Николай Томан работал до войны инженером. В годы Великой Отечественной войны он служил в штабе инженерных войск одной из наших армий. Он хорошо знаком с последними достижениями науки и техники.
В настоящую книгу вошли наиболее популярные научно-фантастические повести Н. Томана: "Девушка с планеты Эффа", "Говорит Космос!", "В созвездии Трапеции", "Клиническая смерть профессора Холмского" и "Made in…".
Героев этих повестей волнуют проблемы общения с разумными существами иных миров, загадки гравитации, тайны микромира и многие другие научные идеи.
Содержание:
ГОВОРИТ КОСМОС! 1
ДЕВУШКА - С ПЛАНЕТЫ ЭФФА 11
КЛИНИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ - ПРОФЕССОРА ХОЛМСКОГО 21
MADE IN… 30
В СОЗВЕЗДИИ ТРАПЕЦИИ 42
Примечания 74
Николай Томан
В СОЗВЕЗДИИ ТРАПЕЦИИ
ГОВОРИТ КОСМОС!
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Алексей Костров густо намыливает щеки, верхнюю губу, подбородок. Плотная, рыхловатая от множества мелких пузырьков пена делает его седобородым.
"Наверное, буду таким в пятьдесят…" - думает он, улыбаясь.
А пока ему всего тридцать. Тоже солидная цифра. Почти полжизни. То, что сегодня не только день рождения Кострова, но и день присуждения ему ученого звания доктора наук, могло бы избавить его от вопроса самому себе: "А как же ты прожил ее, эту почти половину жизни?.." Но он все-таки задает себе этот вопрос и лишь-тяжело вздыхает в ответ…
Строго взглянув на свое отражение и вздохнув еще раз, Алексей берется за бритву. От неловкого движения его руки круглое настольное зеркало смещается слегка. В нем теперь уже не лицо Алексея, а распахнутое окно комнаты. За окном вздымаются к небу ажурные опоры огромной параболической антенны радиотелескопа. Картина эта возвращает Кострова к тревожным мыслям о Фоцисе.
Сколько уже предпринято попыток обнаружить и выделить из радиоизлучения Галактики искусственные сигналы? Самые совершенные параболические рефлекторы не дали пока никаких результатов. А чего добились американцы, раньше всех начавшие "прослушивать" ближайшие звезды? Даже их высокочувствительная приемная аппаратура, построенная по проекту "Озма", ничего не принимает пока.
Что-то даст теперь окончательный анализ излучений Фоциса? Тридцать световых лет шли они до нашей планеты, слабея и искажаясь в космическом пространстве. Удастся ли обнаружить Галине Басовой хоть какие-нибудь элементы модулирующей функции в структуре их спектра?
Галина Басова… Алексей снова вздыхает при одном только воспоминании о ней. Сегодня все сотрудники радиообсерватории придут с поздравлениями. Придет и она…
Чествовали Алексея Кострова в небольшом конференц-зале. За столом президиума - смущенный виновник торжества. Рядом с ним - заместитель директора Астрофизического института, по другую сторону - директор радиообсерватории Михаил Басов.
- Ну к чему эта шумиха?.. - шепчет Басову Костров. - Можно было бы и поскромнее…
- Да ты что?! - шипит на него директор. - Думаешь, это только твое личное торжество? Приехал бы разве Петр Петрович? А мы тут у него уже выклянчили кое-что по такому случаю. Слушай-ка лучше, как он тебя превозносит…
Заместитель директора Астрофизического института, профессор Петр Петрович Зорин, и в самом деле произносит в честь Кострова такую речь, что у Алексея даже щеки горят от смущения.
- Спасибо, Петр Петрович! - говорит он растроганно, когда профессор, кончив свое выступление, протягивает ему руку. - Спасибо за добрые слова. Я, конечно, не такой уж талантливый, каким вы меня изобразили, но, как говорится, постараюсь со временем оправдать ваши надежды…
Настроение у всех приподнятое. Всем хочется говорить, и все говорят приветственные речи. Просит слово даже комендант обсерватории Пархомчук, служивший когда-то начальником пожарной команды и сохранивший с той поры военную выправку. Он одержим страстью к латинским изречениям и к замысловатой астрономической терминологии. Научные сотрудники над ним добродушно подшучивают, но по-своему любят его.
- Алексею Дмитриевичу первому в нашем научном учреждении присуждена степень доктора наук, - торжественно начинает Пархомчук свою речь. - Он у нас, как говорили древние латыняне, "примус интэр парэс", что означает в переводе - "первый между равными". Ибо, как я понимаю, все тут присутствующие имеют равные права стать докторами.
"Присутствующие" многозначительно переглядываются, с трудом сдерживая улыбки. Астрофизик Мартынов шепчет Галине:
- Люблю я слушать Пархомчука. Всегда услышишь от него что-нибудь поучительное и обнадеживающее.
Пархомчук между тем продолжает развивать свою мысль:
- На мой взгляд, научное учреждение без доктора наук - все равно что пожарная команда без брандмайора. Но у нас есть теперь свой доктор. Это неплохо для начала. У остальных все впереди, ибо "волентэм дукунт фата, нолентэм трахунт", , и этому надо только радоваться.
Всех очень смешит это изречение древних стоиков, но Пархомчуку все позволяется, и его вознаграждают дружными аплодисментами.
После речи коменданта просит слово Галина.
- Давайте и в самом деле порадуемся, - весело говорит она, - что в нашей, самой молодой в стране, обсерватории уже есть свой доктор наук, тоже очень еще молодой для такого почтенного научного титула.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Вечером все собираются в маленьком двухкомнатном домике Алексея Кострова. На сей раз - в связи с его тридцатилетием. Снова поздравляют и дарят разные безделушки. Басов звонко целует его в обе щеки и протягивает вырезанную из кости фигурку шимпанзе.
- На, прими этого антропоида и люби его, как младшего брата своего.
- А от меня примите соловушку, - улыбается Галина, протягивая на ладони серенькую птичку.
- Совсем как живая! - восхищается Костров.
- Не "как", а на самом деле, - смеется Галина и начинает тихонько насвистывать.
Птичка смешно вращает бусинками глазок и вопросительно смотрит на Галину. Затем запрокидывает головку и заливается звонкими трелями, очень точно воспроизводя мелодию алябьевского "Соловья".
Все аплодируют.
- Вот что значит кибернетика! - замечает астрофизик Мартынов. - Наша Галина Александровна этой пташкой утрет нос самому Клоду Шэнону с его "самообучающимися зверьками".
- Кибернетические машины становятся слишком уж умными, - вздыхает кто-то из гостей Кострова. - Как бы это не погубило в конце концов род человеческий…
- А вы знаете, что ответил на почти такой же вопрос Норберт Винер в интервью для журнала "Юнайтед стэйтс ньюс энд уорлд рипорт"? - спрашивает Басов. - Великий кибернетик заявил, что будет очень печально, если человек окажется менее изобретательным, чем машина. По его мнению, в этом случае произойдет не убийство человека машиной, а самоубийство человечества. Лучше не скажешь…
- И чей все-таки сегодня день рождения: Винера или Кострова? - вопрошает чей-то бас.
- Хорошо хоть, что вспомнили наконец, с какой целью мы здесь находимся, - смеется Галина. - Позвольте же мне в таком случае вручить Алексею Дмитриевичу моего "Соловушку".
Она протягивает Кострову кибернетическую птичку и торопливо целует его в щеку.
Потом все пьют шампанское и произносят тосты в честь Алексея, а он смущенно отшучивается и испытывает странное удовлетворение оттого, что Галина сидит поодаль от него, рядом с мужем.
- Хорошая пара, - шепчет Алексею жена астрофизика Мартынова.
"Да, - не без зависти думает Алексей, взглянув на Басова и Галину, - действительно пара! Непонятно даже, в чем там у них дело? Из-за чего они не ладят?.."
В полночь гости начинают расходиться. Басов пытается проводить жену, но Галина так энергично протестует, что он не решается настаивать.
- Ну что ж, - говорит он растерянно, - я тогда у юбиляра останусь. Не возражаешь, Алексей Дмитриевич?
А когда все расходятся, просит Кострова:
- Нет ли у тебя чего-нибудь покрепче? Терпеть не могу этот благородный юбилейный напиток, - кивает он на шампанское. - К тому же и на душе чертовски скверно.
Алексей молча достает бутылку коньяка. Басов, налив себе, спрашивает:
- А ты?
- Нет, спасибо.
- Ну, как хочешь.
И он торопливо выпивает две рюмки подряд, не закусывая. Потом сердито отодвигает бутылку.
- Нет, не опьянеть мне, видно…
Костров молчит.
- Положение мое безнадежнее, чем у Пигмалиона, - бормочет Басов. - Тот хоть смог упросить богов оживить скульптуру, в которую влюбился, а мне у кого просить помощи?