— Это похоже… похоже — будто у тебя внутри все подпрыгивает… и ты… как будто повсюду в мире открываются все двери… Он как будто становится больше, мир.
— Никакого смысла, — раздумчиво сказала Гарриет и плюхнулась на кровать.
— Тем не менее, ты это чувствуешь. Чувства вообще не имеют никакого смысла, Гарриет, тебе пора бы уже знать, — весело заметила Оле-Голли.
— Может быть… — Гарриет знала, что произносит слова, подходящие только для малышей, но не могла представить, что еще сказать, — может быть, я еще многого не знаю.
Оле-Голли даже не взглянула на нее, и почему-то девочка почувствовала себя уверенней:
— Глупости. Ты знаешь довольно много. Довольно много о себе самой и еще больше о других.
Гарриет повалилась на спину и поглядела в потолок.
— А мистер Вальденштейн будет работать прямо тут, неподалеку? — спросила она как бы между прочим.
— Нет, мы решили навестить его родителей в Монреале, и если нам понравится, там и осядем.
— МОН-РЕ-АЛЬ? — завопила Гарриет. — А это где?
— Гарриет, успокойся. Ты ведешь себя неподобающе. Кроме того, тебе прекрасно известно, что Монреаль находится в Канаде. Я помню, как ты это проходила в школе.
— Я знаю. Но я тогда не буду с тобой видеться, — Гарриет даже села.
— Тебе и не нужно со мной видеться. Тебе больше не нужна няня. Когда ты вырастешь и напечатаешь первую книгу, я приду в книжный магазин, где ты будешь подписывать экземпляры читателям. Договорились? — знакомо улыбнулась Оле-Голли.
— Здорово! Значит, ты попросишь мой автограф?
— Можно это так назвать. В любом случае, я тебя отыщу, когда ты уже совсем вырастешь, просто посмотрю, что из тебя вышло, мне будет любопытно. Поможешь снести все это вниз?
Гарриет вскочила и схватила пару сумок.
— А ты будешь счастлива с мистером Вальденштейном?
— Да. Очень. Не забудь маленькую сумку, — и Оле-Голли направилась вниз.
— А весело — быть замужем? — продолжала Гарриет, спускаясь.
— Откуда мне знать? Я еще никогда не была замужем. Однако я сомневаюсь, что это все время весело. Ничего не бывает все время весело.
— А вы собираетесь завести кучу детей?
— И любить их больше, чем тебя? Нет, конечно. Вероятно, я сначала еще немножко поработаю, пока мы не скопим побольше денег, еще кого-нибудь понянчу, но помни — на свете существует только одна Гарриет, — с этими словами Оле-Голли открыла дверь.
— Ну… ну, — Гарриет просто не знала, что сказать.
— Тебе пора идти работать, ты и так пропустила полдня и не сделала ни одной записи, — Оле-Голли выглядывала такси, казалось, она очень торопилась.
Гарриет бросилась няне на шею, обняла ее и крепко-крепко прижалась к ней.
— До свидания, шпионка Гарриет, — прошептала та ей на ухо. Девочка чувствовала, как к глазам подступают слезы. Оле-Голли сурово опустила ее на землю. — Никаких слез. Слезами меня не вернуть. Помни это. Слезы ничего не могут вернуть. Жизнь всегда борьба, и хороший шпион всегда готов сражаться. Помни это. И чтобы никакой такой чепухи. — Тут она взяла свои сумки и стала спускаться вниз по ступеням. Подъехало такси, и Оле-Голли исчезла прежде, чем Гарриет успела что-либо сказать. «Впрочем, — подумала девочка, — помнится, в тот момент, когда Оле-Голли наклонялась за сумками, я видела одну слезинку».
Вечером, сама укладываясь спать, после того как сама приняла ванну, она записала в блокнот:
Я ЧУВСТВУЮ ВСЕ ТО ЖЕ САМОЕ, КОГДА ВСЕ ДЕЛАЮ САМА, КАК И ТОГДА, КОГДА ОЛЕ-ГОЛЛИ БЫЛА ЗДЕСЬ. ВОДА В ВАННЕ ГОРЯЧАЯ, КРОВАТЬ МЯГКАЯ, НО ВНУТРИ МЕНЯ КАКАЯ-ТО СТРАННАЯ МАЛЕНЬКАЯ ДЫРКА, КОТОРОЙ РАНЬШЕ НЕ БЫЛО, КАК ЗАНОЗА В ПАЛЬЦЕ, НО ТОЛЬКО ГДЕ-ТО ЧУТЬ ПОВЫШЕ ЖИВОТА.
Потом она выключила свет и немедленно заснула, даже не пытаясь почитать.