Он же, Кирилл, будет выглядеть идиот идиотом…
Конфликт погасил Спиря. Подлетел, схватил Ксанку за руку:
- Имей в виду, когда пойдёшь к Догу за нарядом… Он может затащить в ванну и тебя!
- Её не потащит, она в любой ванне утонет, - фыркнула Сандра, перестала играть желваками на щеках, пригладила ёжик стриженых волос, выбросила сигарету в урну и величественно отправилась к входу в учебный корпус.
Ксанка отпихнула Артёма, выпятив челюсть, посмотрела на Кирилла, но тот сделал вид, будто ищет кого-то, подчёркнуто повернувшись спиной к уходящей Сандре.
Честно говоря, его раздражало, что Артём так серьёзно озабочен судьбой Ксанки. В принципе, конечно, Спирино беспокойство понятно, но метёлка должна уметь сама за себя постоять. В конце концов, курсанты готовятся стать солдатами, и тут сопли ни к чему. Пристанет к тебе с принуждением ротный капрал, врежь ему в… эти самые гири. А потом подай рапорт вышестоящему начальнику. На приказы, с которыми не согласны, всегда подают рапорта. Правда, тут не приказ, а действие… Короче, сучка не захочет - кобелёк не вскочит! А в общем, курсанткам прозас дают, что не залетели. Сам же стык мало чем отличен от танца. Просто трутся иными органами. И вообще, дамы и господа… Для капрала распластать метлу - что дать в лоб обрезку-курсанту. Это Галактический Корпус, а не детский сад, матерь вашу за локоток!.. Но Артём, похоже, в последнее не въезжает. Потому и ходит вокруг Ксанки, как кот вокруг валерьяны. И хочется, и колется!.. Проще надо быть. Если деваха тебе не по барабану, дождись личного часа, заведи её куда-нибудь в укромный уголок, прихвати за ананасы, стащи штаны и сделай так, чтобы она не зря принимала прозас…
- Не писай на зенит, а то в башне зазвенит! - сказала Ксанка Спире, выбросила окурок и нагнулась, поправляя магнитные застёжки на ботинках.
Она плохо загорала, и околоштековый пятачок над левым ухом казался немигающим птичьим глазом, удивлённо вперившимся в Кирилла. Другой, надо полагать, смотрел в песчаную дорожку, возле которой стояла урна.
- Я перед Догом в сучью стойку не встану, - добавила Ксанка, выпрямившись. - Не такой я паренёк, Артюшенька!
И Спиря засиял, будто внеочередное увольнение получил.
А Кирилл ещё больше обозлился.
3
Злоба в душе Кирилла Кентаринова жила сызмальства.
Скорее всего, потому что у него не было матери. Вернее, мама-то у него, ясно, имелась, да вот только он её совершенно не помнил. Осталось лишь призрачное ощущение присутствия рядом чего-то огромного, мягкого и тёплого. Чего-то хорошего и вкусного. Наверное, это была мама. То есть, конечно, это была мама! И, наверное, материнское молоко…
Чаще всего это ощущение приходило во сне. И всякий раз было тепло и мягко. А просыпался Кирилл с другим ощущением - гигантской, бесконечной, невыносимой потери. Эта потеря рождала жалость к самому себе, а жалость уже через несколько минут превращалась в злобу по отношению ко всему белому свету.
Кирилл не помнил не только маму. У него не отложился в памяти момент, когда его привезли (или привели?) в приют.
Первое воспоминание было уже в приютских стенах.
- Здравствуй, малыш! Как тебя зовут? - Певучий голос, в котором ничего нет, кроме радости.
- Килил.
- А меня Мама Зина. Я буду твоей воспитательницей. - Высокая женщина в белом платье (это потом Кирилл узнал, что такое платье называется халатом и его носят не только воспитательницы, но и врачи) протягивает новичку конфету. - На-ка!
Тот с восторгом, едва ли не притоптывая от нетерпения, разворачивает фантик, а внутри - ничего…
- Слишком уж ты доверчив, Килил, - говорит воспитательница, передразнивая.
Кирилл не понимает, что ей не понравилось, но не это его расстраивает.
Потом он и сам порой угощал подружек такими "конфетками" - корпорация "Невский завод", производящая джамперы для всей Солнечной системы, выпускала в помощь любителям нехитрых розыгрышей всякие штуковины с использованием формованных силовых полей.
Но тогда, при знакомстве с Мамой Зиной, он знать не знал о конфетах-пустышках. Фантик с медведем был так красив! А разочарование столь велико, что слёзы сами брызнули из глаз.
- Э-э, да ты у нас, оказывается, плакса! - сказала Мама Зина осуждающим тоном. - Кто слишком часто слёзы льёт, тому Единый счастья не даёт.
Обида тут же обратилась в злость на обидчицу, слёзы мгновенно высохли, и это не укрылось от глаз опытной воспитательницы.
- Э-э, да ты, оказывается, ещё и злючка. - Мама Зина покачала головой. - Ну, пойдём, я тебе покажу, где ты будешь спать. - Воспитательница протянула новичку мягкую руку.
Кирилл попытался укусить её за палец, но Мама Зина была наготове. Сильные пальцы стиснули щёку злючки словно клещами, и Кирилл едва не завопил от боли. Но не завопил - детский умишко каким-то образом сообразил, что лучше вытерпеть. И мальчишка вытерпел. Лишь зубами скрипнул.
- Терпеливый, крысеныш, - удовлетворённо сказала воспитательница.
Клещи отпустили щёку Кирилла.
И тогда он не выдержал - всё-таки заплакал.
- К ма-а-аме хочу… К ма-а-аме…
- Не реветь, крысеныш! - скомандовала воспитательница. - Я теперь твоя мама. Я и Мама Ната. Не та мать, которая родила, а та, которая вырастила, - добавила она не очень понятную для Кирилла фразу.
Испуг прошёл, мальчишка перестал плакать. Мама Зина взяла его за руку и повела по коридору со светло-зелёными стенами. Коридор был не очень длинным, и вскоре они оказались в комнате, где стены тоже были зелёными, но другого оттенка. В комнате стояло несколько маленьких кроваток - Кирилл тогда умел считать только до трёх.
Мама Зина подвела его к одной из кроваток, в углу, застеленной зелёным же одеялом.
- Тут ты будешь спать. А сейчас пойдём знакомиться с другими детьми. Ты помнишь, как меня зовут?
Кирилл, само собой, помнил.
- Зина.
- Не Зина! - Пальцы-клещи угрожающе нависли над его лицом. - Мама Зина… Так как же меня зовут?
- Зина!
- Ах ты маленький упрямец! - Воспитательница вновь стиснула его щёку, теперь другую, да так, что Кирилл взвизгнул:
- Не надо!
На этот раз слёзы удалось сдержать; он и сам не понимал, каким образом, - просто не заплакал.
Воспитательница отпустила щёку и вновь спросила:
- Так как же меня зовут, крысеныш?
- Мама Зина, - вынужден был сказать Кирилл.
- Так-то, маленький упрямец. - Воспитательница снова взяла его за руку. - Пойдём знакомиться с детьми.
Кирилла привели в другую комнату, стены которой были окрашены в жёлтый цвет. И мальчишка увидел тех, с кем ему предстояло прожить следующие двенадцать лет. Правда, тогда он этого не знал. И совершенно не запомнил, как познакомился с Мамой Натой, хотя вскоре именно с нею в его мыслях ассоциировалось слово "мать".
Много позже он увидел голограмму своей настоящей матери. На могильной плите - когда Мама Зина сообщила крысенышу, где похоронены его родители. Кириллу было уже восемь. Он стоял перед могилой и, глядя на изображение женщины, запечатлённое в триконке - красивое круглое лицо, улыбающиеся серые глаза, длиннющие, как вечерние тени, ресницы, ямочка на подбородке, - мысленно спрашивал: "Почему же ты заболела? Почему так рано умерла?"
А потом Мама Зина объяснила Кириллу, что мать его умерла не от тяжёлой продолжительной болезни, как ему говорили. Собственно, это и вовсе была не болезнь… Всё очень просто: Екатерину Кентаринову прирезал кухонным лазерным ножом очередной сожитель, когда она в пьяном угаре приволокла в постель внеочередного. Именно так выразилась Мама Зина, и Кирюша возненавидел её, и стала она впредь уже не Мамой, а Стервой Зиной, и в скукоженную душу приютского крысеныша влился ещё один ручеёк злобы…
В общем, злоба стала для мальчишки сродни детскому - острому и непреходящему - желанию играть. Кирилл всегда на кого-нибудь сердился. То на Жердяя Севку, бывшего тремя годами старше и до тех пор отбиравшего сладкое у воспитанников из младшей группы, пока они не научились съедать свою порцию за столом, а не уносить куски в карманах, хвастаясь, кто дольше вытерпит и не съест… То на Маму Зину и Маму Нату, когда они ставили Кирилла, не желающего произносить перед трапезой обязательную молитву Единому Богу, на колени, в Тёмный Угол, который отгородили в игровой, чтобы наказанному слышно было, как другие в это время играют. Или отправляли в карцер за то, что отметелил вечно дразнящегося Петьку-Мартышку… То на Доктора Айболита, которого на самом деле звали Сергеем Ивановичем Неламовым, за то, что он делал Кирюше больные уколы, когда тот простужался.
Именно Доктор Айболит сказал как-то, что "на сердитых воду возят", посоветовал держать злобу при себе и даже объяснил, как это сделать.
"Когда начинаешь злиться, - говорил он, - вспомни что-нибудь хорошее. Вкусную шоколадную конфету, которую дарит, навещая детей, патронесса приюта. Хорошую погоду, когда выпускают на улицу…"
Кирилл вспоминал. И поначалу злился. На вкусную конфету за то, что её не было в кармане. На хорошую погоду, потому что она часто устанавливалась в те дни, когда надо учиться, и непременно портилась, когда приходил долгожданный выходной.
Тем не менее, в конце концов, он научился загонять злобу поглубже, откуда она не могла вырваться мгновенно и натворить дел, за которыми следовало неотвратимое наказание.
Доктор Айболит называл это аутогенной тренировкой и утверждал, что любой человек - хозяин своих чувств.
Именно Айболит первым посоветовал взрослеющему Кириллу Кентаринову пойти после приюта в Галактический Корпус.