Я замолчал, отдыхая. Я многое дал бы, чтобы оживить лжеарана и, ожившему, бросить в зловещий верхний глаз страстные обвинения. Он недвижно висел передо мной. И все три глаза были мертвы - нижние, обыкновенные, умевшие только всматриваться, и верхний, грозный, проникавший в чужую мысль… Оан не мог слышать, не мог ответить. Он был мертв. Он успел уйти от наказания. Уход из жизни ему удался. Но не из мира! Вечно будет труп предателя висеть в прозрачной теснице демиургов!
Отдохнув, я продолжал:
- Нет, в одном я не прав - вы не могли не знать об ужасной роли мирового тяготения в том кипящем котле из звезд, который мы называем ядром, и о спасительной роли так легко рвущегося здесь времени. Вы сами хотели овладеть искусством поворота времени. Разве не для этого ты нырнул в бездну коллапсара? Глупец! Ты не нашёл ничего лучшего, как ринуться в ад, чтобы овладеть адскими силами, - так это тебе, вероятно, самому воображалось. Вот он, коллапсар, который тебе не давался - он на нашем стенде! Все, что ты искал в антивзрыве звезды, мы находим в лаборатории. Мы еще не властны над макровременем тел и светил, но атомное время нам уже подвластно. Мы его разрываем, изгибаем, замедляем, убыстряем - как нам угодно! Мы уходим из ядра, изменник. Но мы еще вернемся, - и тогда, Жестокие, вряд ли вам удастся доказать, что ваша сила равна вашей жестокости!
10
А затем произошло то, что, как я сейчас понимаю, неизбежно должно было произойти.
Голос отлично чувствовал пространство; МУМ безошибочно рассчитывали скопления масс и указывали, как избегнуть больших звездных препятствий, как увильнуть от оголтело несущихся звездных шатунов; Осима артистически лавировал между скоплениями и звездами-одиночками; ему помогали Ольга и Камагин: ни один не уступал Осиме ни в опыте, ни в осторожной смелости. Все было подготовлено, все предусмотрено.
Все, кроме одного. Мы были не единственной разумной силой в ядре. И мы не были хозяевами даже в том крохотном пространстве, какое вознамерились прорвать. Мы ошиблись в самом важном - мы опрометчиво убедили себя, что придется преодолевать лишь слепую стихию природы. А против нас действовал враждебный разум! Мы вступили в борьбу, надеясь, что таинственных наших врагов и в помине нет. А они были и нашей силе противопоставили свою. Сила сломила силу.
Голос предупредил, что приближаемся к пассивному участку пространства. Кругом неслись в том же бешеном танце те же бешеные светила; сам я никогда бы не выбрал этот район для прорыва. МУМ тоже не показала изменений в космосе. Но МУМ с её анализаторами - мы хорошо уже знали это - не улавливала того, что так легко выуживал из её данных Голос. Олег приказал выводить "Змееносец" в конус аннигилирующего удара.
В командирском зале в это время сидели все три капитана и Олег. Для меня там стояло особое кресло, но я не пошел туда. В обсервационном зале сейчас было полно: команды всех трех звездолетов, свободные от вахт, сгрудились у больших экранов. Мэри, Ромеро и я разместились против малого экрана в моей комнате. И мы отчетливо разглядели, как совершилась новая катастрофа.
"Змееносец" летел впереди "Козерога". Сам Камагин с "Козерога" выводил свой звездолет под удар аннигиляторов флагманского корабля. По судовой трансляции разнеслась - приказы капитана транслировались во все помещения - быстрая команда Камагина:
- Отключаю блокировку аннигиляторов вещества. Цель в конусе ноль-ноль три. Начинаю отсчет: десять, девять, восемь, семь…
И в этот момент из мутной мглы, кипящей дикими звездами, вынесся знакомый луч, точно такой же, какой поразил "Тельца". Он миновал "Козерога", ударил в "Змееносца". На экране повторилась уже виденная картина уничтожения корабля. Всеобщее ошеломление прервал истошный вопль Камагина:
- МУМ блокирована! Голос, Голос, есть ли связь с исполнительными механизмами? Голос, ответь!
Голос не отвечал. Мэри охнула и схватилась за сердце. Ромеро, мертвенно побледнев, лепетал:
- Это рамиры, адмирал! Они в ядре! Они захватили нас в плен!
Подавленный, я не мог оторваться от экрана. МУМ не работала, аннигиляторы блокированы, а какая-то сила вывернула наш звездолет назад и сама положила на прежний курс - в ядро, в кипение его диких звезд.
Я мрачно сказал:
- Рамиры всё знают о нас. Они могли бы легко погубить "Козерог", как погубили "Змееносца". Но они хотят поиграть с нами, как кот с мышью.
Часть четвертая. Погоня за собственной тенью
Для бога все прекрасно, хорошо и справедливо;
Люди же считают одно справедливым, другое несправедливым.
Гераклит из Эфеса
КАССАНДРА. Меня кружит пророчества безумный вихрь
И мучит боль предчувствий. О, беда! Беда!
ПРЕДВОДИТЕЛЬ ХОРА. О чужестранка, ты слывешь провидицей.
Но прошлого предсказывать не нужно.
Эсхил
В родстве со всем, что есть, уверясь
И знаясь с будущим в быту,
Нельзя не впасть к концу, как в ересь,
В неслыханную простоту.
Б.Пастернак
1
Уже в первые минуты после новой катастрофы меня ошеломила горестная догадка об истинной причине несчастья. Но она еще не завладела мной целиком: надо было спасать корабль, а потом доискиваться тайных причин беды. Я кинулся в командирский зал. Капитаны и Олег остались живы, только были уже не командирами корабля, а, как и все мы, пассажирами неуправляемой галактической скорлупки. В лаборатории и Эллон, и Ирина были растеряны, но невредимы. Лаборатория могла продолжать свои изыскания, если бы восстановилось снабжение энергией. Эллон гневно упрекнул нас с Олегом:
- Не захотели меня послушать! Торопились, а ведь ничто не грозило, пока мы не попытались безрассудно бежать.
- Идем с нами, Эллон! - приказал Олег, и мы втроем поспешили к Голосу.
Голос звучал слабо, но внятно. Он испытал болезненный толчок, когда отключилась связь с МУМ. Враги нанесли удар по управлению боевыми механизмами, все остальное - производное.
- Это рамиры. Они в ядре. Они не хотят выпускать нас. Мы - их пленники.
Он мог говорить о пленении с большей определённостью, чем каждый из нас. Уж он-то знал, что такое превращать космические корабли в пленников! Граций тоже пострадал. Когда рамиры заблокировали МУМ, Граций, потерял сознание и рухнул на пол. От его величавой богоподобности мало что осталось. Бессмертный, он после катастрофы держался на ногах гораздо хуже, чем все мы, смертные. Галакты поразительно плохо выносят жизненные передряги: они позабыли в своих райских городах о лишениях.
- Надо осмотреть МУМ, - сказал Олег.
МУМ, внешне совершенно невредимая, не работала. Граций, сопровождавший нас, взирал на неё с печалью, он ничем не мог помочь и от этого, вероятно, огорчался не меньше, чем от поломки МУМ. Мы отключили мыслящую машину от исполнительных механизмов и анализаторов и перенесли в лабораторию. В лаборатории, как нам сгоряча показалось, она снова заработала, но то была обманчивая работа - цепи пропускали сигналы, но не было того целого, что и называлось Малой Универсальной Машиной.
- Мне кажется, ваша машина без сознания, - заметил Граций. - Она в нервном потрясении. Что можно ожидать от механизма, лишенного естественных тканей?
Эллон зло покосился на галакта. Я увел разговор от опасной темы искусственного и естественного. Если МУМ только в обмороке, то есть надежда вывести ее из него. Олег велел доставить в лабораторию две резервные МУМ - снятую с "Овна" и привезённую Камагиным со "Змееносца". Они были не в лучшем состоянии. Их всех поразило нервное потрясение. А машина с "Тарана" по-прежнему путала причины со следствиями.
- Граций, - сказал я галакту, - теперь на Голос и на тебя ложится тяжелейшая обязанность. Анализаторы и исполнительные механизмы опять, как в Гибнущих мирах, будут подключены непосредственно к вам. Тогда Голос справился, но тогда мы не были в ядре. Если вы не справитесь сейчас, нам всем крышка.
- Надеюсь, мы справимся, - промолвил он. - Но объясни, адмирал, что значит странный термин "крышка"? Мне кажется, он символизирует что-то плохое.
Я заверил галакта, что он точно истолковал выражение "всем нам крышка".
МУМ "Козерога" стала показывать признаки жизни. Она словно бы приходила в себя после обморока. Подавленные, мы молча слушали ее ответы на сигналы. МУМ сошла с ума. Она вообразила себя девушкой, ускользнувшей из дому. Она не слушала вопросов, не принимала заданий и на все электрические импульсы, подаваемые на вход, она отвечала горестными стихами:
Ах, любила меня мама, уважала
За то, что я скромная дочь.
А дочка с милым убежала
В одну непроглядную ночь.
- лепетала МУМ рыдающим нежным голоском.
Потом она стала называть себя Марусей и выдала такими же стихами, что Маруся отравилась и что ее повезли в больницу, а в больнице не спасли. Бред был не только нелеп, но и удивителен. В памяти машины конструкторы не заложили ни представлений о нехороших дочерях, убегающих от порядочных матерей, ни имени Маруся, ни больниц и уж, конечно, не обучали МУМ стихотворству. Все это она придумала сама, когда лишилась рассудка.