- Ненавижу генетиков, - Снежана посмотрела на бутылку. - То есть я понимаю, что их работа важна и так далее, но это они отправили меня в обычную школу, чтобы надо мной там издевались. А может, просто у меня тогда мозгов не хватило рассказать придуркам-одноклассникам какую-нибудь правдоподобную сказку. Один сверхразум знает.
- Это всё в прошлом, - мягко сказал капитан. - Кроме того, ты сейчас тоже говоришь с модификантом.
Снежана подняла глаза.
- Все люди сейчас - модификанты, - сухо продолжил Джеймс. - Им вычистили геном, исправили множество ошибок прошлого. А специально для некоторых, вроде меня, устроили дополнительные эксперименты. Ты вряд ли что-то о них слышала, это до самого Чёрного дня оставалось секретной разработкой. Нас никто не спрашивал, согласие давали родители. Да и не могут эмбрионы говорить. Вот меня и сделали. Регенерация, усиление прочности костей, мышц, аккомодация к темноте, стабилизация кардиосистемы и гормональный контроль. Если уж быть точным, то я изменён куда сильнее, чем ты.
- Вам не правили мозги, как мне, - не сдалась Снежана.
- Хорошо. Если хочешь, я могу познакомить тебя с одним человеком. У неё гораздо больше причин не любить генетиков, чем у тебя. Наверное, вам будет о чём поговорить.
- Кем же?
- Ординатором. Доктор Хелена Моргенсен.
- Вы опоздали. Я с ней знакома ещё с Чёрного дня.
- Вот как? - он поднял брови. - Ну, тогда просто поговори с ней по душам. Вам будет проще понять друг друга.
- Согласна. Сэр, можно я буду звать вас "янки"?
- Как угодно, - ухмыльнулся Джеймс, вновь наполняя стаканы.
- Ты превосходно умеешь утешать, не забираясь при этом под юбку, - фыркнула Снежана.
- В армии без этого никак, не то пришлось бы менять ориентацию, - он снова разлил бренди. - Привыкай, Снежка. Человечество и война - вещи неразделимые.
- Пацифисты с тобой не согласились бы.
- Пускай. Их воля. Только где бы мы были, явись мы на Фрейю без оружия и людей, умеющих из него стрелять? Цивилизация, не умеющая воевать, погибает. Акванты - не умеют, иначе они давно бы стёрли нас с лица своей планеты, что бы там ни говорили советники и журналисты. Ты знакома со скандинавской мифологией? Сейчас начинается Рангарёк. Гибель богов, только не для нас, а для них. Наш Рагнарёк остался на Земле.
- Это верно, - Снежана слегка погрустнела. Как и у всех, у неё тоже были знакомые и близкие, оставшиеся на Земле. На Фрейе они забылись - слишком уж много было работы, чтобы думать о прошлом. А теперь вот вспомнились тусклой, далёкой картиной.
До их братской могилы отсюда четыре с лишним световых года. Миллиарды километров. И мысли оттуда едва-едва доходят сюда, смазывая воспоминания.
- Не огорчайся, - посоветовал капитан.
- Хорошо, - Снежана попыталась выкинуть мысли о Земле из головы. - Ладно, ты прав. Война - это естественно. А убийство? Нормальна ли для человека способность убивать других людей?
- Так же нормальна, как умение дышать. Мы запихиваем это поглубже в душу, прикрываем налётом цивилизованности и воспитанием, только всё равно оно остаётся внутри. И легко может прорваться наружу.
Они вновь выпили. Снежана прикрыла глаза, чувствуя, как бренди проваливается в желудок и мягкой тёплой волной возвращается обратно.
- А что будет, когда закончатся акванты? - спросила Снежана. - Мы займёмся друг другом?
- Наверняка. Я не знаю, какой будет новая война. Холодной, информационной, да какой угодно. На Земле мы уже получили урок, который трудно забыть, но рано или поздно Фрейя всё равно расколется на полюса. Может, по национальному признаку, может, ещё по какому. Только без войны мы прожить не сможем никогда. И теперь я знаю, что это хорошо.
- Звучит дико, - Снежана покачала головой. - Сто лет назад тебя назвали бы фашистом.
- Сто лет назад среди людей была ещё слишком свежа память о Второй Мировой, а человечество не встретило аквантов. Сейчас другие времена.
- Ты романтизируешь войну.
- Ничуть. Я на ней пробыл достаточно, чтобы хорошо знать, что это такое. Война - дрянь, но необходимая и неизбежная дрянь. Раньше, когда автомобили ездили на бензине, они сильно загрязняли воздух. Теперь в быту водородные двигатели, и загрязнение сильно уменьшилось - но всё равно осталось. Так и мы можем заменить активную войну пассивной. Холодной, например. Это куда лучше, чем убивать друг друга напрямую, но выполняет свою функцию: держать нас в тонусе.
- Наверное, - она вздохнула. - Слушай, у меня уже мысли разбегаются. Давай, наверное, оставим эти разговоры и займёмся настоящим делом.
- Каким?
- Напьёмся.
Мидгард, 16 июня. Хелена Моргенсен
- Ты зачастила ко мне в гости, - Рыжков улыбался. Ему явно нравились визиты дочери.
- У меня есть причины, - сказала Хелена. - Я не могу разобраться в себе.
- И давно?
- С того дня, как я слетала на плавучий остров и едва не потеряла там лучшую подругу. Прежде не задумывалась над этим.
- Стрессовая ситуация, критическое поведение, - вздохнул Рыжков. - Да-а, вот она, благополучная Европа... Ладно. Я не психолог, дорогая, но чем смогу - помогу.
- А психологи мне и не помогут, - тихо сказала Хелена. - Ну... Фиона умирала. Тетродоксин. А я ничего не ощущала. Что-то очень слабое... нет, был страх, было всё остальное, но... вот здесь, - она коснулась пальцем виска, - всё работало по-прежнему. Как часы. Только потом начался слабый разброд в мыслях. Почему? Что со мной не так?
- С тобой всё в порядке. Просто мы откорректировали влияние гормонов на твоё мышление. Внешне это, конечно, делает твоё поведение нетипичным, но объективно оно становится лишено многих недостатков.
- А может, я хочу заиметь эти недостатки, - пробурчала Хелена.
- Нет. Не хочешь. Ну, не отпирайся, - он ухмыльнулся. - Ты мыслишь рационально. Приобретение недостатков - негативное изменение, и для тебя поэтому неприемлемое.
Хелена молчала. Возразить ей было нечего.
- Понимаешь, тебе надо просто принять себя такой, какая ты есть, - продолжил Рыжков. - И всё. Не думать о том, чем ты отличаешься от других. Все люди и так разные. Кто-то, возможно, не сможет тебя принять - генетические расисты, например, просто идиоты вроде твоего коллеги, как его там... да чёрт с ними, они почти все на Земле остались. Улетев сюда, мы избавились от огромного груза ненужных вещей. Гомеопатии, псевдонаучных теорий вроде торсионных полей и структурированной воды, астрологии, креационизма, наконец. Общество изменилось, и тебе нечего опасаться. К тому же рано или поздно ординаторов станет много.
- Мы ущербны.
- Глупости. Ущербным можно назвать слабоумного - не неся негативного подтекста, разумеется, просто он и в самом деле лишён некоторых важных вещей. У тебя же это скомпенсировано. Ты не ущербная, ты просто другая. В чем-то ты превосходишь других людей, в чём-то - отстаёшь от них. Главное, что останется неизменным - ты будешь выделяться из общества. Вот и всё. Хочешь понять, в чём главная разница между тобой и обычным человеком?
Хелена кивнула.
- Представь себе рельсы, - начал Рыжков. - По ним несётся неуправляемая вагонетка, очень тяжёлая. Замедлить её или пустить под откос ты не можешь. И вот некий сумасшедший философ привязал на её пути к рельсам пятерых человек. Вагонетка задавит их, но ты можешь переключить рычаг и отправить её на другой путь, где к рельсам привязан только один человек. Все шестеро - совершенно заурядные личности. Как ты поступишь?
- Нажму на рычаг, - не раздумывая, ответила Хелена.
- Почему? - академик улыбнулся.
- Но это же очевидно. Если жизни этих людей приблизительно равны и никто из них не дорог персонально мне, то смерть одного - меньшее зло, чем смерть пятерых.
- А если этот один - великий учёный, а пятеро - африканские чёрные расисты?
- Тогда я позволю вагонетке проехать прямо.
- Отлично. А теперь точно такая же задача, но в других декорациях: представь себе, что ты - хирург, и у тебя есть пятеро больных, которым требуется трансплантация органов, всем разных. И ты встречаешься с туристом, совершенно здоровым молодым человеком. Ты понимаешь, что в принципе его исчезновение никто не заметит, и тебя не заподозрят. Его можно разобрать на органы и подарить жизнь пятерым. Как ты поступишь? Убьёшь его?
- Нет.
- Почему же? - снова лёгкая улыбка.
- Потому что задача не эквивалентна первой. В вопросе про вагонетку был виновник случившегося - сумасшедший философ. Неважно, кто нажал бы на рычаг, убийцей был бы он, потому что это он привязал людей к рельсам. Во второй же задаче убийцей будет хирург, то есть тот, кто переводит рычаг. Если уж остро стоит вопрос о спасении, можно взять органы у опасного преступника - его жизнь для общества не ценна.
- Превосходно. Вот ты и нашла ответ.
- Если так, то я его не поняла, - призналась ординатор.
- Это нормально. Видишь ли, ты сейчас демонстрируешь крайнюю степень утилитарного подхода к жизни. Один дешевле пятерых - и всё, для тебя решение очевидно. Большинство же людей будут колебаться, а многие вовсе не нажмут на рычаг, предпочитая оставить всё на совести сумасшедшего философа. А в задаче про донора большинство, как и ты, не станет делать ничего, и при этом не смогут объяснить свой выбор. Ты - можешь. В этом и разница. Ты знаешь, что делаешь. Всё.
- Пожалуй, так, - медленно проговорила Хелена. - Я начинаю осознавать.
- При нужде ты убьёшь человека безо всяких угрызений совести. Ты пользуешься чисто практичными критериями. Человек опасен - значит, решение санкционированы. Из тебя получился бы превосходный судья.