Но тем не менее Толстяк повиновался.
Тощий поглядел на часы: - Четыре минуты.
Толстяк торопливо затянул ремень вокруг моего лба, затем они оба быстро проглотили по капсуле и сделали друг другу уколы. Я тщательно, как мог, следил за ними.
Я снова на борту корабля. То же свечение потолка, те же стены. Они поместили меня в свою каюту - по стенам располагались их койки, а меня привязали к мягкому диванчику посередине.
Они торопливо забрались на койки и начали влезать в коконообразные оболочки, похожие на спальные мешки.
- Эй вы! Что вы сделали с Крошкой?
- Слыхал, Тим? Хороший вопрос, - фыркнул Толстяк.
- Заткнись.
- Ах ты… - Я уже собрался подробно высказать все, что я думаю о Толстяке, но голова моя пошла кругом, а язык прилип к небу. Я и слова не мог больше вымолвить. Внезапно навалилась страшная тяжесть, и диванчик подо мной превратился в кусок скалы.
Очень долго я был в каком-то тумане - не спал и не бодрствовал. Сначала я вообще ничего не чувствовал, кроме ужасной тяжести, а потом стало невыносимо больно и хотелось закричать.
Постепенно боль ушла, и я вообще ничего не чувствовал, даже собственного тела; потом начались кошмары: будто я превратился в персонаж дешевого комикса из тех, против которых принимают резолюции протеста на всех собраниях ассоциации родителей и учителей, а неуспевающие ребята опережают меня на каждом шагу, как я ни стараюсь.
В моменты просветления я начинал понимать, что корабль несется куда-то с огромной скоростью и невероятными ускорениями. Я торжественно приходил к заключению, что полпути уже позади, и пытался вычислить, сколько будет вечность помножить на два. В ответе все время получалось восемьдесят пять центов плюс торговый налог; на кассовом счетчике появлялись слова "не продается", и все начиналось заново.
Толстяк развязал ремень на моей голове. Ремень так впился в лоб, что отодрался с куском кожи.
- Вставай веселей, приятель. Не трать времени.
Сил у меня хватило лишь на стон. Тощий продолжал снимать с меня ремни. Ноги мои обмякли, и их пронзила боль.
- Вставай, говорят тебе!
Я попытался встать, но ничего не вышло. Тощий вцепился мне в ногу и принялся ее массировать. Я завопил.
- А ну, дай-ка мне, - сказал Толстяк. - Я ведь был когда-то тренером.
Толстяк действительно кое-что умел. Я вскрикнул, когда его крепкие пальцы впились мне в ляжки, и он остановился.
- Что, слишком сильно?
Я даже ответить не смог. Он продолжал массаж и сказал почти дружеским тоном:
- Да, пять дней при восьми "g" - не увеселительная прогулка. Но ничего, переживешь. Тим, давай шприц.
Тощий всадил мне шприц в левое бедро. Укола я почти не почувствовал. Толстяк рывком заставил меня сесть и сунул в руки чашку. Мне казалось, что там вода, я сделал глоток, задохнулся и все расплескал. Толстяк налил мне еще.
- Пей.
Я выпил.
- А теперь вставай. Каникулы кончились.
Пол подо мной заходил ходуном, и мне пришлось вцепиться в Толстяка, чтобы удержаться на ногах.
- Где мы? - спросил я хрипло.
Толстяк усмехнулся, как будто готовился угостить меня первосортной шуткой.
- На Плутоне, естественно. Чудесные места! Летний курорт, правда, далековато.
- Заткнись. Заставь его идти.
- Шевелись, парень. Не заставляй Его ждать.
Плутон! Невозможно! Никто ведь не забирался еще так далеко! Да что там Плутон, никто еще и на спутники Юпитера летать не пытался. А Плутон намного дальше их. Нет, голова у меня совсем не работала. Только что пережитые события задали мне такую встряску, что я уже не мог верить даже очевидному. Но Плутон!!!
Времени на изумление мне не дали, пришлось быстро облачаться в скафандр. Я так был рад снова увидеть "Оскара", что забыл обо всем остальном.
- Одевайся, живо, - рявкнул Толстяк.
- Хорошо, хорошо, - ответил я почти радостно и осекся. - Слушай, но ведь у меня весь воздух вышел.