Борг подошёл совсем близко. Его глаза надвинулись, издали они голубоватые, а вблизи водянистые, и в них моё смутное отражение. Я подумал, что он посылает мне менто, но уловить ничего не мог - ни слова, ни настроенности.
- Не понимаю, - сказал я.
Глаза отодвинулись.
- Улисс, - сказал Борг, - сегодня, кажется, разговор у нас получится.
- Конечно, старший. Только, если можно, не надо о том, что не проверено, опасно… С середины, если можно.
- Хорошо. Завтра мои ребята начнут собирать кольцо вокруг твоего корабля. Никто не знает, что это такое, и не должен знать. Модификация двигателя, вот и всё. Одновременно с обкаткой корабля тебе поручено испытать эту штуку. Вот и все.
- Обкатка по ремонтному графику - через двенадцать дней.
- Знаю. Как раз столько, сколько нам нужно.
- Ну и отлично! Пойду, старший. Покойной ночи.
- Покойной ночи.
Но когда я взялся за ручку двери, он окликнул меня:
- Погоди, нельзя же так, в самом деле… "Вот и все… Пойду…" Мне было бы легче, Улисс, если б ты отказался. И если бы отказались другие пилоты. Старый сумасброд поиграл бы с занятной игрушкой - и успокоился бы.
- Ты вовсе не старый, - сказал я.
Борг усмехнулся:
- Но сумасброд, хочешь ты сказать… Ну ладно. Через двенадцать дней полетим, а теперь иди, досыпай.
- Полетим?!
- Да. Я решил лететь с тобой.
- Тогда я отказываюсь. Летать - моё дело.
- Разумеется. Но согласись, что уж больно особый случай. Только моё участие в опыте может что-то оправдать.
- Не выйдет, старший. Я полечу один. И никак иначе.
Мы помолчали. Потом Борг сказал:
- Ладно, ещё вернёмся к этому разговору. Ступай.
Настали трудные для меня дни. "Улисс, что за колечко монтируют вокруг твоей, посудины?" - спрашивали знакомые и полузнакомые пилоты. "Он хочет изобразить модель Сатурна". "Он будет прыгать сквозь кольцо, как учёная собачка"… "Да отвяжитесь вы, - отвечал я. - Говорю, сам не знаю. Модификация двигателя, магнитостриктор новой конструкции. Чего вы ржёте?"
Антонио требовал, чтобы я показал ему программу испытания прибора, - он, видите ли, как лицо, отвечающее за безопасность полётов, должен знать. Я отсылал его к Боргу.
Но особенно осложнились у меня отношения с Робином.
- Я давно мог бы летать первым пилотом на дальней линии, - говорил он. - Шесть раз Самарин предлагал мне это. Шесть раз я отказывался…
- И зря, - отвечал я. - Не надо было отказываться.
- Теперь сам вижу, - сказал Робин, и лицо у него было такое, что я невольно отвёл взгляд, - сам вижу, что был дураком. Хорошо, допустим, ты не знаешь, что надо испытывать, хотя я в это не верю. Но объясни, по крайней мере, почему ты решил лететь один…
Наконец - это было накануне дня, назначенного для испытания, - я не выдержал. Не мог я улететь, рассорившись с Робином. Не мог, вот и всё. Мы заперлись в каюте, и я предупредил его, что ни одна живая душа…
- Ладно, понятно, - прервал меня Робин. - Давай без предисловий.
И я рассказал ему всё, что знал, о кольце Борга и предстоящем испытании.
Некоторое время Робин думал. Я не мешал: такое не сразу переваришь. Потом он спросил:
- Значит, эта штука, которую смонтировали на пульте…
- Да, - сказал я. - Привод автомата. Он введёт в режим синхронизации времени-пространства, он же и выведет из режима по заданной программе.
- А на каком принципе работает хроноквантовый совместитель?
- Не знаю. Теоретическую сторону по-настоящему понимает только Феликс. Ну, ещё, может быть, несколько парней из его института.
- Давай инструкцию, - сказал Робин. - Все-таки свинство с твоей стороны: меньше суток у меня остаётся для подготовки, хоть спать не ложись.
- Робин, полечу я один. Ни к чему подвергать…
- Ни к чему зря сотрясать воздух, Улисс. Вместе летали, вместе и… Давай, говорю, испытательную инструкцию.
Глава девятая
ЗВЁЗДНЫЕ МОРЯ
Буксир отвёл наш корабль от причала "Элефантины", и мы стартовали.
Для обкатки двигателей после профилактического ремонта было достаточно обычного прыжка к Луне. Но я вывел корабль на касательную по направлению, заданному в инструкции Борга.
Мы были обвешаны датчиками биоаналитических устройств - на манер знаменитых собачек, которым поставлен памятник.
О собачках я упоминаю не случайно: об этом был у меня за сутки до старта трудный разговор с Боргом. Он вдруг заявил, что ни я, ни Робин, ни любой другой человек не полетит. Автоматика обеспечит ввод и вывод корабля из режима синхронизации, а собака - достаточно высокоорганизованное животное, чтобы судить, как перенесёт безвременье живое существо. Мы крепко поспорили. А проще сказать - я упёрся. Оставим, говорил я, собачьи ощущения для собак. Они сделали своё дело, когда человечество только начинало выходить в космос. Теперь же мы не новички в пространстве, и нет ни малейшего смысла испытывать синхронизатор без человека: ведь, прежде всего, надо знать, как пройдёт сквозь время человек. Я понимал смятение Борга, но… должно быть, мне нужно было одолеть собственное смятение. И я, повторяю, упёрся как никогда.
И вот мы стартовали.
Перегрузка привычно вжала нас в кресла. Мы разогнались и пошли на крейсерской скорости и, взяв пеленги по радиомаякам, точно определили своё место в пространстве.
Я ощутил на себе ожидающий взгляд Робина и послал ему менто: "Пора, приготовься". И нажал кнопку автоматического привода.
"Что будет теперь?" - пронеслось у меня в голове. Мгновенная гибель? Или безвыходность во времени, и тогда - долгое умирание от голода, жажды и удушья… А может, оно не сработает, и мы бы спокойненько развернулись и пошли к Луне. Конечно, потеряем массу времени, но это будет простое, не расслоённое время, и мы отделаемся неприятным разговором с начальством.
Истинно сказано где-то, что мозг не имеет стыда…
Я покосился на Робина - не уловил ли он моих трусливых мыслей? Вряд ли… Эти мысли пронеслись мгновенно - или время уже прекратило течение в объёме пространства, занятом кораблём?
Корабельные часы стояли, вернее - не показывали времени, и это свидетельствовало о том, что опыт начался. На измерителе условного времени прошло несколько условных секунд. Экран внешнего обзора светился, но я не видел ни одной звезды - ещё одно доказательство. Плазменные двигатели не были выключены - их приборы показывали все, как обычно, только указатель тяги стоял на нуле, как и указатель скорости. Они и не могли ничего показать…
А потом наступило страшное. Я перестал видеть. Я не ослеп - какое-то восприятие света было, но я ничего не видел. Потом странная внутренняя дрожь прошла по всему телу сверху вниз, но не ушла, а наполнила меня и продолжала прибывать, а я не мог крикнуть, не мог шевельнуться - как в дурном сне, только нельзя было проснуться, и это тянулось, тянулось бесконечно, и этому не будет конца, потому что нет времени, и это было всегда и будет всегда… Дрожь, и боль, и свет в глазах - не знаю, открыты они или нет… Я не знал ничего - кто я, где я, - ничего. Потом возникли ни на что не похожие видения - будто я продираюсь сквозь какие-то помехи - бесформенные и меняющие цвет, они меня мягко сдавливают, а дышать я не смогу, пока не выберусь, - это не облака или облака, но очень плотные, они давят, тормозят, а если я остановлюсь, будет смерть - она совсем не страшная, она мягкая, плотная, только скорее, скорее, скорее…
Что-то будто лопнуло со звоном, и я увидел перед собой пульт, а справа - Робина. Он крутил головой и хватал воздух ртом, как рыба на берегу. Должно быть, то же самое делал и я…
По условному времени прошло восемнадцать секунд. Автомат уже вывел корабль из режима синхронизации, и мы шли на обычном ионном ходу, на обычной крейсерской скорости.
Некогда было обмениваться эмоциями. Надо было срочно определить своё место, и я включил астрокоординатор. Предстояло пройти режим торможения, сделать разворот на обратный курс и снова включить автомат синхронизатора, чтобы он снова - если только сработает во второй раз! - пронёс нас сквозь время к тому месту, откуда начался опыт.
- Посмотри! - сдавленно сказал Робин.
Я взглянул на вычислитель астрокоординатора и…
Восемь десятых парсека! Сознание отказывалось верить. Но вычислитель бесстрастно утверждал, что мы находились далеко за пределами Системы, примерно в направлении Проциона, на расстоянии около трех световых лет от Земли…
Мороз продрал меня по коже. На экране внешнего обзора обозначились рисунки созвездий, несколько сдвинутые, смещённые в новом ракурсе. Черт, где же Солнце? Я закодировал задачу на искатель. Звезды поплыли по экрану, и вот перекрестие координатора остановилось на жёлтенькой звёздочке, бесконечно далёкой…
Мы переглянулись с Робином. Должно быть, мы подумали об одном и том же: а если координатор врёт - мало ли что могло с ним произойти в режиме безвременья, - что тогда? Куда попадём мы после обратного прыжка? Топлива у нас ровно столько, сколько нужно, чтобы сделать поворот, а потом, после безвременья, добраться до Луны. Если координатор соврёт и нас занесёт далеко в сторону, на ионном ходу не хватит ни топлива, ни жизни… На миг мне представился мёртвый корабль, обречённый на вечное скитание в космосе…
Но тем временем руки, которые всегда оказываются надёжнее мозга, делали своё дело: я включил тормозные двигатели, чтобы на малом ходу начать поворот.
Поворот длился целую вечность. Истекали сутки за сутками корабельного времени, и мы с Робином немного свыклись с обстановкой.