— Да если бы все так рубились, как князь, мы бы уже давно покончили с премерзкими супостатами — и с клопоедами, и с янычарами, и с пруссаками недорезанными. Потому как смел, примерно отважен. А ведь отечеством-то, сразу видно, не обласкан, — забыт, прозябает в безвестности, в материальной тягости. Без парика, стрижен, как колодник… Ну ничего, это дело мы поправим. Вы ведь ничего не имеете против, князь?
Как все жестокие и властолюбивые люди, граф Орлов был до жути сентиментален. Однако разговаривал напористо, с начальственными интонациями, не оставляя сомнения в том, кто здесь командует парадом.
— Да, да, конечно, я немедленно прикажу согреть воды. В большом чане, — маркиз кивнул и с виноватым видом посмотрел на Бурова. — Князь, я полагаю, портной и парикмахер подождут до утра, вам действительно необходим парик. Кстати, господа, вы не слыхали о казусе, приключившемся с графом де Ноайлем, с этим рогоносцем, целомудрие жены которого побывало уж верно в двадцати ломбардах? Так вот, находясь в Ceil de Boeuf<“Бычий глаз” (фр.). Освещаемая через потолок комната для придворных перед королевской спальней в Версале. Здесь в ожидании короля придворные обменивались новостями, пересказывали сплетни, затевали интриги.>, муж сей неудачно облокотился о стол, так что от свечи у него загорелся парик. Само собой, он поступил так, как это сделал бы на его месте любой — стал топтать его ногами, чтобы затушить, после чего снова надел на голову. В комнате от этого распространилось изрядное зловоние. В эту минуту вошел король. Удивившись неприятному запаху и не понимая источника его происхождения, он сказал без всякой задней мысли: “Что-то здесь скверно пахнет, похоже, палеными рогами”. При этих словах, как можно догадаться, все стали смеяться — короля и все благородное собрание так и трясло от хохота. Так что бедному рогоносцу не осталось ничего, как только спасаться бегством.
Хорошо рассказывал маркиз, с выражением, искусно лицедействуя и сопровождая монолог жестами. Да только соловья баснями не кормят. А уж смилодона и подавно.
— Браво, маркиз, очень поучительная история. Нектар, амброзия для ушей, — похвалил рассказчика Буров, одобрительно выпятил губу и сдержанно, но демонстративно проглотил слюну. — А вот что касаемо желудка… Прошу извинить меня, господа, что вырываю вас из объятий муз, но случилось так, что обстоятельства вынудили меня пропустить ужин…
Знай, маркиз, наших — так есть хочется, что переночевать негде.
— Ах да, да, я прикажу немедленно подать его вам в комнату, — де Сальмоньяк встал, подошел к цветастой, с бандеролями шпалере, резко дернул неприметный шелковый шнур. — А завтра после парикмахера и портного я пришлю к вам свою младшую дочь Мадлену. Она поможет вам улучшить ваш французский.
Дверь неслышно отворилась, вошел гвардеец-слуга, и Буров с достоинством откланялся.
— Спокойной ночи, господа. Весьма признателен за радушие.
— Спокойной ночи, князь, — граф взглянул на него с благодарностью, маркиз — оценивающе с хитрецой, мадемуазель Ватто — внимательно с тщательно скрываемым восхищением. И отправился Буров по широкому коридору да по мраморной лестнице на третий этаж в отведенные ему апартаменты. Просторные, с инкрустированной мебелью, ничуть не хуже той, что в склепе на кладбище. А вот кормежка здесь была не в пример лучше, не вульгарное баранье варево — паштет из жаворонков, рагу из утки, голубиный бульон, легкое бургундское винишко марки “Вольнэ”, доставляемое из провинции Кот-д'Ор. А потом был огромный, окутанный паром чан, пахнущее миндалем ореховое мыло, юркий, истово подливающий воду из ведра лакей… Наконец, размякнув душой и телом, с зубами, вычищенными ароматизированным мелом, Буров отправился на покой. В шелковой длинной рубахе, на хрустящую простынь, под кисейный балдахин.