2
- Алло! Здравствуйте! Это Соня?
- Нет, это сонина мама. Что ей передать? Кто ее спрашивает?
- Это Маша.
- Маша?! Ну как ваше здоровье? Соня мне много о вас рассказывала. Как вы себя чувствуете?
- Все хорошо. А когда она появится?
- Часов в семь. Что ей передать?
- Ничего, я позвоню позже еще раз. Пусть дождется моего звонка.
- Хорошо, она обязательно дождется…
Маша положила трубку. В кабинете Бермана стояла обычная уютная полутьма.
- И ты уверена, что она добровольно согласится работать с нами? - с сомнением произнес Илья Борисович.
- Конечно.
- Я иногда просто боюсь тебя.
- Правильно делаете.
Созвонившись с Соней, Маша договорилась встретиться с ней завтра возле школы. На следующий день Берман отвез Машу в Репино. Оставляя ее перед школой, он явно волновался.
- Да не сбегу я, клянусь! - сказала она, выходя из машины.
- Ладно бы, только в этом было дело. Но ты не забывай еще, что за тобой охотятся…
- Вы же закрыли мое дело.
- Но Деева-то - на свободе. К тому же, не исключено, что кто-то еще желает, как я, воспользоваться твоими услугами. Думаю, мне следует наблюдать за тобой, находясь где-то неподалеку.
- Это очень усложнит разговор с Соней. Давайте-ка, делайте, что я сказала. Подъезжайте сюда ровно через полтора часа, никуда я не денусь. Она хлопнула дверцей.
Берман медленно, как бы нехотя, двинул машину вперед, а Маша, перейдя дорогу, направилась к школе.
Они проговорили почти час, и Соня, в конце концов, согласилась.
- Все это мне не нравится очень, - сказала она под конец. - И больше всего на свете я не хотела бы вспоминать Бермана и его контору… Но ты спасла меня….
- Спасибо, - Маша слегка пожала ей руку. - Мне действительно без твоей помощи будет очень трудно…
Когда с неделю назад Маша высказала свою идею Берману, тот засомневался: будут ли видеть Соню "очарованные" Машей люди? Ведь сходство их поразительно. Но Маша тут же напомнила: Гога Соню видит прекрасно. Скорее всего, дело тут не только в зрительном образе, но и в чем-то другом. Возможно, между ней и ее "жертвами" поддерживается какая-то телепатическая связь, или что-то еще… Как бы там ни было, факт остается фактом.
Москва. Маша и Соня проводят первый эксперимент в Белом доме.
В качестве нейтральной рабочей одежды они выбрали светло-голубые джинсовые костюмы и элегантные, но вместительные кожаные сумочки.
Белый дом. Двое омоновцев с автоматами. В двери входит Соня и протягивает им выданный ей Берманом пропуск. Сразу за ней входит Маша. И тут же, без паузы, поочередно обрабатывает их.
- Не понял, - бормочет один из них, - девушка, вас только что было двое…
Соня мило улыбается:
- Двое?
Омоновец неопределенно крякает, вертя пропуск в руках.
- Глюки, - объясняет ему и себе второй. - В этом дурдоме и не такое привидится…
Соня, а с ней и, теперь уже невидимая, Маша, проходят дальше. Маша потирает ноющие виски.
Через полмесяца Маша уже могла спокойно войти в Белый Дом и побродить по его этажам не замечаемая никем. Во всяком случае - охраной. Именно потому, что ее двойник-Соня оставалась видимой, ее исчезновения не вызывали обычной оторопи. В первую очередь, конечно же, были "очарованы" дежурные, сидевшие у мониторов систем слежения, хотя это и оказалось достаточно сложно: по телевидению ее чары не действовали, и Берману приходилось то под тем, то под иным предлогом водить ее с Соней непосредственно в дежурку.
Соню все это угнетало, и работала она единственно из признательности к Маше, хотя и не одобряла ее деловой союз с Берманом. Определенную роль, наверное играл и страх лишится машиного покровительства. И - деньги: Илья Борисович еженедельно выплачивал им что-то вроде "пансиона" - сумму с государственной точки зрения невеликую, но, по сониным подсчетам, превышающую совокупный месячный заработок ее родителей.
Девушки сдружились, с Берманом же их отношения оставались прохладно-натянутыми. Но он был достаточно мудр, что бы не пытаться навязываться им. Главное - то, что они выполняли все его требования.
В отличии от Сони, Машу "игры в Белом доме" увлекли. Впервые она пользовалась своим даром в таком масштабе, имея официальное прикрытие, да еще напарницу-двойника. Если бы еще Кривило не уехал…
То и дело у нее возникало желание похулиганить, но она вовремя одергивала себя. Не удержалась она один только раз, совместив, так сказать, приятное с полезным.
Однажды, заглянув в конце рабочего дня в приемную Общего отдела аппарата Президента, она услышала противный визгливый мужской голос, явно кого-то отчитывающий. Маша прошла в кабинет. У окна с грозным видом стоял потный краснолицый сотрудник (само-собой, давно уже Машей обработанный) и орал на свою миловидную (у Маши нередко отдыхал на ней взгляд от уродливых аппаратчиков и депутатов) длинноногую секретаршу:
- …И запомните, Наталья Николаевна, все эти ваши штучки и перекуры, кофе и маникюры даром для вас не пройдут!
- Какое кофе?! Какие маникюры?! Если я не исполняю своих служебных обязанностей, вынесите мне выговор, или, в конце концов, выгоните меня! Но хватать при этом меня за ноги никто вам права не давал!
Его толстая рожа стала еще темнее:
- Я?! Вас?! За ноги?! Что вы хотите этим сказать?! Да это шантаж, форменный шантаж!!! - И тут же, внезапно успокоившись, он сел за стол, закинул ногу за ногу и произнес вполголоса: - А свидетели где?
И вот тут Маша не сдержалась. Прищурившись, она внимательно уставилась ему в глаза, а затем дала посыл на видимость - так, как делала на занятиях с Кривило.
- Что это? - выпучив глаза, ткнул в ее сторону чиновник.
- Где? - огляделась по сторонам секретарша.
- Вот, прозрачное…
Секретарша нерешительно улыбнулась:
- Вы меня разыгрываете?
А Маша, тем временем, подошла к нему вплотную и, наклонившись к самому его уху, сказала шепотом:
- Это свидетель. Понял, козел?
- Угу, - затравленно покивал головой дядя. А она обошла вокруг кресла и прошептала ему в другое ухо:
- Обещай мне, старый козел, никогда больше не хватать девушек за ляжки. Обещаешь?
- Обещаю! - пискнул он.
- Ну, вот и славно. Прощай, милый.
И, отойдя от него на пару шагов, она вновь дала ему посыл, но на этот раз уже обычный - на невидимость.
Осторожно оглядевшись, козел сунул руку под стол, и в коридоре раздался оглушительный вой сирены. Через минуту в кабинет влетело трое бритоголовых спецназовцев, держа пистолеты стволами в потолок.
- Здесь! Только что! Прозрачная! - закричал им толстяк, тыча пальцем то в одну, то в другую сторону. Охранники ошалело оглядывали комнату.
- Тут никого не было, - еле сдерживая смех, сказала секретарша.
- Да? Не было? - удрученно переспросил ее начальник. - Тогда ладно. Ладно. Извините, ребята. И вы, Наталья Николаевна, извините пожалуйста… - Он утер пот носовым платком, взял из под стола портфель и закончил: - Я тогда пойду, пожалуй. Ладно?
- Идите, идите, - ласково ответила ему секретарша, и он, озираясь, в сопровождении перемигивающихся охранников, покинул кабинет.
А Наталья Николаевна тут же уселась на его место, закинула свои точеные ноги прямо на стол и разразилась таким счастливым и заразительным смехом, что Маша, зажав рот ладонью, выскочила в коридор.
И весь день после этого настроение у нее было отменным, даже несмотря на тот разнос, который вечером устроил ей Берман. Смутные слухи о то появляющейся, то исчезающей девушке уже ползали по Белому Дому, и сегодняшняя история с привидением, хоть и в комической интерпретации, немедленно облетела его, добравшись и до ушей референта Генерального прокурора.
- За то я теперь знаю, что мое противоядие действует! - оправдывалась Маша. - Два-три посыла, и я стала бы совсем видимой…
- Экспериментировать будешь на занятиях! Ты все сорвешь!..
- А на когда это ВСЕ намечено?
- "На когда", - передразнил Берман. - На когда надо! - Но потом добавил: - Ждать осталось не больше месяца. Точно.
Соня и Маша жили в шикарнейшем двухместном номере "люкс" гостиницы "Россия". Свободное время проводили довольно однообразно: гуляли по Кремлю, по старому Арбату, смотрели "видики" - кассет Берман притащил целый чемодан.
Сначала их угнетало, что от них ни на шаг не отходят четверо молчаливых мужчин, приставленных Берманом. "Это не конвой, это охрана, объяснил он. - Вы у нас, девочки, на вес золота…" Пришлось смириться.
Несколько раз с ведома Ильи Аркадьевича Маша звонила отцу и маме, но разговоры получались какие-то бестолковые.
Осень была в разгаре, изредка выпадал первый мокрый снежок, и к их джинсовой "спецодежде" прибавились обалденные собольи шубки.
Новые люди в Белом Доме появлялись редко, и, по просьбе Сони, Маша сумела убедить Бермана, что двойник ей уже не нужен. Шубка эта стала для Сони последним вознаграждением за труды, в ней она и была отправлена в Ленинград.
В аэропорту они обе неожиданно расплакались.
- Я боюсь за тебя, - всхлипывая сказала Соня. - Мне кажется, готовится что-то страшное.
Маша и сама чувствовала это. Хотя бы потому, что ни разу еще ее услугами не пытались воспользоваться для какого-нибудь мелкого эпизодического задания. Ее явно боялись "засветить" до того, как НАЧНЕТСЯ. А что начнется - оставалось только гадать.
- Все будет в порядке, - обняла она Соню. - А если что… живи за меня. - И сама испугалась своих слов.
Соня отстранилась, со страхом глядя на нее. Потом покрутила пальцем у виска:
- Сумасшедшая! Зачем ты с ним связалась?