Пора было возвращать Мизара в наше время. Эллон повернул рукоять обратного времени на панели коллапсана. В трансформаторе что-то замутилось, замелькала тень и стала превращаться в собачий, высунутый, жадно глотающий прохладу язык, а чуть выше зажглись два огонька, сперва тусклые, потом все более светящиеся, быстро превращающиеся в блестящие собачьи глаза. В трансформаторе времени обрисовался Мизар, живой, восторженно рвущийся к нам.
- Я с вами! Я с вами! - доносили приборы его ликующий лай.
Люк распахнулся, и Мизар пулей вылетел наружу. Он кинулся на грудь Ромеро, и Ромеро упал. Та же участь постигла и меня, а за мной пошатнулся Граций от удара массивной собачьей головы. Галакт устоял на ногах, я радостно обнял Мизара за шею.
- Уймись, бешеный! Расскажи, что видел в своем невероятном путешествии?
Мизар ничего не видел, кругом был туман, он пребывал в тумане несчётную бездну лет, а потом появились звезды, они мчались вокруг и недобро вспыхивали, он лаял на них. В общем, все было как на звездных экранах. Холода он не испытывал, проголодаться не успел, но жара была такая, что Мизар подыхал от жажды.
- Сейчас тебе дадут пить, - сказал Эллон.
Пока Мизар лакал воду, Эллон подготовил трансформатор к новому путешествию во времени. Я спросил, нельзя ли отложить полет в прошлое на завтра, чтобы Мизар отдохнул. Эллон сказал, что не только сиюминутное, но и прошлое время не ждет. Я снова обнял Мизара и спросил, все ли ему говорила Ирина о программе эксперимента. Пес улыбнулся. Все мы знаем, что собаки отлично улыбаются не одним хвостом, но и глазами, и пастью, но у Мизара была особая прелесть сдержанной улыбки. Он именно улыбался, даже в минуты наивысшей радости не позволяя себе вульгарно захохотать. Таковы, впрочем, многие собаки. Деликатность - в собачьей крови.
- Всё, Эли. Сначала я отправлюсь в будущее, а потом через будущее в прошлое, а в прошлом будет Земля и лес. Где Ирина?
- Она нездорова. Успех твоего эксперимента будет лекарством, которое ей всего нужней.
- Я всё сделаю, что потребуется.
И в третий раз мы увидели, как превращается в туманный силуэт большое красивое тело Мизара и как в пустоте еще минуту светятся два глаза и красный язык вымахивает прохладу уже невидимому телу. В лаборатории опять появился ушедший было Олег. Ирина лежала без сознания, у ее кровати дежурила Ольга. Олег опасался за ее жизнь. Люди и демиурги снабдили эскадру отличнейшими лекарствами, в том числе и от помрачения психики, но ни одно не подействовало. Медицинский автомат три раза выдавал разные диагнозы и назначал разное лечение - в его памяти нет знаний о болезни Ирины, настолько она необыкновенна.
Раздался резкий голос Эллона:
- Внимание! Возвращение из будущего! Пролет по инерции в прошлое!
Мизар вылетел из будущего без торможения в настоящем. Внешне это выглядело так, что в трансформаторе обрисовались в той же очередности тяжко пульсирующий язык, два глаза, туловище, ноги. Какую-то секунду я ожидал, что возвративший свой телесный облик пес радостно залает и потребует выхода наружу. Но туловище, так и не дорисовавшись до телесности, опять посветлело почти до полной прозрачности и пропало. Мизар, не задержавшись в настоящем, с разгона вылетел в прошлое. Эллон, согнувшись над коллапсаном, следил за огоньками, вспыхивавшими на панели.
- Подопытный пес Мизар унесся в прошлое, - сказал он, подходя к Олегу. - Нуль времени Мизар прошел живой и невредимый. Я добавил немного обратного времени к инерции вылета из будущего.
- Сколько ждать возвращения Мизара, Эллон?
- Около часа, командующий.
Я сказал Олегу:
- Если ты останешься здесь, я проведаю Голос. Он, вероятно, соскучился в одиночестве.
В рубке я стал ходить вдоль стены, как любил делать Граций. Анализаторы передавали Голосу картину эксперимента полней, чем это мог сделать я. Он только спросил о моем отношении к полетам в иное время. Меня наполняли смутные ощущения - надежда, смешанная с боязнью, и еще что-то, что можно было бы назвать инстинктивной неприязнью к такого рода опытам над живым существом.
- Положение, вероятно, грозней, чем все мы представляем себе, - сказал Голос.
- Ты, как и Ромеро, опасаешься, что нам грозит безумие?
- Безумие уже началось.
- Кроме Ирины, ни у кого не помутилось сознание. Если не говорить о машинах, конечно. Те сразу спятили.
- Машинный интеллект не защищен стабилизатором времени, как организмы. Они и должны были пострадать раньше.
- Ты и с этой гипотезой Ромеро согласился?
- Ромеро точно назвал причину.
- Неужели и ты, и я лишимся рассудка, Голос? Ты в первой аварии потерял ощущение "сейчас". Но сейчас мы все в "сейчас". Этого-то не будешь оспаривать?
Именно это он и оспаривал. Он сказал, что у нас уже утрачена сиюминутность, вернее, не сиюминутность, а сиюмгновенность. Время на корабле пульсирует между ближайшим прошлым и ближайшим будущим. Оно не течет плавно от прошлого к будущему, а вибрирует. Его сводит судорога. Голос ощущал дрожь времени в каждой клетке мозга. Вибрация между прошлым и будущим заставляет вибрировать и мысль: приказы, которые он отдает исполнительным механизмам, дрожат. Грубые исполнительные механизмы, к счастью, не разбираются в таких тонкостях, как дрожание мысли, вибрация приказа. Вероятно, в древней человеческой истории слуга тоже не обращал большого внимания на то, дрожащим или твердым голосом отдает приказ господин, - ему важней было содержание приказа. Долго так продолжаться не может. Наступит мгновение, когда вибрирующий приказ перестанет быть приказом. Тогда всё замрет на корабле.
- Граций дублирует тебя, но ни о чем похожем не говорит, - сказал я в недоумении.
- Скоро и он почувствует. Скоро вы все почувствуете, Эли. Время всё сильней лихорадит. Вибрация увеличивается. Промежуток между прошлым и будущим, внутри которого пульсирует время, постепенно раздвигается. И каждая вибрация оставляет след - накапливается прошлое, концентрируется будущее. Когда несовместимость прошлого с будущим станет слишком большой, время опять разорвется. Вряд ли мы отделаемся так легко, как в прошлый раз. Тогда мы вырвались из разорванного времени, между двумя солнцами, а что с нами будет, когда время разорвется на самом корабле?
- Грозно, даже очень! Голос, есть ли шанс на спасение?
- Только один - срочная стабилизация времени на корабле. Стабилизатор времени сейчас важней, чем трансформатор.
Меня вызвали в лабораторию. На полу лежал бездыханный Мизар. Глаза его были дико распахнуты, пасть оскалена, шерсть вздыблена. Все в молчании смотрели на мертвого пса. Молчание разорвал грозный голос Орлана:
- Эллон, ты обещал, что Мизар благополучно перейдет через нуль времени. Ты солгал.
Эллон так втянул голову, что над плечами виднелись только глаза, потускневшие и жалкие.
- Орлан, я не лгал. Мизар благополучно проскочил нуль времени. Мы все видели… Он исчезал в прошлом живой. Все видели…
- А вернулся мертвым. У тебя есть объяснение, Эллон?
Эллон сказал еле слышно:
- Я буду искать объяснения, но пока его нет.
Эллон с помощниками перенесли Мизара на стол для исследований, а я рассказал друзьям об опасении Голоса.
- Тебе лучше опять пойти в рубку, - посоветовал я Грацию. - Боюсь, у Голоса сдают нервы.
- Я поговорю о вибрации времени с Эллоном, - промолвил Орлан.
Эллон подошел такой подавленный, что мне стало его жаль.
- Голос предупреждает, что время на корабле вибрирует между прошлым и будущим и амплитуда увеличивается. Когда заработает стабилизатор корабельного времени, Эллон? - спросил Орлан.
- Немедленно займусь стабилизатором, Орлан. Оставлю все работы с трансформатором и переключу стабилизатор с микровремени на время корабельное, - поспешно сказал Эллон.
Орлан холодно сказал:
- Ты меня не понял, Эллон. Я спрашиваю не о том, когда ты займешься стабилизатором. Ты меня не интересуешь. Когда заработает сам стабилизатор, Эллон?
- Стабилизатор заработает завтра, - покорно сказал Эллон.
Я бросил последний взгляд на мертвого пса и увел Олега из лаборатории. В коридоре я сказал ему:
- Олег, если мы с тобой сдадим, последствия будут ужасны. Что бы ни случилось с другими, мы не должны поддаваться вибрации времени. И если все-таки произойдет разрыв между прошлым и будущим, держись за будущее, оставайся в будущем, Олег, ни в коем случае не выпадай в прошлое!
Он грустно улыбнулся:
- Ты прав - нам с тобой надо держаться.
Я заглянул ему в лицо. У него были усталые глаза - красные, воспаленные, опухшие. Я вздохнул. Только в двух людях на корабле я был в какой-то степени уверен - в себе и в нем. И это было ужасно. Но почему ужасно, я не мог ему сказать.
4
Я пришел к себе поздно. Мэри уже спала. Я осторожно разделся и лег. Меня разбудило рыдание Мэри. Она сидела на диване и плакала, уронив голову на руки. Я схватил её, повернул к себе ее лицо.
- Что с тобой, Мэри? Что с тобой? - говорил я, целуя ее мокрые щеки.
Она отстранилась от меня.
- Ты меня не любишь! - прорыдала она.
- Мэри! Что ты говоришь? Я не люблю тебя? Я? - После мутного сна я ничего не мог сообразить и снова хватал ее и целовал.
Она опять вырвалась, гневно стукнула ногой по полу.
- Не прикасайся! Не любишь! И если хочешь знать, я тоже тебя не люблю!
Лишь сейчас я начал понимать, что происходит. Я отошел от Мэри, сел в кресло, спокойно заговорил:
- Итак, я тебя не люблю? И ты меня не любишь? Интересное признание! Но почему ты решила, что я тебя не люблю?