"Благодарю вас за содействие", - доктор Аартемус погасил экран и повернулся к Хетцелю: "Вот таким образом. Что еще я могу для вас сделать?"
"Доктор Аартемус, вы мне очень помогли - благодарю вас!"
Глава 9
Добраться из Наргуйса в Масмодо на Янус-Амахе оказалось труднее, чем до Наргуйса из Дистля на другой планете. Хетцель вылетел на юг в аэробусе, приземлившемся в Джондере, в истоках Большой Рыбной реки, после чего пересел в местный аэробус поменьше, приземлявшийся в каждом небольшом поселке вдоль Малабарской литорали. В конце концов Хетцель вышел из аэробуса на набережной в Кейп-Яуне, откуда океанский экранолет отвез его в Паунт на острове Клеттерера.
На запад, до самого горизонта и далеко за горизонт, тянулись извилистой цепочкой Торпельтины: архипелаг скалистых осыпей под остроконечными пиками, с узкими полосками пляжей по берегам, переходившими в полукилометровые заросли ганджи, шпругга, малинового чая, кустарникового кардениля и кокосовых пальм - последние неоднократно завозили с Древней Земли различные группы мигрантов. Лишь немногие из Торпельтин были населены людьми. Примерно половину островов объявили заповедными резервациями туземных пламенеонов; на других людей ничто не привлекало, так как в прибрежных водах водились морские скелеты, угри-торпеды, костодавы и рыбороги, а на пляжах кишели крабы-топотуны, меч-мухи, клещи-буравчики и попрыгнусы.
В Паунте Хетцель арендовал аэромобиль и пролетел семьсот пятьдесят километров на юг вдоль Торпельтинского архипелага до Янус-Амахи. Масмодо, главный населенный пункт острова, мог похвастаться гостиницей, тремя тавернами, несколькими лавками и складами, маленьким госпиталем или лазаретом, парой административных учреждений, мастерской, где чинили лодки, и разрозненными жилищами. В небольшую гавань выступали шаткие, скрипучие, покосившиеся причалы; к ним были пришвартованы рыбацкие плоскодонки. Улицы дремали в тени огромных черных махорочных деревьев; такие же деревья были высажены вдоль набережной.
Хетцель приземлился рядом с местной почтой и зарезервировал номер в скромной "Великозападной" гостинице. В синеватолиловом небе Звезда Джингкенса, уже на полпути к горизонту, изнуряла послеполуденной жарой песчаные улицы; от листвы махорочных деревьев, лохматой и тонкой, как папиросная бумага, исходил щекочущий ноздри смолистый запах. Бегающие отражения солнечных лучей ослепительно блестели на гребнях ленивых волн, завершавших свой далекий путь тихим хлюпаньем под причалами.
С веранды гостиницы Хетцель внимательно рассмотрел длинную главную улицу, тянувшуюся от набережной мимо городского управления, находившегося напротив гостиницы, вверх по склону до лазарета с приютившимся на склоне напротив коттеджем доктора Льювиля.
Поразмышляв минут десять, Хетцель прошелся к причалам. Несколько человек возились с рыбацкими принадлежностями; другие сидели на песке по-турецки, поджав короткие кривые ноги, и неподвижно смотрели в море. "Непривлекательный народ!" - подумал Хетцель. Коренастые и приземистые, с узкими лбами, массивными подбородками и челюстями, носатые и лопоухие - таковы были арши, предки которых, сбежав из исправительного учреждения на Пресвятом острове, скрылись в джунглях Янус-Амахи. Прожив на острове в полной изоляции несколько столетий, арши сформировали немногочисленную популяцию с отчетливыми расовыми признаками.
Хетцель прогулялся к "Таверне Донгга", находившейся на обращенном к морю конце скрипучего причала. В таверне было просторно и прохладно; стены, плетеные из "морской древесины", то есть из одеревеневших стеблей океанских водорослей, пропускали зайчики солнечного света, образуя филигранный узор на дощатом полу. Три арша, носивших только свободные набедренные повязки и шляпы с круто загнутыми полями и вмятыми сверху коническими тульями, горбились над стойкой, поглощая пиво из огромных горшков. Покосившись через плечо на новоприбывшего с выражением, показавшимся Хетцелю презрительным, они отвернулись и продолжили гортанную беседу.
Хетцель уселся за столом; через некоторое время к нему подошла официантка - молодая полногрудая блондинка с широкими бедрами и физиономией скорее непроницаемой, нежели неприветливой.
"Чего пожелаете, сударь?"
"Чего-нибудь прохладного и легкого. Что бы вы порекомендовали?"
"Мы делаем превосходный пунш с ромом, кабинчем, едкогубовым соком и лимонной тыквой".
"Прекрасно!"
Сохраняя величественное достоинство, официантка принесла зеленовато-желтую смесь, приятно удивившую Хетцеля терпким привкусом. "Неплохой напиток!" - похвалил он.
Официантка ответила морозным кивком. У нее было круглое лицо - такое же, как у медсестры доктора Льювиля - еще недавно, наверное, она была очень миловидна.
Хетцель спросил: "Здесь, в Масмодо, всегда так тепло?"
"Почти круглый год. Прохладнее только в сезон дождей".
Хетцель решил, что медсестра была определенно привлекательнее официантки, выпуклости которой опасно граничили с ожирением, даже со скидкой на разницу в возрасте, составлявшую, на взгляд, лет пять. "Вы не здешняя?" - спросил он.
Официантка ограничилась кислой усмешкой и отвернулась, чтобы обслужить другого посетителя. Хетцель задумчиво допил свой пунш, после чего, улучив момент, заказал еще один: "Не хотите ли тоже освежиться?"
"Спасибо, я не пью".
Через некоторое время она принесла ромовый пунш. Хетцель спросил ее: "Как тут у вас развлекаются?"
"Можно тут сидеть, пить и слушать, как плещут волны. Иногда арши рассказывают грязные сплетни или убивают друг друга. Вот, примерно, и все, чем тут можно развлечься".
"По меньшей мере, если вы заболеете, больница под рукой. Кто местный врач?"
"Врач на пенсии - он больше не принимает".
"В самом деле? Мне показалось, что я видел, как в коттедж заходила медсестра. Кстати, она чем-то на вас похожа".
"Медсестра? - официантка приподняла почти незаметные брови, удивленная неспособностью посетителя разбираться в простейших житейских ситуациях. Она там просто убирает. И ухаживает за отцом, если это можно так назвать. Вы действительно думаете, что она на меня похожа?" - последний вопрос был задан с презрительным вызовом.
"Не могу сказать с уверенностью, но она тоже блондинка. В вас заметны характер и стиль - если позволите сделать такой комплимент".
"Хмф! Здесь вся моя жизнь идет насмарку".
"Почему вы не хотите со мной выпить?"
"Я не прикасаюсь к спиртному. От него у меня вся кожа покрывается прыщами".
"Это, конечно, недопустимо! - решительно согласился Хетцель. - Кстати, когда я заглянул в местный телефонный справочник, я обнаружил, что в Масмодо есть еще один врач. Может быть, конечно, это устаревший справочник". Хетцель вопросительно взглянул на официантку.
"Наверное, устаревший", - она отвернулась.
Хетцель вернулся на веранду гостиницы, надел увеличительные очки и сидел, наблюдая за лазаретом. Ближе к вечеру медсестра или сиделка - если она была таковой - вышла на крыльцо, чтобы обменяться парой слов с водителем фургона из продуктовой лавки. Еще через полчаса на верхнюю террасу у коттеджа вышел согбенный пожилой человек с тросточкой, усевшийся под пляжным зонтом. Под аршской шляпой с загнутыми полями и конической тульей Хетцель заметил влажные седые локоны, бледность лица и длинный, уныло висящий нос. Ему удалось мельком взглянуть прямо в мутно-серые глаза старика. Доктор Льювиль - если это был он - поглядывал вокруг, не останавливая взор ни на чем определенном. Хетцель подозревал, что с возрастом врач потерял остроту зрения.
Хетцель снял увеличительные очки, спустился с веранды и прошелся вверх к коттеджу доктора Льювиля. Доктор мог принять или не принять его - так или иначе, для каких-либо ухищрений или задержек не было основательных причин.
Доктор Льювиль не пожелал принять Хетцеля. Заметив приближение незнакомца, врач поднялся на ноги, раздраженно покачал головой и, хватаясь за перила и косяки, вернулся к себе в коттедж. Когда Хетцель нажал кнопку дверного звонка, в двери открылось небольшое смотровое окно - выглянула сиделка: "Доктор Льювиль вышел на пенсию. Он больше не принимает пациентов".
"Я не пациент, - возразил Хетцель. - Меня всего лишь интересуют несколько фактов, касающихся бывшего сотрудника доктора Льювиля, а именно Форенса Дакра".
"Доктор Льювиль никого не принимает, сударь".
"Просто передайте ему мои слова. Я подожду".
Сиделка закрыла окошко и через некоторое время вернулась: "Доктор Льювиль не желает обсуждать доктора Дакра".
"Скажите ему, что Дакра ожидают большие неприятности, и что сведения, которые может предоставить доктор Льювиль, могут иметь большое значение для решения этого вопроса".
Сиделка отрицательно трясла головой - ее светлые кудрявые локоны раскачивались и подпрыгивали: "Ничего я ему не скажу, потому что ему нельзя волноваться. Он ни в коем случае не станет обсуждать доктора Дакра - от этого он только заболеет". Она начала закрывать окошко, но Хетцель придержал его в полуоткрытом положении: "Неужели? Он в самом деле так плохо себя чувствует?"