Но, невзирая на все эти заботы, я постепенно проникалась радостью жизни в Годлин-холле. Разумеется, я часто вспоминала папеньку, а временами, особенно по ночам в спальне, когда я оставалась одна, воспоминания эти доводили меня до слез, но я уже привыкала к своей утрате и училась с нею жить. Сему способствовали долгие прогулки по садам в окрестностях дома. Я утишала свое горе тем, что папенька прожил большей частью счастливую и интеллектуально наполненную жизнь, а кроме того, дважды познал истинную любовь - супружескую, а затем дочернюю. Я возвращалась, надышавшись свежим воздухом, ноги мои слегка ныли, настроение неизменно повышалось, и я взирала на свою переменившуюся жизнь с оптимизмом.
Как ни радовалась я новой обстановке, меня по-прежнему раздражал спертый воздух в спальне и моя положительная неспособность открыть окно. То было высокое окно, вверху заостренное, почти стрельчатое, однако шире, от пола и потолка отстоящее не более чем на три фута и разделенное вертикально на две половины, каковые, говоря теоретически, надлежало открывать, дабы проветривать комнату. Однажды после обеда, заметив, как Хеклинг шагает по двору, а вокруг скачет его пес Перец, я решила обсудить с конюхом эту незадачу.
- Оно не открывается, - сообщил мне Хеклинг, пожав плечами и смерив меня равнодушным взглядом, словно недоумевая, как мне хватило глупости предположить иное.
- Разумеется, открывается, мистер Хеклинг, - возразила я. - На нем две рукояти, обе так и ждут, чтобы их повернули. Но, как я ни стараюсь, они не поддаются. Может, их надо смазать?
- Мистер Уэстерли его запечатал, - сказал Хеклинг, пожевав нечто отвратительное, и от его чавканья мне захотелось убежать со всех ног. - Смолу горячую в замок залил, вон оно как. Чтоб никто не отмыкал.
Я недоверчиво глядела на него - он что, полагает, я скудна умом?
- И зачем бы ему поступать столь нелепо? - спросила я.
- Говорил, дескать, сквозит очень. Половину окон в доме запечатал. Сами гляньте, коли не верите. Топить-то такой домище куда как накладно. А кошель не бездонный. У кого деньжата есть, те их небось и тратят.
Я вздохнула. Какой вздор и какая досада; в спальне моей уже отдавало затхлостью. Я не хотела оставлять дверь нараспашку - мне потребна приватность и незачем внушать детям, будто им все дозволено, а я прекрасно знала, как любят дети копаться в чужих вещах; я всего лишь желала ежедневно проветривать. Спала я беспокойно, и, полагаю, отчасти это объяснялось духотою.
- Вам еженедельно платят как подобает, мистер Хеклинг? - осведомилась я, ухватившись за возможность задать ему еще несколько вопросов; обыкновенно, завидев меня, он отворачивался и шагал прочь. Как-то раз он даже оседлал свою Винни и от меня ускакал; феноменальное поведение.
Он сощурился, пожевал губу, поразмыслил, затем кивнул:
- А то. Вы что, колготились?
- Вовсе нет, - отвечала я, слегка краснея, но не отводя взгляда; этот человек меня не напугает. - Разумеется, мистер Уэстерли поручил финансы мистеру Рейзену, не так ли?
- А то. Сколько я знаю.
- Как вы полагаете, мы в ближайшее время его увидим?
- Мистера Рейзена? - пожал плечами он. - Да с чего бы? Коли вам надобно с ним повидаться, вы бы…
- Мистера Уэстерли, - поправила его я, совершенно уверенная, что он и так прекрасно меня понял. На миг мне почудилось, будто он вот-вот улыбнется - редкое дело, - но он явно передумал. Взглянул на Перца, что сидел подле и переводил взгляд с меня на хозяина и обратно, следя за нашей беседой. Я уже заподозрила, что собака откроет мне больше, чем Хеклинг.
- Это навряд ли, - в конце концов отвечал этот последний. - Мне уж пора, мисс. Перцу бы побегать, а то он свирепеет.
- Он, вероятно, очень занят, раз не может даже навестить детей, - заметила я. - А что касается миссис Уэстерли, не представляю, как она могла с ними расстаться. Они такие сокровища.
Он гавкнул в рассуждении засмеяться, отчего мне в лицо полетела слюна; я в омерзении отступила и отерлась. Разумеется, этот скот и не подумал извиниться.
- Сокровища, - повторил он, тряся головою. - Небось можно и так сказать. - Он снова рассмеялся, явно позабавленный моим замечанием.
Я смотрела, как он шагает по дорожке, то и дело подбирая палки и бросая их собаке. Я пообещала себе, что не отвернусь, пока он не исчезнет из виду, и наконец, несколько удалившись и, по видимости, ощутив мой взгляд, он помедлил и повернулся, уставился мне в лицо, и мы, двое работников этого дома, наблюдали друг за другом и ждали, кто первый сдастся. Он был слишком далеко, и его гримасы я не разглядела, но когда он подобрал палку, толстый сук, и угрожающе взвесил ее в руке, а собака в предвкушении заскакала вокруг, меня мороз подрал по коже и я отвела глаза, кляня себя за неспособность одолеть грубияна в гляделки.
Глава десятая
Мы с детьми ежедневно занимались в классной комнате, что располагалась в конце коридора третьего этажа, за короткой лесенкой. То была светлая комната, с замечательным видом на поместье; на стене классная доска, под нею огромный учительский стол с великим множеством ящиков, напротив две детские парты поменьше, бок о бок.
- Сколько девочек вы учили в этой вашей лондонской школе? - как-то утром спросила Изабелла; она сидела за партою, по обыкновению безупречно нарядная, и ее карандаши лежали перед нею аккуратным рядком.
- В классе помещалось человек тридцать.
- Мои сверстницы? Или Юстаса?
- Скорее Юстаса, - сказала я, и в ответ на это он поднял голову и улыбнулся. Какое прелестное лицо, подумала я. Обычно опасливое, едва ли не испуганное, но, когда он улыбался, все это мигом исчезало и он словно преображался в совсем другого мальчика. - Даже помладше. Их называли "маленькие девочки".
- А с ними бывали неприятности? - продолжала Изабелла.
- Неприятности?
- Вам приходилось их наказывать?
- Иногда, - сказала я. - Но очень редко. Ты должна понимать, Изабелла: школа, где я служила, была не как в книжках. Учителя не искали всякой возможности высечь злополучных своих подопечных или заставить их гулять по двору с картонкой на груди "Осторожно: кусается". Мистеров Брокльхёрстов в нашем учебном заведении тоже не водилось. Нет, мы были добры к нашим девочкам, а они в ответ уважали нас и увлеченно занимались. В основном.
- Я бы хотела поучиться в школе с другими девочками, - задумчиво промолвила Изабелла. - Но папа говорил, нам положено учиться здесь.
- Частное образование - привилегия всякой состоятельной семьи, - объяснила я. - Только беднейшие слои принуждены учиться скученно. На самом деле большинство моих маленьких девочек уйдут из нашей школы, когда им минет лет двенадцать или тринадцать.
- И что с ними будет потом? - спросил Юстас. - Выйдут замуж?
- Господи боже, конечно нет, - усмехнулась я. - Тебе не кажется, что они чрезмерно юны? Ты вот представляешь, как выйдет замуж Изабелла?
Юстас слегка фыркнул, но примолк, поймав сестрин взгляд. Затем она мрачно воззрилась на меня - очевидно, моя легковесность ее рассердила.
- Я считаю, это было весьма грубо с вашей стороны, - тихо произнесла она. - Вы полагаете, никто меня не возьмет?
- Ну честное слово, Изабелла, - сказала я, надеясь рассеять этот мрак. - Ничего подобного я в виду не имела. Я лишь хотела сказать, что девочке твоих лет весьма необычно было бы пользоваться вниманием кавалера. Ты не согласна? Разумеется, со временем, когда ты подрастешь, твоей руки станет добиваться множество молодых людей.
- А вы, Элайза Кейн? - поинтересовалась она, взяв с парты карандаш и медленно вдавив остро отточенный кончик в левую ладонь. - Вы ведь не замужем, не так ли?
Я помедлила с ответом, опасаясь, что она поранится.
- Нет, - сказала я. - Не замужем.
- Но вы очень старая. Сколько вам лет?
- А как ты думаешь? - спросила я, в душе сожалея, что она об этом заговорила.
- Шестьдесят семь, - высказался Юстас.
- Мне двадцать один, нахал, - улыбнулась ему я.
- Двадцать один, однако не замужем, - продолжала Изабелла. - Вы не боитесь остаться синим чулком?
- Я об этом не думаю, - солгала я.
- Никогда?
- Никогда. В конце концов, у меня есть место. Здесь, в Годлин-холле. И я вполне довольна.
- Но вы разве не предпочли бы нам супруга? - спросила она.
- Ну, я не знаю, - отвечала я, и голос выдал мою неуверенность.
- Вы не хотите своих детей? Вам не утомительно заботиться о чужих?
- Я бы очень хотела своих детей. Надеюсь, однажды они появятся.
- Но ведь вы не сможете работать, если выйдете замуж? - не отступала она. Голос ее напряженно зазвенел, она костылем вгоняла в меня свою мысль, а острие карандаша все глубже вонзалось в ее ладонь; я занервничала: она вот-вот проткнет кожу, и прольется кровь.
- Это еще почему? - спросила я.
- А кто присмотрит за вашими детьми? Вы ведь не поручите их воспитание другой женщине?
- Изабелла! - прошептал Юстас, тыча ее в бок; на горестном его личике тревога мешалась с ужасом пред этими безобидными, казалось бы, замечаниями.
- Пожалуй, - отвечала я. - Надо полагать, мой муж станет работать, а я посвящу свое время детям. Так уж оно в жизни устроено. Но, Изабелла, все это лишь гипотезы, и…
- Дети - забота матери, не так ли? - продолжала она. - И ни одна женщина не должна ее замещать.