Еще один случай, напугавший меня, произошел на той же неделе и, казалось, никак с предыдущим связан не был. Сухую смесь - песок и гальку - я держу в бункерах, установленных на бетонных опорах, чтобы грузовики могли подъезжать под желоба для погрузки. Как-то вечером, после закрытия магазина, я проходил мимо бункеров и вдруг увидел, что кто-то оставил совковую лопату под желобами.
Мои рабочие частенько не убирают инструменты на ночь, и я решил забрать лопату к себе в машину, а утром обличить виновника. Я уже собрался спрыгнуть за ней, как вдруг меня окликнули.
- Арчибальд! - произнес голос, удивительно похожий на голос миссис Дженнингс. Понятно, что я обернулся. Но никого не увидел и шагнул за лопатой, как вдруг раздался дробный шум, и лопата исчезла под двадцатью тоннами мелкой гальки.
(Погребенный заживо человек может и выжить, но только не пролежав под двадцатью тоннами ночь в ожидании, что его хватятся и откопают.) Очевидной причиной несчастья была усталость металла. А не очевидной?
Причины так и оставались вполне естественными, и все же две недели я то и дело наступал на банановые корки - и в буквальном и в переносном смысле. Десяток раз, если не больше, меня спасала только хорошая реакция. Наконец я не выдержал и рассказал миссис Дженнингс.
- Особенно тревожиться не стоит. Арчи, - успокоила она меня. - Убить человека чарами совсем не так просто, если он сам не занимается магией и не чувствителен к ней.
- Убить или напугать до смерти, не все ли равно? - возразил я.
Она улыбнулась своей неподражаемой улыбкой и сказала:
- Не думаю, что ты так уж перепугался, милый. Во всяком случае, ты своего страха не показывал.
Я уловил подтекст этих слов и накинулся на нее:
- Так вы следили за мной и приходили мне на выручку, так?
Она широко улыбнулась и ответила:
- Это мое дело, Арчи. Молодым вредно полагаться на помощь стариков. А теперь иди занимайся своими делами. Мне надо над этим поразмыслить.
Дня через два я получил письмо. Адрес был написан чуть дрожащим бисерным почерком. В нем было достоинство прошлого века. Видел я его впервые, но догадался, кому он принадлежит, еще не вскрыв конверта. Письмо гласило:
"Дорогой Арчибальд, я хотела бы, чтобы вы познакомились с мои высокоуважаемым другом доктором Ройсом Уортингтоном. Он остановился в отеле "Белмонт" и ожидает вашего звонка. Доктор Уортингтон больше кого бы то ни было способен уладить то, что тревожило вас последние недели. Вы можете полностью положиться на него, особенно в случаях, требующих принятия необычных мер.
Прошу вас познакомить с ним и вашего друга Джедсона, если вам угодно.
Остаюсь, сэр,
искренне вашей доброжелательницей.
Аманда Тодд Дженнингс".
Я позвонил Джедсону и прочел ему письмо. Он сказал, что сейчас же едет ко мне, а я пока должен позвонить доктору Уортингтону.
- Можно попросить доктора Уортингтона? - спросил я, едва телефонист в отеле соединил меня.
- Я слушаю, - ответил хорошо поставленный английский голос с оксфордскими интонациями.
- Меня зовут Арчибальд Фрэзер, сэр. Миссис Дженнингс написала мне, что я могу обратиться к вам.
- Да-да! - Его голос заметно потеплел. - Буду очень рад познакомиться. Когда вам будет удобно?
- Если вы не заняты, я мог бы подъехать прямо сейчас.
- Погодите… - Он замолчал, видимо поглядев на часы. - Мне надо побывать в вашей части города. Не мог бы я заехать к вам через полчаса или чуть позднее?
- Чудесно, доктор! Конечно, если вас это не затруднит…
- Нисколько. Так я буду у вас.
Скоро приехал Джедсон и еще с порога начал расспрашивать меня о докторе Уортингтоне.
- Я его еще не видел, - сказал я, - но говорит он, как высокоученый английский профессор. Ну да он скоро будет здесь.
Через полчаса вошла моя секретарша с его визитной карточкой. Я встал ему навстречу и увидел высокого плотного мужчину с благообразным умным лицом. Одет он был несколько старомодно в дорогой костюм изысканного покроя и держал в руках перчатки, трость и большой портфель. И при всем этом был черным, как чертежная тушь!
Я попытался скрыть удивление, и, надеюсь, мне это удалось: меня просто в дрожь бросает от мысли, что я мог допустить подобную промашку. Почему бы ему и не быть негром? Просто я этого не ожидал.
Меня выручил Джедсон. По-моему, он не выказал бы удивления, если бы яичница-глазунья ему подмигнула. Он взял на себя разговор в первые минуты, едва я их познакомил. Мы сдвинули стулья, сели и некоторое время обменивались вежливыми, ничего не значащими фразами, к которым прибегают люди, пока оценивают новых знакомых.
Первым о деле заговорил Уортингтон.
- Миссис Дженнингс, - сказал он, - дала мне основания полагать, что каким-то образом я могу оказаться полезным вам обоим или же одному, из вас…
Я подтвердил это и рассказал вкратце обо всем, что произошло после того, как ко мне явился рэкетир. Он задал несколько вопросов, и Джедсон добавил кое-какие подробности. У меня сложилось впечатление, что Уортингтону почти все уже рассказала миссис Дженнингс, и он просто уточнял детали.
- Отлично, - произнес он в заключение глубоким рокочущим басом, который отдавался эхом у него в груди, прежде чем заполнить комнату. - Мне представляется, что мы найдем способ разрешить ваши трудности, но для окончательного вывода мне необходимо произвести обследование. - Он нагнулся и начал расстегивать портфель.
- Э… доктор, - намекнул я, - не лучше ли нам условиться до того, как вы приступили к работе?
- Условиться? - Он посмотрел на меня с недоумением, но тут же добродушно улыбнулся. - Вы имеете в виду оплату. Любезный сэр, оказать услугу миссис Дженнингс - большая честь.
- Но… однако… послушайте, доктор. Мне так было бы легче. Уверяю вас, я привык оплачивать чары…
Он поднял ладонь.
- Мой юный друг, об этом не может быть и речи. По двум причинам. Во-первых, у меня нет права практиковать в вашем штате, а во-вторых, я не чародей.
Думаю, вид у меня был такой же идиотский, как мои слова.
- Что? A-а! Извините меня, доктор, но я, естественно предположил… Раз нас познакомила миссис Дженнингс… ну, и ваше звание… и вообще…
Он продолжал улыбаться, но улыбка была сочувственной, а не насмешливой. Мое смущение не показалось ему забавным.
- Вполне естественно. В эту ошибку впадали и некоторые ваши сограждане моей крови. Нет, я имею степень почетного доктора правоведения Кембриджского университета. Предмет, которому я себя посвятил, - антропология, которую я иногда преподаю в университете в Южной Африке. Но антропология включает кое-какие неортодоксальные разделы. И я здесь для того, чтобы применить знания подобного рода.
- В таком случае, могу ли я спросить…
- Безусловно, сэр. Мое призвание, если вольно перевести этот неудобопроизносимый термин, именуется "вынюхиватель колдунов".
Я все еще недоумевал.
- Но разве это занятие не требует применения магии?
- И да и нет. В Африке иерархия и категории, связанные с данной областью, совсем иные, чем на вашем континенте. Я не считаюсь ни чародеем, ни колдуном, а как бы противоядием от них.
Джедсона что-то смущало.
- Доктор, - спросил он, - но родом вы ведь не из Южной Африки?
Уортингтон указал на свое лицо. Джедсону, в отличие от меня, это что-то, видимо, сказало.
- Ваш вывод верен. Да, я родился в лесном племени к югу от Нижнего Конго.
- Вот как! Интересно. Вы случайно не нганга?
- Из Ндембо, но отнюдь не случайно. - Он обернулся ко мне и вежливо пояснил: - Ваш друг спросил, не состою ли я в оккультном братстве, которое охватывает всю Африку, но ядро его составляют мои земляки. Прошедшие инициации называются нганга.
Джедсон этим не удовлетворился.
- Думается, доктор, фамилией Уортингтон вы пользуетесь удобства ради, а настоящее ваше имя - совсем другое.
- И опять-таки вы правы. Мое племенное имя… Вы хотите его узнать?
- Если вы будете так любезны.
- Оно… - (Я не способен воспроизвести на бумаге прищелкивающее чмоканье, которое он испустил.) - Но поскольку важен смысл, то в переводе оно означает Человек-Который-Задает-Неудобные-Вопросы. Или, если вольно передать дух, а не букву, оно равнозначно значению слова "прокурор", указывая на племенную функцию. Но мне кажется, - продолжал он с обезоруживающей мягкой улыбкой, - вам оно подходит даже больше, чем мне. Могу ли я подарить его вам?
И тут произошло нечто, абсолютно мне непонятное, коренящееся, видимо, в каком-то африканском обычае, глубоко чуждом нашему мышлению. Я хотел было засмеяться шутке доктора, не сомневаясь, что он сострил, как вдруг Джедсон ответил с полной серьезностью:
- Принять его для меня великая честь.
- Это ты оказываешь мне честь, брат мой.
С этого момента, когда бы мы ни находились в обществе доктора Уортингтона, он неизменно называл Джедсона африканским именем, которое, по его словам, принадлежало ему самому, а Джедсон называл его "Ройс" или "брат мой". Отношение их друг к другу также изменилось, словно передача имени действительно превратила их в братьев со всеми привилегиями и обязательствами, которые подразумевает такое родство.
- Но ведь я не лишил вас имени, - сказал тогда Джедсон. - У вас есть и третье имя, настоящее?