- Пошли в "крааль", - сказал он. - Посмотрим на месте.
Ангар, в котором стоял СВП-7, мы обычно называли "стойлом". Виктор терпеть не мог этого слова. Он упорно говорил "крааль".
Мы отсоединили входной блок хронодеклинатора, поставили его на автокар и выехали из лаборатории.
Площадка перед "стойлом" была разрыта: вернее, канава, в которую на прошлой неделе уложили новый кабель, была уже засыпана, но еще не покрыта асфальтом.
Грунт, размокший от ночного дождя, мило прочавкал под колесами автокара.
Вот он, СВП-7, наш белый красавец, наша гордость и божество. Много лет мы бились над ним, и много лет бились до нас, начиная с того момента, когда Козюрин впервые высказал поразительную догадку о связи времени с энергией.
Сейчас нет времени рассказывать, но когда-нибудь, достигнув пенсионного возраста, я напишу об этом двухтомные воспоминания, а Виктора, который к тому времени, конечно, станет академиком, попрошу написать к ним один том комментариев.
Мы с Виктором поднялись по трапу в рубку СВП-7.
Каждый раз, как я попадал сюда, меня охватывало… не скажу - молитвенное - не то слово, но какое-то торжественное ощущение… Нет, не могу выразить. Должно быть, именно такую глубокую отрешенную тишину называли когда-то "музыкой сфер".
Но сегодня что-то тревожило меня. Я не мог понять, что именно, но, помогая Виктору подсоединять блок к коробке автомата, я то и дело оглядывался, прислушивался, и беспокойное ощущение нарастало, нарастало.
На полке возле пульта лежало несколько номеров журнала "Кибернетика Времени-Пространства" и томик Жюля Верна - это, должно быть, Виктор бросил здесь, он вечно оставлял свое чтиво где попало.
Заработал автомат, по экрану поползли зеленые звездочки, однако было сразу видно, что совмещения не получится.
- Сдвиг систем, - сказал Виктор и почесал мизинцем лысину. - Проверь собственное время синхронизатора.
Я направился в кормовую часть рубки, и вдруг до меня дошло. Ну, конечно, звучала высокая нота, кажется, верхнее "си". Она дрожала на самом пределе слышимости. Тончайшая, почти неуловимая ниточка звука…
Я подскочил к коробке автомата и щелкнул клавишей выключателя. Но звук не прекратился. Виктор воззрился на меня.
- Что с тобой?
- Ты ничего не слышишь? - спросил я шепотом.
Должно быть, вид у меня был, как у нашего институтского робота Менелая, когда у него кончается питание и он застывает с поднятой ногой.
- Ничего я не слышу, - сердито сказал Виктор, - но вижу, что ты переутомился. Возьми отпуск и поезжай на какое-нибудь побережье для неврастеников.
Слух у меня абсолютный, в детстве я здорово играл на виолончели, но, может, у меня просто в ушах звенело? Знаете, ведь бывает такое: "В каком ухе звенит?" "В левом". "Правильно!"
- Неужели не слышишь? - Я потащил Виктора в коридорчик, соединявший рубку с грузовым отсеком. - А теперь?
Теперь, кажется, и он услышал. Он стоял с открытым ртом - видно, так он лучше воспринимал звуковые колебания.
И тут я понял, в чем дело. Рукоятка кремальеры замка на овальной двери грузового отсека была не довернута. Уж не знаю, на что резонировала не затянутая длинная тяга, но звук исходил именно из замка. А может, он и вправду улавливал "музыку сфер", наш СВП-7? Сработали-то мы его своими руками, но теперь он жил собственной жизнью, и кто его знает, какие сюрпризы готовился нам преподнести. У меня даже мелькнула шальная мысль: вот дожму сейчас рукоятку - и перед нами возникнет красная девица из сказки и начнет слезливо благодарить за избавление от какого-нибудь там дракона.
Я уже хотел взяться за длинную никелированную рукоятку, чтобы дожать ее, но Виктор остановил меня.
- Постой, Андрей. Выходит, кто-то здесь побывал и пользовался грузовым отсеком, - так?
- Так, - сказал я. - Я просто изумлен твоей сообразительностью.
- Кто же в таком случае мог здесь быть?
- Витька! - вскричал я. - Не станешь же ты меня уверять, что это был не ты?
Виктор почти каждый день работал в СВП-7, у него были ключи и от машины, и от "стойла". Кроме Виктора, ключи были только у директора института и у Жан-Жака.
- Но я после проверки ни разу не дотрагивался до кремальеры, - сказал Виктор. - Утверждаю это, будучи в здравом уме.
Недели две назад мы начали готовить СВП-7 к первому пробному полету в прошлое - в десятый век нашей эры. В пространстве это недалеко, километров двести пятьдесят отсюда. Наш палеосектор облюбовал какую-то полянку, они ездили туда, брали образцы грунта и растительности нашего времени и возились с ними - готовились сравнивать их с образцами десятого века, которые предстояло взять на том же месте.
Эти лирики из палеосектора всерьез полагали, что СВП-7 создан специально для их археологических дел. А ведь пробный полет в прошлое был задуман только для проверки автомата предметного совмещения. Понимаете, у Жан-Жака давно уже тянулся принципиальный спор с академиком Михалевичем об "эффекте присутствия". Иными словами: сможем ли мы, путешествуя в прошлое, активно воздействовать на материальные объекты. Мы с Виктором, по правде сказать, тоже несколько сомневались, а Жан-Жак утверждал, что сможем, и сердился на нас…
Леня Шадрич из палеосектора, которому предстояло лететь с нами, лазил тогда по грузовому отсеку, знакомился с автоматом предметного совмещения. Но после этого мы с Виктором тщательно осмотрели машину и уж, конечно, люк грузового отсека задраили как следует, я за это ручаюсь. Если Виктор потом не лазил туда, то кто же, черт побери?
Виктор стоял в своей глубокомысленной позе - уложив нос на палец. На сей раз я не стал дожидаться окончания его мыслительного процесса. Я тряхнул Виктора за плечо и сказал, что нужно доложить о чрезвычайном происшествии Жан-Жаку.
- Вряд ли он ответит, - отозвался Виктор. - У него сейчас французы. Но - попробуем.
Он нажал кнопку вызова. Коротко прогудел ревун, а потом мы услышали спокойный голос Жан-Жака:
- Это вы, Горшенин?
- Да, Иван Яковлевич. Срочное дело. Мы тут обнаружили… - И Виктор рассказал о не дожатой рукоятке люка.
- Странно, - сказал Жан-Жак. - Не трогайте ничего, сейчас я приду.
Он пришел очень быстро. Мы показали ему рукоятку, и он, по своему обыкновению, полез в нагрудный карман за расческой, но передумал и пригладил желтые волосы ладонью.
- Вы точно помните, Виктор, что не открывали люка? - спросил он.
- Абсолютно точно.
- А кто из сотрудников работал здесь с вами?
- Только Андрей.
Жан-Жак посмотрел на меня с обычной благожелательностью.
- Ну, а вы, Андрей…
- Нет, - сказал я. - Исключено.
- Странно, странно. - Жан-Жак плавным движением повернул рукоятку и открыл люк.
Конечно, в грузовом отсеке никого не было, если не считать автомата предметного совмещения, который своими изящными очертаниями напоминал мне распахнутую пасть бегемота.
Мы постояли, посмотрели, похлопали глазами, потом Жан-Жак затворил люк и аккуратно дожал рукоятку до упора. Верхнее "си" теперь, понятное дело, не тревожило моего абсолютного слуха.
- Прошу, товарищи, пока никому ничего не говорить, - сказал Жан-Жак. - Семен Семенычу я сам доложу о происшествии.
Ну, ладно. Мы вышли из "стойла", и Жан-Жак лично запер Дверь своим ключом.
- Смотрите, - сказал я, указывая на грязь возле канавы, - сюда ночью подъезжала машина.
- Да, - подтвердил Виктор, разглядывая следы. - Но мы здесь крутились на автокаре.
- Посмотри хорошенько. - сказал я. - След автокара - вот он, тоненький. А это отпечаток больших двускатных колес. Видишь, елочка.
- Н-да, елочки-палочки, - глубокомысленно подтвердил Виктор.
А Жан-Жак сказал:
- Безобразие, третий день не могут заасфальтировать.
И пошел напрямик, через березовую рощицу, к главному корпусу - должно быть, докладывать директору.
В хорошую погоду мы обычно проводили обеденный перерыв на пруду. Сегодня день был прохладный, серенький, но тихий, так что купаться в общем-то было можно.
Это очень здорово, что наш институтский городок раскидали по лесным просекам. После такой работы, как наша, просто необходимо выйти не на пропахшую бензином городскую улицу, а в лес. Хлебнуть дремотной смолистой лесной тишины…
Виктор не умел чинно и неторопливо прогуливаться. Он летел сквозь лес на второй космической, я еле поспевал за ним. Все же я успел изложить свои соображения относительно следов возле "стойла".
- Чужие машины - не могут - территория огорожена… - Ввиду высокой скорости говорить приходилось в манере диккенсовского Джингля. - Значит, своя, - шоферов потрясти…
Ленка была уже на пруду, стояла в синем купальнике на мостках. Она помахала нам и прыгнула в воду вниз головой. Виктор, почти не снижая скорости, разделся на ходу, ракетой влетел в воду и поплыл по прямой, колотя руками и ногами зеленую воду. Его круглая крепкая плешь скачкообразно двигалась среди всплесков, султанов, смерчей или как их там еще.
Я подплыл к Ленке и разрешил ей топить себя, и каждый раз делал вид, что ужасно пугаюсь. Она визжала от восторга, ей нравилась эта игра. Но вода была холодная, не очень-то раскупаешься, так что мы вскоре вылезли.
На берегу пруда стоял павильон - стекло, алюминий и железобетонные криволинейные оболочки, хитро растянутые на стальных тросах. Это архитектурно-торговое эссе довольно эффектно выглядело среди берез и сосен.