Она немного постояла у двери и, видя, что дожидаться ей больше нечего, просто взяла и вошла. И замерла на пороге.
Перед ней стоял трубочист Соловей.
Так вот, оказывается, кто был у Сорокопута! Опять Трясогузка обозналась - в который раз!
- Заходите, заходите, - любезно пригласил Соловей. - Вы от Жаворонка?
Подумать только! Стоило Трясогузке пять минут поговорить с Жаворонком, как об этом уже знает весь город.
- Откуда вы знаете?
- Догадываюсь… Да вы садитесь, пожалуйста!
Трясогузка села и стала рассматривать комнату. Никакой обстановки, одни книги, книги кругом - на столе, на полу, на кровати. И еще - ноты. Зачем Соловью столько нот?
- Это я после работы занимаюсь, - объяснил Соловей. - Ноты переписываю. Вчера переписывал для Сипухи, сегодня - для Кряквы. Они в театре поют, а слуха нет. Ну, и приходится петь по нотам. Вот такая история…
Очень он симпатичный, этот Соловей. Стройный, подтянутый. И глаза - совсем как у Зяблика. Кругленькие такие. Только почему-то прихрамывает.
- Что у вас с ногой?
- Да так, обжегся. Чистил трубу у Колибри, ну, а она растопила печь.
- Растопила, когда вы были в трубе?
- Ну да. Не мерзнуть же ей. Колибри - птица нежная.
- Вы как будто ее одобряете. Это же нахальство, не чувствовать, что другие…
- Разве ж это нахальство? - мягко прервал ее Соловей. - Колибри чувствует, что ей холодно, каких еще чувств вы от нее хотите? Замерзла - взяла и растопила печь. Вот такая история.
Соловей говорил просто и понятно, но Трясогузка чувствовала, что как-то он говорит не так. Невозможно было понять, шутит Соловей или говорит серьезно.
А вот Пингвин, - сказал Соловей, - никогда не топит печь. А трубу чистит каждую неделю. Это для сквознячка, говорит. Для крыльев сквознячок - первое дело. А Страус, тот сам трубу чистит. Спрячет голову в трубу с перепугу, а потом осторожно высунет наверх - и все, труба готова. Вот какая история.
Соловей знал массу историй. Казалось, он мог рассказывать их без конца. Он и вообще нравился Трясогузке - такой интеллигентный, воспитанный, даже не верится, что трубочист. И все время шутит. Трясогузка уже поняла, что Соловей шутит, а не говорит серьезно.
- Так что там слышно у Жаворонка? - спросил Соловей, внезапно прервав свои истории.
- Да так, ничего, - замялась Трясогузка. - Я его видела сегодня. Разговорились - то да се… Ты, говорит, зря топчешь тротуар. - Трясогузка смешалась, не зная, что еще можно сказать. - А сейчас я, наверно, пойду, а?
Проводив гостью, Соловей сел за стол и задумался. Теперь, когда ему не с кем было шутить, Соловей был очень серьезным, таким серьезным, каким можно быть только наедине с собой.
- Дверь отворилась, и на пороге появилась Пеночка. - Я к вам от Жаворонка, сказала она.
Дятел и Марабу
- У меня двое детей, - сказал Дятел и дружески подмигнул Марабу: - Сообщники. Старший по дереву долбит, младший стихи декламирует. П-потешные ребята!
- А как насчет другие сообщники? - напомнил Марабу. Например, Пустельга?
Это был тонкий вопрос. О том, что Дятел и Пустельга сообщники, можно было предположить по тому, как упорно она его выгораживала. На все вопросы о Дятле она твердила одно;
- Ко мне как к женщине он не имел никаких претензий.
И теперь, назвав Пустельгу, Марабу рассчитывал застать Дятла врасплох. Но тот почему-то глупо хихикнул.
- Пустельга! Вы, наверное, смеетесь!
- Хорошо смеется тот, кто смеется в последний раз, - сказал Марабу. И, подумав, добавил: Если можно так выразиться.
- Д-да нет же, я такими вещами не занимаюсь! У меня семья, дети, не з-забывайте, что я люблю свою жену.
- Любовь не картошка, ею сыт не будешь, - определил свою точку зрения Марабу.
- Да и вообще… Мне бы жена не п-позволила… Моя жена терпеть не может эту П-пустельгу. "Не п-понимаю, что в ней находят некоторые", - говорит моя жена.
- Кто находит? - немедленно уточнил Марабу.
- Ну, я не знаю. Сам я ничего не нахожу.
- Мне нравится ваша физиономия, - сказал Марабу. Если вам Пустельга не нужен, так он и нам не нужен. Пустельга можно освободить, - сказал Марабу, повернувшись к Филину, и, повернувшись обратно к Дятлу, добавил: - Раз вы советуете.
- П-пустельга! - все еще не мог успокоиться Дятел. - и к-как вам могло прийти такое в голову?
- Нам разное приходит в голову, - спокойно возразил Марабу. - Вот сейчас нам пришло в голову помочь ваша семья. Как вы на это смотрите?
Дятел перестал заикаться. А почему бы нет? Ведь могли же Синицу назначить начальником королевской почты и телеграфа. Еще вчера там был Журавль, но Марабу сказал: "Лучше Синица, который у нас в руках, чем Журавль, который у нас в небе".
Окрыленный Дятел, волнуясь, заговорил:
- Я вас прошу, сделайте одолжение… Жена, двое детей… Один по дереву долбит, другой стихи…
- А стучать ты умеешь?
- Кого вы спрашиваете! Столько лет у ворот младшим привратником… Это мой долг.
- Ну вот и отлично, - подытожил Марабу разговор. - Думаю, мы с вами сработаемся. Как умный Дятел вы должны понимать, что, если мы не летаем, значит, мы знаем, что мы делаем. Небо - это туда-сюда, вверх-вниз, шиворот-выворот - разве это порядки?
Дятенок и другие
- Прибыл в ваше распоряжение! - доложил Дятенок.
- Ну что ж, докладывай, - улыбнулся солдат Канарей.
- Есть докладывать! Я тут еще двоих привел, они за дверью ждут. Надежные ребята!
- Ох ты, господи, - засуетился дворник Орел. - Чего же им под дверью стоять? Проси, пускай заходят.
Дятенок подал знак, позволявший зайти его компании.
Простите за беспокойство… Чрезвычайно счастливы… Не имеем чести… Имеем честь… Дятенок, представьте же нас!
В дверях стояли надежные ребята Зяблик и Сорокопут.
- Мы, кажется, где-то виделись, - сказал Зяблик и смутился: он вспомнил, что виделся с Канареем тогда, когда сидел у Сорокопута в шкафу и подглядывал в щелочку.
- Мне кажется тоже, что я вас где-то видел. Только где - не помню, - сказал и Сорокопут.
- Это когда я письмо приносил.
- Письмо? - спохватился Сорокопут. - Нет, значит, я видел не вас… Верней, не я вас видел…
- Ты пока займи гостей, - сказал солдату Орел, - а я пойду, у меня еще два переулка не метено.
Канарею не пришлось никого занимать: сегодня всех занимал Дятенок.
- Секретный пакет доставлен по назначению, - доложил он и, видя, что Канарей будто бы ничего не понимает, и по-своему истолковывая это непонимание, кивнул в сторону Зяблика и Сорокопута: - Они уже в курсе.
- Да, да, мы в курсе… Не то, чтобы в курсе, а вообще, - заверил солдата Сорокопут. - Но скажите, меня тогда точно возьмут на работу? Сейчас меня не берут, но это не почему-то потому, а потому что почему-то…
Канарей, который всегда отличался солдатской смекалкой, на этот раз туго соображал. Что за игру затеял этот Дятенок? И почему в ней участвуют такие солидные птицы, как Зяблик и Сорокопут?
Дятенок предложил план операции:
- Сначала надо усыпить бдительность Сплюшки.
- Не совсем усыпить, а на определенное время, - внес свою поправку Сорокопут. - Зяблик мастер на такие дела.
- Уж и мастер! - решительно запротестовал Зяблик. - Не скромничайте, Сорокопут, вы сами кого хочешь усыпите.
- Потом надо проникнуть в клетку, - продолжал Дятенок докладывать план операции.
- В клетку проникнет Сорокопут, - незамедлительно отозвался Зяблик.
- Я проникну? - Сорокопут вспомнил, как проникли в клетку Голубь, Дятел и прочие, и ему стало не по себе. - Кстати, мне еще не сказали, буду ли я работать… Пусть мне скажут это сейчас, чтоб я знал, что я знаю.
Солдат Канарей изо всех сил напрягал свою смекалку. О чем они говорят? Вот Дятенок упомянул о полночи, а Зяблик на это возразил, что время, может быть, выбрано не совсем удачно, потому что он, Зяблик, привык рано ложиться, потому что ему, Зяблику, рано вставать. А Сорокопут сказал, что он тоже рано вставал, когда ходил на работу, но, если понадобится, он может рано вставать и сейчас. Дятенок сказал, что в полночь легче усыпить бдительность Сплюшки, без чего в клетку проникнуть нельзя.
- Что-то я озяб, - поежился Зяблик. - Подумайте, весна, а так холодно.
- Если говорить о погоде, то это действительно, резюмировал Сорокопут.
- Может, печку растопим, а? - предложил Зяблик. - Посидим, погреемся.
Он положил в печку несколько щепочек, отодвинул заслонку, и - ветер хлынул в трубу:
Эй вы, птицы-пешеходы, что ж сидите вы на месте?
Выдвигайте прочь заслонки, чтоб послушать наши песни!
Широко раскройте уши, если души ваши слепы,
Ведь не зря зовут вас трубы, ваши трубы - двери в небо!
- Кажется, стало теплей, не будем топить, правда? - сказал Зяблик и задвинул заслонку.
Сорокопут был занят своими мыслями.
- Я много проработал, у меня это в крови. Я могу каждый день ходить на работу.
- Хорошо бы сейчас пойти на работу, - вздохнул Зяблик.
- А? У каждого столько дел…
- В точку сказано, - ответил солдат Канарей, имея в виду не слова Зяблика и тем более не слова Сорокопута. - Трубы двери в небо!
- Мне кажется, я уже слышал что-то подобное, - отозвался Сорокопут. - Во всяком случае, о том, что трубы - двери в небо, я уже откуда-то знал. Не может быть, чтоб я это слышал впервые, а если и слышал, то не впервые, во всяком случае. Зяблик, вы мне такого не говорили?
Зяблик внимательно посмотрел на Сорокопута.