– О-о, мадемуазель Анади любит шутить, – констатировал неунывающий сержант, наполняя рюмочки. – Но если без шуток, то нечего вам в полиции делать, маленькая мадемуазель. Паршивая работа! Контрабандисты – еще ладно, им и укорот дать можно. А начальство? Если мсье Прюдома утвердят комиссаром, здесь такое начнется! И в Касабланке начальство имеется, и в Алжире. Через неделю комиссия по наши души приезжает, будто бы мало иных напастей.
– Недостачу контрабанды обнаружили? – хмыкнул я.
– О-о, не без этого, мсье Рич. Но контрабанда – еще полбеды. В Алжире, где сейчас правительство, решили нашу полицию почистить, чтобы, значит, блестела, как у кота… О, мадемуазель, я имею в виду, как у кота ушки. С каждым разбираться станут. Вначале отчет потребуют за все годы, по месяцам, а потом трясти будут. Все протоколы поднимут, даже графики дежурств. А еще знакомства, личности подозрительные, с кем встречался, куда да зачем ездил… Гестапо, да и только, мсье!.. Мне уже намекнули, что и про вас, мсье Рич, спрашивать станут. Зачем? Вы же в нашем Сопротивлении чуть ли не самый главный.
Я достал папиросы, но вовремя вспомнил, что в присутствии детей не курю. Бросил пачку на стол, отвернулся…
Так и должно быть. Перед высадкой во Франции де Голль решил отделить верных ему агнцев от козлищ прежнего режима. Начал, естественно, с полиции. Кое-кого уволит, нескольких, самых замаравшихся, отдаст под трибунал, дабы порадовать патриотов, остальных же надежно повяжет. Каждый, как только его начнут трясти, поспешит сдать сослуживцев. Сержанту Антуану Прево есть что сказать в свою защиту. Он часто нарушал начальственные приказы, но это было нужно для спасения людей. В Национальном комитете об этом хорошо знают, но у меня там не одни лишь друзья. Есть другие, которым будет очень интересно узнать, чем мы тут, в Эль-Джадире, занимались. Увы, Прево не только прикрывал отъезд беженцев и старался не обращать внимания на катера, привозившие лекарства из Португалии…
"Черные мысли, как мухи, всю ночь не дают мне покою: Жалят, язвят и кружатся над бедной моей головою!.."
– Мсье Рич! Мсье!..
Сержант тоже что-то почувствовал. Подсел ближе, наклонился.
– Я все понимаю, мой капитан! То, чем мы с вами занимались – военная тайна. Я могу им вообще ничего не говорить, ни о беженцах, ни о грузах, ни о тех встречах… Пусть меня даже уволят.
Уже не говорил, шептал. & отложила ложку, встала.
– Дядя Рич! Дяде Антуану надо уехать. Если он откажется отвечать, его не просто уволят, его под трибунал отдадут. Ты же знаешь, какие здесь суки.
Выросла девочка… Но и она всего не знает. И слава богу! Подробности моей коммерции – ерунда, хотя кое-кто может и пострадать. Но сержант не зря помянул встречи. Несколько раз он мне серьезно помог, думая, что я веду переговоры с посланцами из Лондона.
Антуан видел их лица. Лгать сержант не умеет, значит, достаточно показать ему фотографии… Уезжать парню некуда, если захотят – найдут в два счета.
"Черные мысли, как мухи, всю ночь не дают мне покою: жалят, язвят и кружатся над бедной моей головою! Только прогонишь одну, а уж в сердце впилася другая…"
– Отставить панику!
Я тоже встал, улыбнулся.
– Сержант! Говорю совершенно официально. Нам с вами нечего скрывать. Мы боролись с нацизмом, спасали людей и готовили освобождение Франции. Поэтому молчать запрещаю. Отвечайте на все вопросы комиссии – и ничего не опасайтесь.
Прево глубоко вздохнул, повел крепкими плечами.
Усмехнулся.
– И вправду, мсье Рич! Чего нам бояться? Мы же победили!..
Я потянулся к краю стола, ухватил третью рюмку, поставил поближе.
– Еще не победили. Но победим обязательно. Антуан, плесните нам всем. Соплюхе – на донышко.
& вскинулась, сжала кулаки, но внезапно улыбнулась.
– Спасибо за боевой псевдоним, дядя Рич! Это лучше, чем быть типографским значком.
Граппа пахла горячим летним лесом. Я поднял рюмку повыше, резко выдохнул:
– За моих друзей. За то, чтобы они выжили – и победили!
Мои друзья… Марселец, Арнольд, Антуан Прево. Ничего уже не изменить, можно лишь выпить и поставить рюмку на стол.
Черные мухи, черные мысли… "Эх! кабы ночь настоящая, вечная ночь поскорее!"
Общий план
Эль-Джадира
Февраль 1945 года
На этот раз фотография не вызывала никаких чувств. Незнакомое лицо, незнакомая закорючка-автограф на белом поле. Взгляд тоже незнакомый – недовольный, слегка брезгливый. Узкий рот, похожий на щель для писем в почтовом ящике, уголки губ опущены вниз, подбородок длинный и острый, уши словно прилипли к черепу. Волосы бобриком, небольшие светлые усы.
Под автографом – дата, 18 марта 1925 года. Вероятно, среда.
Ричард Грай взял фотографию со стола, поднес ближе к свету. Сколько было тогда этому брюзге? Не меньше сорока, но никак не полвека. И зачем он расписывался на полицейском снимке? Неужто настолько тщеславен?
– С такими работать трудно, – заметил майор-"баритон" Сонник. – На следствии, о-о-от… Не потому, что запираются, а потому, что не веришь. Лицо уж больно хитрое, о-о-от… Лисье.
Мод, уже успевшая рассмотреть фото, пожала плечами:
– Похож на не слишком удачливого киноактера. Не массовка, но и не герой. Так, характерные роли. В гробу он такой же был, только в гриме. Последняя роль графа Тросси…
Гости пришли в гостиницу ближе к ночи. Бывший штабс-капитан был, впрочем, не в претензии. За вечер он успел изучить принесенные усатым "ажаном" документы, разложить их в нужном порядке и даже выпить кофе. Он как раз ставил чашку на блюдце, когда в дверь постучали.
"Баритон" первым делом бросил взгляд на стол, но тут же разочарованно отвернулся. Коньяка не было. Кроме бумаг, скатерть украшала лишь переполненная пепельница.
Начали с фотографии, единственной, оказавшейся в надзорном "деле" Чезаре Тросси, прибывшего в порт Эль-Джадиру на борту бразильского судна "Текора" 18 марта 1925 года. Именно эта дата была написана простым карандашом на нижнем поле снимка. Ричард Грай прикинул, что граф мог привести фотографию с собой – и от щедрой души подарить чиновникам в порту. Отчего бы и нет? Художник!
– Здесь его биография, – бывший штабс-капитан взял со стола нужный листок. – Интересуетесь?
Мод хотела что-то сказать, но "баритон" оказался проворнее.
– Я не очень понимаю, что происходит, товарищи и граждане! Личность, чья фотография была сейчас предъявлена, о-о-от… не представляет уже интереса. О-о-от… Если вы, капитан, видели этого типа в гробу, какой смысл ворошить его кости? Вам, гражданин Гравицкий, было дано четкое, о-о-от… Четкое и ясное задание. И где результат? Этот покойник?
Ричард Грай поглядел на женщину, но та предпочла промолчать.
– А какое мое задание, майор? Прочитать газетные вырезки? Я прочитал. Вам нужен тот, кто сейчас взрывает Европу? Ну, так полюбуйтесь. Кстати, как там дела? Мириться не надумали?
"Баритон" попытался ответить, но подавился воздухом. Побагровел, зашелся в кашле, торопливо выхватил платок из кармана.
– Де Голль запросил Лондон, – нехотя проговорила Мод. – Погибли уже три французских города, эвакуировать удалось только Руан. Черчилль пока не ответил, сегодня вечером он должен говорить с королем. Американское командование ждет указаний из Вашингтона. По непроверенным данным бои в Арденнах прекратились, возможно, из-за резкого ухудшения погоды, но, может, и по другой причине.
"Баритон" взмахнул рукой, пытаясь что-то сказать. Открыл рот, долго вдыхал воздух. Ричард Грай, не выдержав, достал спрятанную за ножкой стола бутылку "Мартеля". Рюмку пришлось искать на подоконнике. Мод взяла майора за плечи и чуть ли не силой усадила в кресло. Подоспел коньяк. "Баритон", выпив залпом, немного подождал, сглотнул.
– Уже лучше, о-о-от… Благодарю, гражданин Гравицкий. Из госпиталя вышел, все было в порядке, а в Касабланке началось, о-о-от… Говорят, климат неподходящий. Можно еще немного?
Получив требуемое, потребил, но уже неспешно, чувствуя вкус. Затем поставил рюмку на стол и внезапно улыбнулся:
– "Ля контрабанд". Правильно? Я уже выучился, для местных это – высшая похвала. Прямо Одесса времен НЭПа, о-о-от… Гражданин Гравицкий! Когда я передавал вам документы, то был не в курсе происходящего, но сегодня мы получили разъяснения из Москвы. Вы на ложном пути, о-о-от… И даже успели кое-кого изрядно сбить с толку.
Сделав паузу, он поглядел на свою спутницу. Мод отвернулась.
– Мы должны не копаться во всякой мистике, а разоблачить фашистскую провокацию. Именно так, о-о-от… Провокацию, направленную на раскол Антигитлеровской коалиции. Между прочим, вы, гражданин Гравицкий, вольно или невольно помогали врагу. Ваша убежденность в существовании этой, извините, Ноосферы, о-о-от… смутила даже некоторых ответственных товарищей в Москве. А все значительно проще, о-о-от…
Бывший штабс-капитан, достав папиросы, помедлил, взглянул на майора. Тот махнул рукой.
– Курите! Я бы и сам не отказался, о-о-от… Вы понимаете, о чем я говорю?
Ричард Грай пожал плечами:
– Провокация – действие, предпринимаемое с целью вызвать ответное действие. Граф Тросси решил убить несколько миллионов человек, чтобы заставить коалицию заключить мир и спасти Гитлера. Десятки тысяч уже погибли. Это действие. Оно будет продолжено до полного достижения результата. В чем я ошибаюсь?