- К вашему сведению, молодой человек: для одиннадцати лет прохождения сигнала три метрических секунды выпадают из допусков на точность совпадения земного и сапиенского календарей.
- Возможно, - согласился Феликс. - Но следующая передача пришла ещё быстрее. Вот её номер и величина опережения. И дальше - по нарастающей. Последняя передача пришла на два часа раньше расчётного времени. Здесь закономерность… Вот номер передачи, отправленной вами двадцать два года назад: "восемнадцать тридцать девять". Ответ на неё придёт завтра. С опережением на двадцать с лишним суток.
Дед откинулся на спинку кресла, его сухонькие руки с коричневыми стариковскими пятнами лежали на столе.
- Чепуха, - сказал он.
Я оглянулся на Робина, он усмехнулся и подмигнул мне.
Теперь заговорил отец Робина, Анатолий Греков:
- Видишь ли, Феликс, нам удалось договориться с Сапиеной относительно времени подготовки ответной информации. Это время не может превысить двенадцати суток по нашему счёту. Даже если на Сапиене мгновенно расшифровали нашу передачу и мгновенно составили и закодировали ответ, если бы даже они не затратили на это ни одной секунды, то и тогда опережение не может быть более двенадцати суток. Твоя экстраполяция некорректна.
Феликс сунул свой график в карман.
- И всё-таки, - тихо сказал он, - ответ на "восемнадцать тридцать девять" придёт завтра.
Дед поднялся, упёрся кулаками в стол.
- Я знавал покойного Петра Николаевича Платонова, - объявил он. - Прекрасный был математик. Но с заскоками. Его уравнение, на которое вы тут ссылались, - заскок. Оно не удовлетворяет элементарным требованиям логики.
- Но Платонов предложил принципиально новую систему отсчёта, - сказал Феликс с какой-то затаённой тоской в голосе. - Почему никто не хочет это понять?
- Потому что, молодой человек, его система противоречит факту зависимости "время-пространство".
- Нет. Это противоречие кажущееся.
Дед грозно засопел. Анатолий Греков сказал поспешно:
- Ты устроился с ночлегом, Феликс? Мальчики тебе помогут. У нас тут тесновато… Постой! - окликнул он Феликса, направившегося к двери. - Забери свои карандаши. И этот… брикет.
Глава пятая
САПИЕНА НАРУШАЕТ ГРАФИК
Столовая в Селеногорске называется "У Герасима". Это потому, что робота, обслуживающего столовую, зовут Герасим. Робот он хороший, расторопный. Принеся поднос с едой, он говорит приятным низким голосом; "Кушать подано". Унося посуду, заявляет совсем другим тоном: "Поел - уступи место товарищу".
Феликс наотрез отказался от ужина, и мы с Робином пошли к Герасиму без него. Как всегда, в столовой стоял весёлый гомон. За шахматными столиками сражались участники восемьсот какого-то лунного чемпионата - тут стоит закончиться одному чемпионату, как начинается следующий. Антонио, конечно, торчал у магнитолы, он жаждал музыки и спорил с шахматистами, которые музыки не жаждали.
На нас накинулись с вопросами - что нового на шарике? Они все прекрасно знали, визор и радио здесь почти не выключаются, но всё равно - на прилетавших с Земли было принято накидываться.
Робин изобразил, как я пел на Олимпийских играх, и я сам чуть не подавился супом от смеха. Робин здорово умеет копировать.
Потом я рассказал о лекции Селестена.
- А что, ребятки, в этом есть смысл, - сказал кудрявый селенолог Макги. - Без копыт я, в общем-то, обойдусь, а вот от третьей руки не отказался бы.
Тут, конечно, начался спор.
- Глупости, Мак, - прогудел астрофизик Каневский. - Зачем тебе третья? Научись вначале двумя руками управляться.
- А то я не умею!
- Не умеешь. Вот если ты, к примеру, научишься писать одновременно обеими руками разные тексты, - тогда, пожалуйста. Требуй себе третью.
- Зачем мне это - два текста одновременно?
- Экономия времени. Одной рукой кодируешь информацию о селеногенных породах, другой - отстукиваешь письмо к своей Мэри. Плохо?
- Да при чем тут руки? - закричал Антонио. - Для такой работы надо два мозга иметь в черепной коробке.
- Одного достаточно. Тренировать нужно мозг, вот что. Организм человека ещё не исчерпал своих возможностей. Модификации ни к чему.
- Не представляю, - сказала Ксения своим медленным контральто, - человек с тремя руками! Уродство какое-то. Осьминог. Ужасные вы все рационалисты, никто даже не подумал об эстетическом идеале.
- Правильно, Ксения! - закричал Антонио. - Природа создала человека прекрасным. В человеке все тончайше выверено, целесообразно…
Я не выдержал, прервал его пылкое излияние:
- Ну и что? Прекрасно, потому что привычно. А сделай человечество трехруким - и следующее поколение будет поражаться: какими безобразными инвалидами были раньше люди, подумать только - с двумя руками! Эстетический идеал - дело привычки.
- Да нет необходимости, понимаешь ты это? - Антонио сунул ладонь мне под нос. - Никакой необходимости приклеивать или там вживлять третью руку!
- Далась вам третья рука, - сказал я. - Мне она тоже не нужна. А представьте себе, как Маку надоело таскаться по Луне в скафандре. Надоело ведь, Мак?
- Ну, дальше что? - осведомился Мак. Наверно, он ожидал подвоха.
- И вот ему говорят: милый Мак, мы тебя малость переделаем. Будет у тебя в лёгких дополнительная ёмкость. Заполнишь её воздухом, и ступай себе, можешь весь рабочий день лазать по горам без скафандра…
- И шкура, непробиваемая для метеоритов, - в тон мне заметил Робин.
- Пускай так. Или возьмите… ну, хоть Венеру. Приспособить дыхательный аппарат человека к тамошней атмосфере, к давлению…
- Не ново, Улисс, - сказал Каневский. - Стэффорд уже предлагал что-то в этом роде.
- Стэффорд говорил о длительной и естественной адаптации человеческого организма к инопланетным условиям. Я имею в виду искусственное приспособление.
- И этим искусственно переделанным людям ты закроешь дорогу домой, на Землю, - сказал Каневский. - Им придётся таскать скафандр на Земле.
- Да нет же… - Это мне в голову не приходило. - Ну, не знаю, я не биолог… Только мне кажется, что, если поселенцы хорошо приспособлены к планете, им может и не захотеться домой. Там их дом и будет…
- Поел - уступи место товарищу, - прогремело у меня над ухом.
- Что? - Я не сразу понял, что это Герасим, и вызвал взрыв смеха. - Хоть бы вы чему другому его научили! - сказал я с досадой и встал из-за стола. - Тоже кибернетики! Фантазия дальше еды не идёт.
Я подсел к Ксении на диван.
Спор продолжался. Теперь говорили о роботах. Вот кого следовало отправлять осваивать Венеру - им и меркурианское пекло нипочём, и сверхморозы Плутона… Не зря ли андроидов перебили?.. Мне расхотелось спорить. Чудный выход из положения - посылать роботов. А человечеству что прикажете делать? Отдавливать друг другу ноги в тесноте? Да и вообще…
- Потанцуем? - спросила Ксения.
Антонио всё-таки включил музыку, несмотря на протесты шахматистов.
- Не хочется, - сказал я.
Она испытующе смотрела на меня.
- Что-то в тебе появилось новое, Улисс.
- А именно?
- Не знаю. - Она поднялась. - Что-то угрюмое. Робин, идём танцевать.
Робин, этот дамский угодник, конечно, пошёл.
В столовой появился Дед. Странно всё-таки выглядела здесь его академическая шапочка. Он принялся за еду, благодушно поглядывая на селенитов. Вид у него был такой, словно он сейчас скажет насчёт "племени младого, незнакомого" или что-нибудь в этом роде.
- Иван Александрович, - обратился к нему Каневский, перейдя с интерлинга на русский, - мы тут об андроидах заспорили. Понимаю, конечно, что людям было с ними хлопотно и… неуютно, что ли, но разве нельзя было найти другой выход?
- Можно было, - сказал Дед.
- В конце концов, не было случая, чтобы андроид нанёс человеку вред, ведь так?
- И никак иначе, - подтвердил Дед. - Наоборот, они были очень заботливы.
- Значит, - прогудел Каневский, - можно было обойтись без их уничтожения. Если бы андроидов послали осваивать Венеру…
- Послали? - переспросил Дед, иронически щурясь. - Любопытно, как вы это себе представляете, Каневский?
- Ну, обыкновенно… кинуть клич, объяснить положение… Вы сами сказали, Иван Александрович, что можно было найти другой выход.
- Конечно: превратиться в жирных, ленивых выродков. Чему вас только в школе учили, голубчик? Или кинороботомахия не входит в программу обучения?
- Входит, мы знаем факты. Разумные существа всегда могут договориться друг с другом - этому нас тоже учили. Жестокость не может быть альтернативой разуму…
- Вас учили хорошо. - Дед насупился. Его седые усы воинственно топорщились. - Выключи музыку, Михаил.
Он не признавал имени "Робин" и всегда называл его родительским именем. Робин выключил магнитолу и негромко сказал:
- Повело…
Он не раз слушал рассказы Деда, а мне ещё не доводилось. Я пересел поближе к Деду и приготовился слушать.