- А что?
- Вдруг взорвется? Ребята притащили, в земле отковыряли. Запал гранатный или что-нибудь такое…
- Запал? Я не ветеринар, зато два года отслужил в саперной части. Нагляделся. Чуть зазевается служивый - и нет пальцев. Или глаз, - я тщательно осмотрел вещицу. - Нет, это не детонатор. И даже не зажигалка.
- А что? - не выдержал Филипп.
- Солдатский медальон, - я попытался раскрыть, развинтить его.
- Он лежал около… - начал было сконфуженный, но, ойкнув, замолчал.
Латунь хрустнула, и медальон переломился.
- Видите, не взорвался.
Из медальона выпала бумажка, сырая крохотная трубочка.
- Осторожно! - еще раз воззвал учитель.
Я расправил листок. Лиловые буквы расплылись. Химический карандаш.
- …алко…гре…- прочитал я вслух.
- Вы так стремительны, - укорил меня учитель. - Мы бы постарались сохранить медальон. Аккуратнее надо!
- А если бы это действительно оказался детонатор? - хотя стало неловко. Что на меня нашло? Пришел, увидел, поломал.
В шахматах это называют "импульсивным ходом" и наказывают матом.
- Но… - начал сконфуженный, и, дернувшись, замолчал.
Второй раз лягнул его Филипп.
Учитель положил бумажку в ящик стола. - Отошлю в криминалистическую лабораторию, там у меня знакомый есть.
- В лабораторию?
- Имя - единственное, что было своего у солдата. Если сумеем прочитать большое дело сделаем. Мы с ребятами, - он взъерошил волосы Филиппа - ведем кое-какую работенку. Больше некому.
- Опасно. Мины в земле, гранаты…
- Вот я им и твержу: найдете что случайно - сами не трогайте. Ясно?
- Ясно, - ответил за всех Филипп. - Пошли, - он потянул сконфуженного за руку, и тот послушно пошел.
- Стараются ребята, - В.В. повел меня назад. - чай поспеть должен, не хотите?
- Хочу.
- Тогда еще минутку.
Я опять оказался у карты. Карта старая, с ятями, ЕИВ топографического общества. Деревни густы, а в промежутках почти сплошь хутора, все больше с невеселыми названиями: Грязный, Соломенный, Гнилуши, Жалкий (деревня наша раньше хутором была), Провальный…
- Интересуетесь? - в каждой руке В.В. держал по стакану.
Подстаканники МПС, с крылатым колесом. Парок курился над благородной гладью темного янтаря. Цейлонский.
- Вот, сообразил,- он подсел к свободному от бумаг краю стола, пристроил стаканы, из кармана пиджака достал сахар, тоже железнодорожный, по два кусочка в фасовке. Цукор.
- Я всегда без этого, - отказался я от сладкого. - Любопытно, да. Что за села…
- История. К примеру, Самохатка. Исчезла деревенька, а ведь первая линия метрополитена там пролегла, с нее российское метро началось.
- Метрополитена?
- Не в Москве же пробные тоннели рыть. Провалится квартал, что тогда? А здесь геология схожа, вот в девятьсот восьмом и начали прокладывать. Потом война, революция. Возобновили в двадцатых. Кольцевой тоннель, паровоз бегал, с вагончиками. А в войну якобы ставка главкома была. По слухам. Но это вряд ли, немцы сюда уже в июле пришли. Но что-то, наверное, было…
Я пил чай, отдуваясь и вытирая невидимый миру пот, а учитель развлекал меня беседой, рассказывал о каменных бабах в соленой степи (семьдесят километров к югу), стоянке времен неолита (сорок километров к северо-западу, летом непременно нужно будет съездит, у учителя мотоцикл есть, у местных перекупил, починил, лучше нового), и прочих примечательностях.
- Откуда вы столько знаете? - решил удивиться я.
- Положено знать. Я по специальности историк.
- А что делаете здесь?
- Что и вы. Я в Душанбе работал. Даже по-таджикски немного выучился, но не помогло. Хорошо, живой.
- Я вчера тоже… краеведничал, - я перевел разговор с неприятного. - Окрест скитался, на мертвое поле забрел.
- Куда-куда?
Я рассказал.
- А, вы о стрельбище. Раньше, до войны, дивизия неподалеку стояла, стрелять учились.
- Стрелять?
- Наверное не скажу. Хоть и старый, а секрет. Тайна. Еще чаю хотите?
- Спасибо, нет. Кстати, вчера я и стрелка видел, - я рассказал о встрече с охотником.
- Это правда, - подтвердил В.В. - Нас предупреждали, чтобы за детьми приглядывали. Надеюсь, теперь спокойнее станет.
- Надеюсь, - я взял книгу, прощаясь. - Карточку заведете?
- Давно завел, Петр Иванович. Вы у меня активный читатель. Иначе нельзя. Нет книговыдач - ставку сократят. Десять минут в день уделяю картотеке, любая проверка слюной от восторга изойдет. Поросячество, конечно, но… Вы тоже … Пишите побольше, они писанину любят.
- Стараюсь. Кстати, а кто здесь до меня работал?
- Я потому и советую - пишите. Был тут Степанюк, фельдшер. Если к вам народ не спешит - ему спасибо, отучил.
- Правда?
- Назначит на ночь слабительного с мочегонным, еще и наорет. А чаще запирал медпункт и уходил, сутками пропадал. Говорил, охотится. Какая у нас охота…
- Странно.
- Честно говоря, я думаю, он здесь пережидал что-то. Прятался. Времена темные. Купил диплом, и пережидал.
- И долго он проработал?
- С марта по июль, в конце июля пропал.
- Как это пропал?
- Ушел и не вернулся. Даже зарплату не получил.
- А вещи?
- Какие вещи, чемодан всего имущества. В конторе, под замком ждет. Я думаю, переждал, и в Москву вернулся. Московского издали видать.
Я распрощался окончательно и с книгой в руке вернулся к себе.
У меня тоже имущества - чемодан. Скушай меня нынче Белый Клык, никто бы и искать не стал. Вернулся, мол, откуда я там…
Прежде, чем раскрыть книгу, я заполнил амбулаторную карточку на Гончарова Вадима Валентиновича, год впишу позже, диагноз - "острое респираторное заболевание". Мог бы и покруче завернуть, да пожалел на первый раз, все-таки учитель, библиотекарь, председатель отделения союза переселенцев.
В наказание всю ночь я бегал по кольцевой линии московского метро Октябрьская, Добрынинская, Павелецкая, а за мной по пятам, погромыхивая на стыке рельс - откуда и взялись? - катил паровоз серии ИС, украшенный барельефом главкома. Главком извергал из трубки клубы дыма, вращал красными горящими глазами и, время от времени, громко гудел:
- Ту-ту-у-у-у-у!!!
* * *
- Груз в пути. Прибудет завтра, - инженер снял наушники, отключил питание.
- Связь хорошая, - военный свою пару наушников положил на предписанное место. Аккуратист.
- Ионосфера, - инженер неопределенно пошевелил в воздухе пальцами правой руки. Из-за этого стукача не удалось толком побыть в эфире. Пошарил наскоро, настраиваясь, обрывки фраз, немецкий, немецкий, немецкий. Где наши? Жмурки на свету.
- Проверю системы, - инженер пошел к двери.
- Я с вами, - надел фуражку военный. Строго пасет, не забалуешь.
* * *
- Опять же, где он вырос. В лесу - ничего, а в поле не каждый годится. Какое поле. На полугоне грибы дристучие, хоть опята, хоть какие, - местный эксперт разделил мою добычу на неравные кучки. - Теперь можете готовить, а те, - он брезгливо показал пальцем, - сразу выкиньте, плохие.
Эксперту - Филиппу с двумя "п", было лет десять, и он прогуливал уроки на законном основании: карантин, ветрянка, братец из интерната гостили-с. Насчет грибов я ему поверил. Все равно осталось больше моих нужд, много больше. Впрок стану солить. С чесноком, черным перцем, лавровым листом и уверенностью в завтрашнем дне. Баночку на Новый Год, Первомай, а лучшую, заветную - на День Победы. Нашей Победы.
- Что за полугон такой? - почтительно осведомился я. Оленьи турниры, волчьи свадьбы, но серединка наполовинку, оттого и полу.
- Поле дурное есть. Если в сторону Огаревки идти, а после свернуть у развилки влево, как раз упретесь. Да вы там были. Мы летом на нем в войну играли. Другим не говорите, ругаются, - он удовлетворенно кивнул, когда я свалил забракованные грибы в помойное ведро, и небрежно спросил:
- Правда, что у вас бинокль есть?
- Правда.
- Сильный?
- Сильный.
- Спутники Юпитера можно увидеть?
- Наверное.
- А кратеры на Луне?
- Запросто.
- Можно будет… понаблюдать?
- Сейчас? - я с сомнением глянул в окно. Солнце, хоть и осеннее, грело и светило щедро, выдавая поскребыш, будто президент перед выборами.
- Нет. Зимой, в декабре, после двадцатого. Можно?
- Приходи. В шесть часов после двадцатого и приходи, как раз стемнеет. Договорились?
Эксперт ушел, обнадеженный, а я достал из чемодана бинокль. Цейссовский, объективы - что плошки. Мне его на память дала вдова одного астронома-любителя. Я ремешок поменял, и пользуюсь. Каждый день с крыльца смотрю, не видать ли чего хорошего. Красной армии, например. Могу и на небо глянуть, солнце моим сумеркам не помеха.
Пока опята доходили на плите, я с ведрами в руках сновал к колодцу, заполняя трехсотлитровый бак и чувствуя себя последним тимуровцем империи.