- Меня радует, что ты услышал о себе несколько неприятных, но правдивых слов, - сказала она. - И я сама много раз собиралась сказать тебе то же самое, но жалела тебя: ты так принимаешь близко к сердцу каждый пустяк… Между прочим, кошек я сама посоветовала не брать.
- И напрасно! Я бы перенес кошек на корабле. Примирился бы…
- Вот этого и опасались, что ты заставишь себя переносить и примиряться.
- Ладно о кошках, не терплю их! - с досадой сказал я. - Скажи лучше, что делать?
- Самое важное - что в совместной работе МУМ и Голоса появились рассогласования. Если это правда, то это серьезно.
- Пойду проверять, - сказал я.
В оперативной рубке по кольцу вдоль стен шествовал Граций. Он с обычной неспешной серьезностью выполнял свои новые обязанности. Практически они сводились пока к беседам с Голосом обо всем на свете и о многом прочем.
- Голос, - сказал я, - как работа с мыслящими машинами?
- Обе МУМ слишком медлительны, - пожаловался он.
- Ты хочешь сказать, что рассчитываешь варианты быстрее?
- Я не такой глупец, Эли, чтобы утверждать это. Рассчитывать быстрее МУМ невозможно. Но я уже говорил тебе, что не перебираю варианты. Я сразу нахожу ответ.
- Да, ты говорил. Но как это возможно?
- Варианты появляются во мне сразу. Мое дело - взять верный, а отброшенные даже не проникают в сознание. Я их оцениваю в целом, а не перебором причин и следствий. МУМ еще не вычислила всех вариантов, когда я подсказываю решение. Это немного путает ее работу, но ни разу не направило нас по неверному пути.
Я обратился к Грацию:
- И ты мыслишь готовыми оценками, а не сравнением вариантов?
- Стараюсь, Эли, - ответил он величаво.
Все это было не то и не так, как представлялось Эллону и Ирине. Я пошел в командирский зал. Чтобы не отвлекать Осиму я попросил Олега выйти. Он повел меня к себе. Олег занимал квартирку из двух маленьких комнат, каждая походила на старинные корабельные каюты. Я еще не бывал у Олега дома, все встречи происходили в служебных помещениях. Посреди комнаты стоял круглый столик, вокруг него кресла, на стенах висели портреты знаменитых звездопроходцев, среди них и мой. Я загляделся на портрет Андре. Отец Олега был сфотографирован, когда носил малиновые волосы: пышная, как бы пылающая шевелюра обрамляла бледное, тонкое лицо, глаза Андре смеялись. Он был все-таки очень похож в молодости на Олега, только теперь мода на завитые локоны прошла.
- Сфотографировано на Оре?
- Перед пленением, Эли. В день высадки на Сигме, где отца захватили невидимки. Вера доставила эту фотографию маме, когда вы с Ольгой и Леонидом продолжали путь к Персею. Что ты мне хотел сказать, Эли?
Я рассказал о требованиях Эллона, о просьбах Ирины. Олег слушал бесстрастно и только раз улыбнулся, когда я упомянул, что, по ее мнению, подавил собой всех.
- Тебя, кажется, это задело, Эли?
- Неприятно, когда бросают в лицо такие обвинения.
- Не расстраивайся. Я не из тех, кого можно принудить против воли. Если я соглашаюсь с тобой, то лишь потому, что ты прав. Я и настаивал на твоём участии в походе, чтобы прислушиваться к твоим советам. Это содружество, а не потеря самостоятельности. Очень жаль, что Ирина этого не понимает.
- И много другого не понимает, - добавил я.
Олег ровно кивнул головой. Я сказал, что отступать назад неразумно. Голос создает новую систему управления кораблем, и она эффективней той, что реализована в МУМ.
- Все дело в том, Олег, - сказал я, - что конструкторы использовали в мыслящих машинах лишь одну особенность человеческого мышления: способность рассуждать, способность выводить следствия из причин, то есть строить логическую цепь. Каждое разветвление логической цепи дает один вариант оценки ситуации. МУМ умножает и сравнивает варианты - вот её задача. Но мышление человека не исчерпывается этим. И в трудных ситуациях несовпадение машинного и человеческого мышления грозит крупными неприятностями.
Я привел такой пример. Каждый знает, что такое мать. А машине, чтобы уяснить все богатство понятия "мать", нужны сотни тысяч признаков и фактов: одно перечисление их займёт месяцы, но без него оценка машины будет уступать человеческому пониманию матери. Мы увидели пейзаж города и восклицаем: "Как красиво!" Но машине, чтобы точно восстановить наше восприятие, нужно перечислить все здания, все улицы, все деревья, все облака над улицами, а в каждом здании описать его архитектурную красоту и историческое значение, и начать с кирпичей, с красок стен, с перекрытий, с фундамента и еще черт знает с чего, и тогда красота, которую мы постигаем мгновенно, будет достигнута в качестве нескорого результата бесчисленного числа сопоставлений и совпадений - венцом безмерной цепочки причин и следствий.
- Ты машиноборец, Эли! - сказал Олег, улыбаясь. - Не берусь судить, прав ли ты. Но ты сказал о возможных крупных неприятностях. Неприятности в рейсе командующего близко касаются. Что ты имел в виду?
- Только то, что любая цепь в любую минуту может порваться в любом из своих бесчисленных звеньев - и весь длиннейший расчет станет абсурдом. Вспомни аварию на "Таране". В какой-то момент были перепутаны несколько следствий и причин. И вся логическая цепь полетела в пропасть! МУМ стала выдавать неверные решения. Еще хорошо, что, упёршись в тупик, она выключила сама себя. Среди абсурдных команд могла попасться и такая, как взорвать себя или направить аннигиляторы на другие звездолеты.
- Наши МУМ снабжены хорошей системой самоконтроля, Эли.
- Я говорю о ситуациях, когда и самоконтроль может отказать.
- Ты уверен, что с Голосом подобные неприятности невозможны?
- Если он внезапно не сойдет с ума. Он мыслит целостными образами. Он и рассуждает, и высчитывает, но это у него лишь подсобный прием. Естественно, он имеет преимущество перед машинами.
- Я согласен с тобой, - ровным голосом сказал Олег. - Считай, что ты опять подмял меня под себя и навязал свою волю. Трудные ситуации наверняка будут.
- Кто из нас скажет Эллону и Ирине, что их просьба вторично отклоняется?
Олег какое-то мгновение колебался.
- Скажи лучше ты. Мне трудно разговаривать с Ириной. Она без памяти от своего руководителя.
- Но это смешно! Наши звездные друзья - друзья, не больше. Есть в конце концов препятствия телесной структуры. Любовь - чувство лишь для особей одного рода. Оно куда уже товарищества. Ирина путает два несходных чувства.
Олег рассеянно глядел мимо меня.
- Я слышал, что ты влюблялся в некую Фиолу, змею с Веги. Разве змеи одной с нами природы?
- Юношеское увлечение, я давно позабыл о нём. Всё нас с Фиолой разделяло, а соединяло очень немногое. Я это скоро понял.
- Ирина тоже это поймет, но не уверен, что скоро.
7
Мы вступили в ядро.
Как спокойно звучат слова "вступили в ядро"! Как будто была межа, отделяющая ядро от околоядерного пространства, и ту межу пересекли. Не было межи, не было даже особенного сгущения звезд - в ускользающем наружу шаровом скоплении их напрессовано гуще. Но мы вступили в ядро, сразу поняв, что уже в ядре. Звезды вдруг стали шальными. Я продиктовал "вдруг" и "шальные" и задумался. Астрофизик упрекнет меня в приписывании мертвым телам человеческих свойств. Ничего не могу поделать, самое точное описание поведения светил будет это: ошалели! То, что светила светили, было уже не самым характерным.
Они неистовствовали, это было важней.
Этого не передать словами тому, кто не побывал в ядре! Нужно самому окунуться в хаос бешено налетающих, дико отлетающих звезд, чтобы содроганием души, не одними глазами постигнуть, что вступили в ядро: вокруг забушевал взрыв, и сам ты среди летящих сияющих осколков не больше, чем темная пылинка!
Мы знали звездные скопления - и рассеянные, как Плеяды, и два скопления Хи и Аш в Персее, и шаровые, вроде того, через которые пролетали. Там звезды были как звезды - висели в своих координатных узлах, их взаимные расстояния почти не менялись.
А если менялись, то много надо было времени, чтобы изменение стало заметным. Гармония звездных сфер там звучала мелодией всемирного тяготения, там был порядок.
А здесь господствовал хаос! Разве может быть гармония во взрыве? И когда одна звезда настигала соседку, из каждой выносились дымные протуберанцы, и у меня возникало ощущение, что одна вырывает у другой из головы клок волос.
- Эли, я не способна рассчитать траекторию ни одного из светил, - почти с испугом сказала Ольга, когда мы вчетвером сидели в командирском зале. - Законы Ньютона здесь перекрыты какими-то силами, вызывающими беспорядок. Ядро кипит. И я не могу понять, что вызывает кипение звезд. Какая гигантская мощь нужна, чтобы так нарушить звездное равновесие!
Олег задумчиво разглядывал звездоворот на экранах:
- Не кажется ли вам, друзья, что мы наблюдаем взаимное падение звезд в одну кучу? С последующим превращением их всех в разлетающуюся туманность!
- Это станет гибелью нашей Галактики, - ответила Ольга. - В ней около двухсот миллиардов звезд, половина сосредоточена в ядре. Если сто миллиардов светил взорвутся, от других ста миллиардов, в том числе и от нашего Солнца и от Персея демиургов и галактов, ничего не останется, кроме пыли.
- Зато разумные наблюдатели на других галактиках обрадуются, что зафиксировали появление еще одного квазара, - утешил я их.
- Я начинаю думать, что мы поступили опрометчиво, ворвавшись в эту кипящую звездную кашу, - сказала Ольга. - Олег, мне кажется, сверхсветовые скорости здесь опасны.