Не произнося ни слова, он сунул им помидор, бутылку молока, кусок сыра, буханку хлеба, половинку копченой колбасы, половинку пирога и два яблока. Дети рассовали еду по карманам и, так и не произнеся ни слова, пустились бежать.
Малыш Джо вернулся к поглощению пищи. Гарриет, наблюдая эту сцену, чувствовала себя как-то странно. Она тихонько вздохнула, потом выбралась обратно на улицу и направилась к следующей цели.
Вечером перед ужином Гарриет лежала в ванне. Она была счастлива. Она сегодня на славу поработала. Гарриет прислушалась к звукам, доносившимся из комнаты. Оле-Голли разбирала ее одежду и насвистывала. Это был бодрый, весьма немелодичный свист, но Гарриет он нравился. Желтая краска на стенах ванной смотрелась чисто и весело. В ванной было тепло, и Гарриет чуть не уснула в горячей воде.
Внизу громко хлопнула входная дверь, и девочка услышала отцовский голос.
— Прохвосты, гады, первостатейные вонючки, — доносились сердитые крики. Судя по звукам, отец стремительно влетел в библиотеку. — Ты не поверишь, какая гнусность… ты не поверишь, когда я расскажу тебе об их невообразимом негодяйстве!
Тут раздался мягкий, успокаивающий голос матери, которая, ясное дело, усаживала его в кресло.
— Что случилось, дорогой? В чем дело?
— Та-та-та, они просто самые ужасные та-та-та. Я просто не мог поверить…
— Дорогой, вот, я приготовила тебе выпить.
Гарриет даже встала в ванной, стараясь получше расслышать, что происходит.
— Чем ты сегодня занималась, Гарриет?
Как некстати. Оле-Голли решила именно сейчас поговорить с ней. Гарриет сделала вид, будто не слышит вопроса.
— Этот та-та-та, он абсолютно законченный прохвост, вот что он такое, настоящая вонючка, я тебе скажу. Никогда не видел такого гада, как этот.
— Много записей сделала сегодня?
Гарриет пыталась сквозь голос Оле-Голли расслышать, что происходит внизу. Не может она хоть на минуточку замолчать?
— Дорогой, это так ужасно, просто невообразимо.
— Не знаю, что и делать. Они полностью профукали все. Похоже, это будет худшая программа сезона. Законченные прохвосты, вот они кто.
— Чем ты занята, Гарриет М. Велш, и почему ты стоишь в ванне? — Оле-Голли явно сердилась. — Садись сию минуту, и дай я тебе спину намылю. Посмотри на эти уши. Ты что, чернила в них лила?
— Нет, но они ужасно чешутся.
— Не обращай внимания на весь этот шум внизу, он ровным счетом ничего не значит.
— Но мне хочется знать, в чем дело.
— Ничего не случилось, просто у твоего отца очень напряженная работа.
— А что значит — напряженная работа?
— Ему не позволяют делать то, что хочется, а на то, что разрешают, не дают достаточно времени.
— Ага, — Гарриет пыталась осмыслить сказанное. Как это понять? — А у шпионов напряженная работа?
— О да, если их ловят.
— Меня еще никто не поймал.
— Пока не поймал.
— Оле-Голли, а ты когда-нибудь от нас уйдешь?
— Да. Когда ты будешь большая и перестанешь во мне нуждаться. Но не сию минуту. Хотя ты уже довольно-таки большая, — Оле-Голли критически осмотрела девочку.
После недолгого молчания Гарриет спросила:
— А у тебя есть друг, Оле-Голли?
— Есть, — ответила Оле-Голли и отвернулась.
— ЕСТЬ! — От этих слов Гарриет чуть не свалилась в обморок прямо в ванне.
— Да, есть, — с достоинством повторила Оле-Голли. — А теперь пора ужинать.
Еще немного помолчав, Гарриет опять задала вопрос:
— Правда, это антисанитарно, когда в доме куча кошек?
Оле-Голли посмотрела на нее с недоумением:
— Ну, я всегда думала, что кошки довольно чистые животные, но конечно, если их куча… А сколько их?
— Штук двадцать пять, кажется, но я не уверена. Они все время перебегают с места на место.
— Двадцать пять? Вот твое полотенце.