Он взмахнул рукой, и стоило ему это сделать, как случилось то же самое, что и вчера: в самых глубинах моего существа произошла метаморфоза. Я очнулся от оцепенения и, как он выразился, ушел из смерти, вновь став живым. Тем не менее я не был самим собой; я осознавал, что пребываю под гипнозом такой мощи, какую до сих пор не мог себе даже представить, но при этом я хотя бы не сомневался, жив я или мертв. Знал, что жив.
Он лежал и смотрел на меня, словно читал мысли, переполнявшие мою голову; впрочем, этим он и занимался.
- Роберт Холт, ты вор.
- Нет.
Я заговорил и вздрогнул от собственного голоса - как же давно я его не слышал!
- Ты вор! Только воры залезают в окна… разве ты не пришел сюда через окно? - Я молчал: что было проку возражать ему? - Но это хорошо, что ты залез в окно… хорошо, что ты вор… хорошо для меня! Меня! Именно ты мне и нужен… в удачное время попал ты мне в руки… в самое подходящее. Ведь ты мой раб… всегда при мне… сделаешь все, что только пожелаю… ты и сам знаешь это, да?
Я знал, и понимание собственной беспомощности ужасало меня. Мне казалось, что как только я смогу ускользнуть от него, как только освобожусь от пут, коими он меня связал, как только окажусь подальше от жутких чар его близкого соседства, хорошенько поем пару раз и отдохну, сбросив с себя изматывающий гнет умственной и телесной усталости, вот тогда я буду способен сразиться с ним на равных, а если он опять попытается поработить меня своей магией, ему это не удастся. Но как бы то ни было, в тот миг я осознавал, что бессилен, и эта мысль убивала меня. Он вновь и вновь старался внушить мне все ту же ложь:
- Я говорю, что ты вор!., вор, Роберт Холт, вор! Ты залез в окно ради собственного удовольствия, а сейчас ты полезешь в нужное мне окно - не это, другое. - Я не понял, в чем соль прозвучавшей шутки, но сказанное рассмешило его, и он издал скрежет, призванный означать смех. - В этот раз ты полезешь вором, о да, точно.
Он умолк, пронзая меня взглядом, ни на мгновение не отводя немигающих глаз от моего лица. Как отвратительно-притягательны были они - и как же я их ненавидел!
Он заговорил опять, и в голосе почувствовались иные ноты - горькие, жестокие, беспощадные:
- Ты знаком с Полом Лессинхэмом?
Он произнес это имя с нескрываемым отвращением - и в то же время так, будто ему нравилось проговаривать его вслух.
- С каким Полом Лессинхэмом?
- Существует только один Пол Лессинхэм! Тот самый Пол Лессинхэм… великий Пол Лессинхэм!
Он скорее прокричал, чем сказал это, и вспышка его ярости была так неистова, что мне на секунду подумалось, что он набросится на меня и разорвет на части. Я затрясся. Не сомневаюсь, что голос мой явственно дрожал при ответе:
- Весь мир знает Пола Лессинхэма… политика… государственного мужа.
Он метнул в меня гневный взгляд, глаза его распахнулись. Я стоял и ждал физической расправы. Но он пока ограничивался словами:
- Сегодня ты, как вор, полезешь в его окно!
Я все еще не понимал, о чем речь, и, судя по его следующей реплике, это недоумение отразилось на моем лице.
- Не понимаешь?.. нет!.. все просто!.. куда уж проще? Я говорю, что нынче ночью - нынче! - ты пролезешь в его окно, как вор. Ты залез в мое окно, так почему бы и не забраться в окно к Полу Лессинхэму, политику… государственному мужу.
Он будто передразнивал меня, повторяя мои слова. Я же - и горжусь этим! - отношусь к тем неисчислимым массам, что считают Пола Лессинхэма величайшим из ныне живущих политических деятелей; я из тех, кто с полным доверием полагается на него в великом деле конституционных и общественных реформ, кое он сам взвалил себе на плечи. Смею предположить, что когда я говорил, я не скрывал своего восхищения, а это пришлось не по вкусу человеку на кровати. Но я по-прежнему не имел ни малейшего понятия о том, что означает его безумная речь о воровском проникновении в окно Пола Лессинхэма. Она слишком напоминала бред сумасшедшего.
Я стоял и молчал; он, не отводя от меня взгляда, заговорил несколько по-иному - с нежностью, я и не думал, что он способен говорить с такими нотками.
- На него приятно смотреть, на Пола Лессинхэма… разве не приятно на него смотреть?
Я осознавал, что мистер Лессинхэм, в физическом плане, представлял собой образчик мужественности, но я не был готов принять сей факт в таком аспекте - и обсуждать его в той манере, в которой временный повелитель моей судьбы принялся развивать и углублять тему.
- Он стройный - прямой, как корабельная мачта… высокий… кожа белая; сильный… мне ли не знать, как он силен… о, силен!.. о да! Разве не прекрасно быть его женой?.. его возлюбленной?.. светом его очей? Неужели женщине может выпасть лучшая доля? О нет, никогда! Его жена!.. жена Пола Лессинхэма!
Он говорил тихо и напевно, дав волю неожиданной сентиментальности, и выражение его лица изменилось. Было видно, что он томится - желает чего-то сильно и страстно, - и это, пусть и не самое привлекательное, выражение тоски на мгновение преобразило его. Но лишь на мгновение.
- Стать его женой - о да! - женой, которую он презирает!.. униженной и отвергнутой!
Яд былой горечи быстро вернулся к нему, и я не мог не почувствовать, что передо мной не женщина, а мужчина. У меня в голове не укладывалось, отчего создание, подобное этому, вдруг переменилось и обратилось в такой манере к певцу величия Пола Лессинхэма. Но этот человек, как пиявка, прицепился к своему предмету, будто все действительно воспринималось им близко к сердцу.
- Он дьявол… твердый, как гранит… холодный, как снега Арарата. В нем ни капли теплой человеческой крови… он отвратителен! Фальшив!.. ага, словно вышел из сказок о лжецах, врущих ради вранья… он само вероломство. Ту, что держал в своих объятиях, он отверг, будто ее никогда и не было… улизнул прочь украдкой, как тать в ночи… возжелал забыть о самом ее существовании! Но отмщение уже здесь, скрывается во тьме, прячется среди камней, притаилось и ждет своего часа. А он настанет - день гнева! - да, тот самый день!
Он сел на кровати, воздел руки над головой и разразился воплем адской ярости. Вскоре он немного успокоился. Вернулся в лежачее положение, опустил голову на ладонь и пристально воззрился на меня, а затем задал вопрос, который, в тех обстоятельствах, поразил меня своей неуместностью.
- Ты знаешь, где он живет… твой великий Пол Лессинхэм… политик… государственный муж?
- Нет.
- Врешь!.. знаешь!
Он с каким-то рычанием выплевывал слова, словно хлестал меня ими по лицу.
- Нет. Такие, как я, не знают, где живут такие, как он. Может, как-то в печати мне попадался его адрес, но даже если так, я его не помню.
Он несколько секунд вглядывался в меня, точно хотел понять, говорю ли я правду; и ему это наконец удалось.
- Не знаешь?.. Ладно!.. я тебе покажу его… покажу дом великого Пола Лессинхэма.
Я не понял, что он пытался этим сказать, но вскоре все прояснилось - и стало для меня удивительным открытием. В его поведении сквозило нечто нечеловеческое, было в нем что-то, что я назвал бы лисьим. Говорил он со смесью желчи и насмешки, будто желал, чтобы его слова разъедали душу, обжигали мне сердце.
- Слушай меня во все уши. Не отвлекайся ни на миг. Внимай моему приказанию, дабы сделать все в точности, как я говорю. Не думай, что я опасаюсь твоего неповиновения, нет же!
Он умолк, словно указывая мне на мою беспомощность пред его колкостями.
- Ты залез ко мне в окно, как вор. Ты вылезешь из моего окна, как глупец. Ты пойдешь в дом великого Пола Лессинхэма. Говоришь, не знаешь, где он живет? Ладно, я тебе покажу. Стану твоим проводником. Невидимо, во тьме, в ночи, я прокрадусь с тобой и приведу туда, куда хочу привести… Пойдешь как есть, босым, с непокрытой головой, в одном-единственном плаще, скрывающем наготу. Ты продрогнешь, изранишь ноги, но разве вор заслуживает лучшего? Если кто тебя заметит, то примет за безумца, и тогда жди беды. Но не бойся, смело шагай вперед. Никто тебя не увидит, пока я нахожусь рядом. Я укрою тебя невидимым пологом… и ты беспрепятственно проникнешь в дом великого Пола Лессинхэма.
Он опять прервался. То, что он говорил, пусть и было нелепостью и сумасшествием, постепенно начало не на шутку тревожить меня. Слова срывались с его губ и странным, неописуемым образом подчиняли себе мои конечности, они будто обвивались вокруг меня и давили, все сильнее и сильнее, уподобившись смирительной рубашке, я же становился все более и более беспомощным. И уже знал, что какой бы безумный приказ он мне ни уготовал, у меня нет выбора - я исполню его.
- Когда подойдешь к дому, остановишься, осмотришься и найдешь окно, удобное для проникновения. Возможно, одно из окон будет открыто, как было мое, но если нет, ты сам откроешь его. Как - это твоя забота, не моя. Отточишь мастерство вора, пока будешь забираться в дом.
Чудовищность его предложения не давала мне беспрекословно подчиниться чарам, которые он вновь накладывал на меня, и я заговорил: чувство протеста наделило меня силой показать, что не все человеческое мертво во мне, хотя с каждой секундой остатки мужественности все быстрее ускользали из-под пальцев, как я ни старался их удержать.
- Я не пойду.
Он молчал. Смотрел на меня. Зрачки его расширились - его глаза, казалось, были сплошными зрачками.
- Пойдешь… Слышишь?.. Говорю, пойдешь.
- Я не вор, я честный человек; зачем мне делать это?
- Потому что таков мой приказ.
- Пощадите!
- Кого - тебя или Пола Лессинхэма?.. А кто-нибудь щадил меня, чтобы теперь молить о пощаде?
Он сделал паузу, затем вновь продолжил - повторив все то же немыслимое повеление еще более настойчиво, чтобы оно въелось мне в мозг.